– мыть руки.
– Надо выставить охрану, – опомнился Одинцов, когда они добрались до содержимого десятого мешка. – Темнеет, однако.
– Нет, я ещё пороюсь, – произнес Гуров, трогая дубленку ладно сидящую на Одинцове. – А ты можешь идти! Кстати, что-то я не слышу слов благодарности? Ась?
– Сенька вери матч, – отблагодарил Одинцов на чукмекском языке, не давая тому припомнить, как отказывался заниматься этим барахлишком первоначально.
– Ну и.
– Готов проставиться хоть сейчас.
– Вот так бы сразу, товарищ – барин! – Гуров ещё раз потрогал дубленку, одетую Одинцовым. – Пятьдесят четвертый, размерчик то?
– Пятьдесят шестой! Ну, я помчался – куплю замок на контейнер и пузырь. Водки или.
– Или. И не скупердяйничай, капраз. Надо хорошо обмыть! Дубленку сними! Куда ты в ней?
Пока воодушевленный Одинцов скитался по магазинам, появилась местная публика. Как они прознали про содержимое контейнера осталось их коммерческой тайной. Тётки из числа кладовщиц, крановщиц, автопогрузчиков и прочих представителей доблестного рабочего класса устроили самый настоящий подиум. Красуясь, друг перед другом и прохожими, они важно расхаживали по причалу, виляя своими самыми смачными местами. В лучах крановых прожекторов пестрели и переливались шубы и полушубки, мантии и дубленки, кожаные куртки и пальто. Не было только вспышек фотокамер. Но самый кайф начался, когда женщины стали задавать вопросы по ценам, понравившихся им вещей. Это надо было видеть. Они пытались тут же занять деньги друг у друга. Убегали и возвращались. Просили отложить до утра. Когда появился Одинцов, он застал исцелованного во все места Гурова с целлофановым мешком нашпигованным денежными купюрами. Это была удача. Решили контейнер никуда не вывозить и организовать продажу в одном из помещений порта. Через девчонок из столовой, которая работала и в вечернее время, договорились с заведующим о размещении шмуток в одном из помещений, примыкающем к раздевалке. Заплатили грузчикам за перенос мешков и закрыли дверь на замок. Одинцов сдал транспортникам пустой контейнер и бизнесмены в этой же столовой, в закутке для начальников, с размахом отметили свою первую сделку с барахлом. Пили много, ели мало – видимо от усталости.
– Саныч! – на повышенных тонах и в обнимку с заведующим столовкой, изъяснялся Гуров. – Ты думаешь, мы какие-то там буржуи?
И сам себе отвечал:
– Нет, мы не капиталисты! Вот, – Гуров указал на Одинцова, – это знаешь кто? Живой капраз! Похож он на буржуя?
– Не-а! – заплетающимся голосом ответил завстол.
– А я, бывший капитан дальнего плавания Гуров, похож на буржуя?
– Не-а!
– Эх, Саныч. Друг!
Время от времени, в дверях закутка появлялись барышни в спецовках и Одинцов удалялся – не упускать же возможность реализации товара. Всё повторялось, как и на причале, но, судя по биркам на спецовках – это были уже не местные девчонки, а с соседних портов и городских подразделений. Со времен Совдепии срабатывал эффект дефицита и подружки моментом обзванивали друг друга, делясь ценной информацией о товаре. За один час Одинцов отоварил очередную делегацию трудящихся женщин и закрыл «море на замок». Этого требовала и текущая обстановка – из столовки всё громче и настойчивее доносился голос пана капитана.
– И тут я, хрясь! – во весь голос, гаркнул он. – Лево на борт! Потом – право на борт! Поздно! Реверс, кричу, на всю его механическую мать!
– Ну и? – всё громче отвечал и завстол.
– Чё, ну и? Долбанулись так, что вся рыба обратно вместе с тралом улетела!
– Ну и?
– Ты, чё не моряк что ли? Я же реверс дал!
– Ну и?
– Не знаешь что такое реверс? Ну, блин, от латинского ревертос – поворачивать оглобли назад. Понял?
– Ну и?
– Задний ход разумеешь? Где капраз? Коля, он не моряк!
«Пошли разборки!» – сообразил Одинцов и помчался выручать завстола – сориться с ним, когда всё с реализацией товара шло как по маслу, не было никакого смысла. Он тут же вручил Санычу поллитра и увёл разбушевавшегося было пана капитана за пределы и столовой, и порта.
– Нет, ты представляешь, – оправдывался Гуров, усаживаясь с Одинцовым в такси, – реверса не знает?
– Реверс будет, – как можно строже отвечал Одинцов, – если он все наши шмутки из столовки повыкидывает. Нашёл с кем спорить. Моряк, блин, спички бряк!
– Ты на что, капраз, намекаешь? Ась?
– Аврора тебе всё подробно объяснит! Во где будет реверс покруче всех остальных!
Так и получилось. Несмотря на объяснения Одинцова и прихваченные Гуровым меха, Аврора пинками прогнала пана капитана по всем ступенькам до самой двери, захлопнувшейся на её же оборвавшейся фразе:
– Кусок дерьма.
«Интересно, что в третьем часу ночи, произнесет моя суженная?» – задумался капраз, отъезжая от дома пана капитана.
К открытию шопа по продаже мехов всё было готово, за исключением самих продавцов. Их просто не было. Но говорили, вот – вот должны появиться.
