Девушка чуть не плакала.
— Я тоже подключилась. Хотела проверить, какой силы круг можно будет собрать. И… Я автоматически сплела потоки, запускающие программу перехода. Просто повторила про себя данные из другого окошка, прежде чем его закрыть. Я уверена в том, что у нас все получилось – я почувствовала, как сила прокатилась сквозь меня, замыкая круг.
— Почему же ты считаешь, что лучше было бы запустить программу на полную мощь? – удивился Бобби.
— Нас пока не так много, чтобы энергии Источника хватило, — объяснила Маша, — это было бы столь же бесполезно, как пытаться впятером столкнуть с места гору. А мы взялись за небольшой валун. И он сместился.
Вэйнврайт в задумчивости барабанил пальцами по столу.
— Думаю, это хорошо, что у вас все получилось, — заявил он, — и я догадываюсь, что ты сама считаешь так же. Но я не понимаю, почему ты посыпаешь голову пеплом и вообще всячески демонстрируешь раскаяние. Сделанного не воротишь – наслаждайся результатом.
— Потому что я сделала это сама, — вздохнула Маша, — я воспользовалась силой всех, кто был подключен к кругу, не поставив их в известность о том, что сейчас случится. Я использовала их втемную, не дав им шанса не только принять решение, но даже понять, что оно вообще было.
Бобби кивнул. Он знал, что Маша всегда настаивала на том, что вопрос перехода должен решаться общемировым референдумом. И даже такой маленьких шаг казался ей недопустимым волюнтаризмом и узурпацией гражданских прав. Вэйнврайт никогда не скрывал, что придерживается на этот счет иного мнения. Что Регент и доказал уже следующей фразой.
— Самобичевание прекратить. Эксперимент не повторять. По крайней мере, до личного распоряжения Фьялара – это его проект. И в курс дела его тоже пока не вводить, у него и так головной боли достаточно с этими чикагскими разборками. Хочешь взять на себя ответственность за последствия – проследи за ними. А мы поможем.
Маша молча кивнула. Вэйнврайт удовлетворенно усмехнулся и обернулся к Тильде.
— По этому поводу, девочка, можешь наведаться на этаж к гулям и раздобыть там блюдо пирожных и шампанское. Скажешь, я тебе разрешил.
— А они мне поверят? – недоверчиво спросила Тильда, уже не раз получавшая отказ от начальника отдела снабжения.
— Не сомневайся, — рассмеялся Вэйнврайт, — врать за моей спиной даже у тебя нахальства не хватит. Это любому гулю ясно, как белый день.
— Конечно, — ангельским голосом согласилась Тильда, уже от двери оглянувшись на Машу и подмигнув ей в тот самый момент, когда Лорд Регент повернулся к ней спиной.
69. Пресс-релиз. Мидгард. Разное
Узкий извилистый проход заканчивался крутой лестницей, вырубленной в толще скалы. Дарин поднял руку, и цверги в молчании остановились. Он медленно начал подниматься, вглядываясь в темноту пещеры наверху, чуть более светлую, чем подгорная тьма. Тихо и пусто. Дарин осмотрелся, вернулся к лестнице, сделал отряду знак следовать за собой.
— Что-то не так? – встревоженно спросила Харис. — По-моему, с прошлого раза тут ничего не изменилось.
— Не знаю, — задумчиво покачал головой Дарин, — у меня просто чешется затылок. Словно кто взглядом сверлит. Может…
— Уже не «может», — перебил его Строр, — а «наверняка».
Старый цверг подошел к Дарину, брезгливо протягивая двумя пальцами свою находку – ботинок с шипастой подошвой, треснувшей пополам.
— Я уверен, — добавил он, — если хорошо поискать, и другие следы найдутся.
— Может, это та странная девица? – спросила Харис.
— Не думаю, — покачал головой Дарин, — я ее внимательно разглядывал, нога у нее на дюйм, если не больше, короче этого башмака. Это просто люди.
— Это просто люди, — передразнила его Харис, — просто люди, которые не могут войти сюда, люди, для которых эта щель в скале – прочный нерушимый камень. Магический барьер.
— Не мы ставили этот барьер, — вздохнул Строр, — не мы и сняли. Что-то изменилось в верхнем мире. К добру или к худу – остается только гадать.
Дарин с отвращением отшвырнул в сторону ботинок. Тот упал у самой стены с гулким стуком.
— Гадать не будем, — мрачно заявил он, — и не прогадаем.
— А что будем? – осведомилась Харис, с вызовом уперев руки в бока.
— Будем действовать по инструкции, — улыбнулся Строр, игнорируя недовольную мину командира, — «в случае ослабления или нарушения барьера, преграждающего путь в Верхний мир или из него, отряд выходит на поверхность с целью разведки ближайших окрестностей».
— Выходит, — подтвердил Дарин, — и это мне, Локи меня забери, вовсе не по душе.
— Скучный ты, командир, — рассмеялась Харис, — а я вот надеюсь, что мы разведаем себе какое-нибудь приключение. В последний раз топором мне довелось помахать лет двадцать назад. Да и то, больше для острастки. Клешнеруки от одного вида разбежались по туннелям.
— А ты вообще клешнерука хоть раз в жизни видела? – возмутился Строр, — мне кажется, ты заливаешь.
— Отставить! – рявкнул Дарин, — вообще и совсем. Разговоры отменяются. Мы выходим.