– Да что ж это такое, – возмущалась громовым голосом женщина из очереди, – мне уже на кране надо быть, а я торчу здесь. Где эти торгаши?
– Иди, лезь на кран, – подсказывал кто-то стоящий в конце очереди. – Тебя никто не держит. Раздавались и конкретные предложения:
– А где заведующий столовой? Надо у него ключи забрать и начать примерку.
– Верно! Кто видел завстола?
– Давайте создадим комиссию и вскроем кладовку!
– Ломай запоры! Прихватизируем лавочное изобилие!
– Экспроприируй экспроприаторов!
В раздевалке появился помятый завстол. Кто-то из самых нетерпеливых завопил:
– Даешь меха!
– Саныч – ключи на стол!
– Воды! – вместо ответа на вопли промычал завстол. – Дайте воды!
– Да принесите же воды! – гаркнула ближайшая к нему дама. – Человеку плохо!
На Саныче не было лица. Он жадно заглотнул протянутый кем-то стакан с водой и придя в себя сразу же стал на стражу закона:
– Только через мой труп! Есть владельцы и я, как заведующий, обязан обеспечить порядок.
– И когда это произойдет? – спросила дама, ранее позаботившаяся о здоровье завстола. – Нам на работу идти!
– Сделаем так, – Саныч не лишен был оргспособностей. – Я дам команду подсобным рабочим, и они расставят здесь в раздевалке вешалки. Затем, когда прибудут владельцы, мы развесим товар на вешалках. Будем запускать по пять человек. Поэтому первые пятеро останьтесь, а остальные запишитесь, указав служебные телефоны. Мы вас пригласим. Всё ясно?
Предложение было разумным, поэтому никто не стал возражать. Первая пятерка осталась на вахте. Остальные разошлись по рабочим местам.
Вскоре появились не менее помятые чем завстол, владельцы дефицита. Гуров с важным видом открыл кладовку, и подсобные рабочие стали выворачивать мешки. Тут же на пустом месте образовалась толпа народу. Из толпы, видя появляющиеся практически новые вещи, послышался одобрительный гул. Развесив свой причудливый товар на вешалках, где обычно вывешивались грязные телогрейки и куртки, запустили первую пятерку. Одинцов изобразил из себя кассира и процесс пошел.
Цены шокировали и утренних модниц, которые подобно вечернему подиуму прикольно демонстрировали свои наряды и, потратив все свои сбережения, устремлялись занимать деньги где только можно. Детские шубки разметались едва появлялась очередная партия. Не трудно было понять, что многие хотели не только себя одеть, но и прилично подзаработать на стороне. Народ был настолько увлечен происходящим, что не заметил появления кого-то из местного начальства.
– Что за оживляж в рабочее время?
– Ух-ты, – раздалось из толпы. – Сам начальник портофлота!
– Где заведующий столовой? – голос начальника становился всё более суровым. Надо было что-то делать, и бизнесмены бросились наперерез начальнику, уводя его в сторону. О чем они говорили никто не слышал, но больше его никто не видел.
– Сколько ты ему сунул? – шепотом спросил у Одинцова Гуров.
– Сто баксов.
– Не много ли? – чуть не плача спросил пан капитан.
– Для такого начальника? Не мало ли?
Торги продолжились с ещё большим азартом. К обеду, столующихся, как впрочем и тех кто должен был готовить и подавать пищу, не оказалось. Всех их вместе взятых поглотила огромная, растянувшаяся по всем коридорам и лестницам, очередь. Причем желающих, становилось всё больше и больше. Одинцов уже дважды съездил к валютчикам поменять рубли на доллары, потому как «деревянные» некуда было складывать. Так продолжалось пять суток подряд. Изнеможенные бизнесмены еле держались на ногах. Но никто не роптал – они делали деньги, которые им никогда и не снились.
– Вот это пруха! – визжал пан капитан, довольно потирая руками. – Блин, не думал, что на шмутье можно так заработать. Коля? Да оторвись ты!
Одинцов, не отрываясь, пересчитывал зеленые купюры. Наконец и он воодушевленно заголосил:
– Почти девяносто тысяч долларов! Полный отпад!
– А скажем – восемьдесят! – Гуров был в своем амплуа.
Одинцов укоризненно глянул на партнера и заметил:
– У нас же средняя прибыль десять долларов за вещь? Помножь на общее количество и получишь параметры нашей прибыли. Не надо химичить, Иван! Доверие партнера даст ещё большую прибыль.
– А брак? – не унимался Гуров.
– Его перекрывает сверхприбыль над десятью долларами. Манто, если помнишь, уходили более, чем за двадцать долларов. Мужские дубленки за пятнадцать и так далее.
– Ну, а кто об этом знает?
– Не хотелось бы подозрений.
– Я сам всё улажу, тем более, что брак мы можем предъявить. Саныч дает кладовку ещё на неделю.
Гуров отсчитал пять «штук зеленых» и дал Одинцову. Тот молча взял и запихнул за пазуху. Молча и разошлись. Утром ожидался прилет англичанина, а ближе к вечеру прибывали их соучредители – Данек и Наташа. Уже сутки, как бизнес-леди почуяла что-то неладное, а предложение Гурова приехать на пару дней позже, лишь усилило её беспокойство. Она накрутила Данека и он затребовал у Одинцова-Гурова встречу для разборки текущей деятельности, включая завершение новогодних платежей. Встреча партнеров изначально не сулила ничего хорошего.