***
— Нёкки говорит, эта птица опять прилетела вчера, — сообщил Биггвир, закидывая лук за спину.
Деккиро пожал плечами.
— Меньше слушай, что болтают дриады, — хмыкнул он, — в дураках не окажешься.
— Но я и сам слышал! – возмущенно возразил Биггвир, — она летала над лесом с громким жужжанием. Или гудением. Но, когда я добежал до поляны, откуда ее можно было бы разглядеть, она уже улетела.
— Птицы не гудят, — со знанием дела заметил Деккиро, — может, это была пчела?
— Пчела размером с дом? – удивился Биггвир, — это кто из нас себя сейчас дураком выставляет?
— А гудящие и жужжащие птицы, размером с дом, по-твоему, бывают?
— Но Нёкки…
— Болтушка и лгунья. Слушать не хочу.
Альвы сложили подстреленную дичь в ягдташи и направились по узкой тропке, петляющей между деревьями, к поселку. Местность слегка поднималась к пологому холму в самой гуще тайги, и солнце золотило вершины деревьев, а ветерок шевелил листву, рассыпая эту позолоту тысячами искорок. Зеленая одежда охотников почти сливалась с молодой порослью по бокам тропы, их золотистые волосы ловили слетающие с деревьев солнечные отблески, яркие глаза отражали виднеющееся в просветах крон небо.
Деревья на холме росли ровным кругом, и на каждом из них, на высоте десяти футов, ветви сплетались, образуя причудливые формы «бейли», древесных домов. Между домами провисали сплетенные из травы мостки, чтобы забежать в гости к соседу на землю спускаться не приходилось. Деккиро свистнул в два пальца, из ближайшего бейли упала веревочная лестница. Из круглого проема, заменяющего и дверь, и окно, показалась любопытное личико Баллы.
— Долго вас не было, — сказала девушка, скорчив капризную рожицу, — я уже волноваться начала. Времена настали неспокойные. Вот и Нёкки говорит…
— И ты туда же, — скривился Деккиро, — разносишь дриадские сплетни. Народ мутишь.
— Нёкки говорит, — продолжила Балла, словно не замечая неудовольствия брата, — что это вовсе и не птица была. Она не живая. Железная.
— Ну, час от часу не легче, — рассмеялся альв, — у кого же есть столько железа? Даже Вёлунд не обладает подобным богатством.
Биггвир нахмурился.
— У людей, — тихо сказал он, — у людей есть много железа.
— Скажешь тоже, — рассмеялась Балла, — откуда тут взяться людям? Барьер стоит вот уже тысячу лет. И за это время сюда не забрел ни один, даже самый любопытный охотник. Завеса надежно скрывает Холм.
Биггвир не ответил, прислушиваясь к стремительно приближающемуся гулу.
— Наверх, — он решительно подтолкнул друга к веревочной лестнице, — прячемся!
В тот самый миг, как альвы вскочили в бейли, втянув за собой лестницу и прикрыв вход сплетенной из ветвей дверцей, над Холмом показался вертолет.
***
— И что ты решил? – спросила Уна.
Княгиня сидела в золоченом кресле, сплетенном из цветущих ветвей шиповника. Лепестки из розового граната, серединки – алые рубины. Винно-красный бархат платья подчеркивал белизну ее кожи и темный шелк волос. Синие глаза пристально смотрели на Князя, словно пытаясь проникнуть в самую глубину его помыслов.
— Я выслушаю его, — вздохнул Фионнбар, — хотя мне это упорство не нравится. Мелисента его любит. Если он погибнет, ее сердце будет разбито. На этот раз…
— На этот раз ее душа едина в своей двойственности, — заметила княгиня, — девочка любит его в обоих мирах. Такого еще не случалось. И она в него верит.
— Этого может не хватить, — покачал головой глава Дома Фионна, — и даже твоей воли может быть недостаточно. Мне придется дать ему испытание, которое не выдержал бы ни один смертный. Я не могу обойти закон.
— Тебя никто и не просит, — возразила Уна, — но у него должен быть шанс. Это и есть Закон.
Князь не ответил, вглядываясь в пляшущее в глубоком камине, выложенном речным камнем, пламя. В его отблесках ему почудилась кровь. Но чья? Этого он не знал.
— Пусть приходят, — решил он, — я выслушаю его просьбу и дам ему шанс. Но если…
— Не будем об этом, — мягко сказала Уна, — не накликай беды, пока она не придет сама. А может, и стороной пройдет. Я же говорю тебе, на этот раз…
— Любовь настоящая, — закончил за жену Князь.
Уна благодарно улыбнулась супругу и поднялась с кресла. Здесь, под Холмом, ее силы хватало, чтобы свивать в Грезе целые миры, где четыре луны водили разноцветный хоровод по зеленому небу, а облака плясали вокруг под музыку звезд. Но душа Княгини Фионна истосковалась по настоящему небу, по свету живых звезд и свежему ветру. И она направилась к выходу из Холма, чтобы хоть краем глаза взглянуть на мир, закрытый для нее после возвращения из Авалона.
Фионнбар последовал за ней, тихо вздыхая. За долгие века его любовь к Уне не только не угасла – она разгорелась ровным сильным пламенем, и ее тоска передавалась ему, заставляя его сердце сжиматься от боли.
За порогом Сидха ночь дышала ароматами трав и ночной фиалки. Звезды сияли на синем бархате неба, как глаза бессмертных Ши. Ветер шевелил черные волосы Уны, сливая их с ночной мглой.