– Да, это не проблема, – согласился Гуров. – Наоборот, меня вполне устраивают польские моряки. И ремонтники у вас хорошие. Я, кстати, ещё недельку-другую посмотрю на наших балбесов и, вполне возможно, перегоню БАТМ в Польшу. Тем паче, что запчасти всё равно у вас заказывают. Да и таможня покладистее. А наша, перед выходом на промысел, замордует! Так, это Данек, польский рыболовный флот совсем что ли зачах?
– Похоже, да. Ловят мелочевку на Балтике: кильку, салаку. Но разве это рыба? Нам селедка нужна, дальневосточный минтай. А у вас, я понял, флот ещё держится?
– Держится? – с неким возмущением произнес Гуров. – С тех пор, как за дело взялся капитан дальнего плавания Гуров, наш флот возрождается!
– Узнаю пана Гурова в лучшие времена.
– Лучшие времена, Данек, ушли вместе с нашей молодостью. Ну, всё! Предложение твоё хорошее. Приезжай. Но одно условие – без Наташи! Извини, друг, но её вопли нам как раз не к чему. Пошла мужская работа!
– Как скажешь, – согласился Данек, потому как мяч был на российской стороне. – Завтра к обеду буду.
– Да! Если сможешь, прихвати копии основной технической документации и карго-план.
– Хорошо, прихвачу. Если ты объяснишь мне не моряку, что такое карго-план?
– Если коротко, то это план размещения грузов. Второй помощник капитана это знает. У него и спрашивай, если капитан, конечно, разрешит.
– Разрешит? Куда он денется! Ему пенендзе надо зарабатывать, семью кормить. А семья у него большая – трое девчонок, не считая супруги.
– Ладно, убедил, – согласился Гуров. – Жду!
Гуров повесил трубку. Он был рад, что в разговор не встряла польско-русская Наташка. Они практически свернули свою деятельность с польскими партнерами, но кое-какие денежные долги ещё оставались. Это была любимая тема бизнес-леди, которая контролировала денежные потоки. Весь набор столь необходимых ей для общения матюгов теперь обрушивался на Данека, потому что Гуров принципиально не желал иметь с ней дело и тем более разговаривать по телефону. Одинцов же – их генеральный директор – нынче пропадал в командивках, теряя нити управления и забывая, кто и что кому должен. У мореманов просто не было времени бегать и выбивать старые долги. Деньги же с нового для них, топливного бизнеса, сыпались как из рога изобилия. Все предлагали предоплату – только дай топливо и сейчас! С другой стороны, мореманов устраивала и новая схема продаж, когда торгуешь не фурами и вагонами, как было с мукой или макаронами, а целыми эшелонами с топливом, без которого, оказывается, все пароходы стоят без движения. После комбинированной бункеровки пароходства с использованием военных и гражданских танкеров, посыпался шквал звонков. К тому же в регионе образовался дефицит нефтепродуктов – так всегда бывает при увеличении поставок на экспорт. У них не спрашивали цену топлива. У них спрашивали есть топливо или нет?
Но полной неожиданностью для всех потребителей стало известие об отгрузке в адрес мореманов флотского мазута. Сами же они с немалым удивлением выяснили, что не только БАТМы потребляют этот мазут, но и городские котельные. А их по Калининградской области набралось немало. В советские времена, когда деньги никто не считал, они использовали дизельное топливо. Теперь, это стало не выгодно, и они перешли на флотский мазут. Офис мореманов заполонили снабженцы, которым их грозные боссы приказали без мазута не возвращаться. Ситуация накалилась до предела. Пошли звонки из мэрии и областной администрации с требованиями отдать мазут на нужды народа.
– А рыбаки – не народ? – кричал Гуров в телефонную трубку. – Им на промысел идти, рыбу добывать! Вы сами то рыбу любите? И я люблю. Ну, так что будем делать?
Одинцов, тем временем, выбил на нефтеперерабатывающем заводе ещё две цистерны мазута. Но чиновники, зная, что БАТМ в лучшем случае выйдет через два месяца, требовали реализации всего ресурса в ноль. К этому периоду морской деятельности, мореманы всеми правдами и неправдами обзавелись лицензией на право занятия бункеровками судов. Лицензия была необходима и за неё отстегнули немалые гроши. Вот эту лицензию как раз и грозились отозвать.
– Блин, совсем оборзели, чинуши, – вомущался капраз. – Бабки за лицензию получили, а теперь угрожают её изъять.
– Та хрен с ним, с этим мазутом, – в конце концов, согласился пан капитан. – Ставь потолочную цену, хоть «наваримся».
– Это понятно, что «наваримся» – дураков нет, – не совсем соглашался Одинцов, прочувствовавший на собственной шкуре все прелести выбивания нефтепродуктов в чужом городе. – Где гарантии? А если мазута не будет? Вы ж меня с Ричардом размажете, как масло на хлеб.
– Та размажем, в любом случае. Не прживай. Я думаю, надо подключать начпара, – сделал вывод Гуров. – Без его авторитета – полный капец!
– Блин, Иван, ты не врубаешься что ли? – у Одинцова стали сдавать нервы. – Я бабки даю поставщику – три доллара с тонны! Они сами заинтересованы, нам отгрузить. Но экспорт, который всё увеличивается и увеличивается, перекрывает им дыхалку. Мужики физически ничего не могут. У их начальников, экспорт в приоритете.
– Капраз, не обижайся, конечно, но всё же, как все бывшие военные, ты, туповат.
Лицо Одинцова, в свойственной ему манере, стало покрываться помидорными пятнами. Он вскочил, ухватил Гурова за лацканы пиджака и угрожающе зашипел подобно питону из мультика про Маугли:
– Я к-о-г-д-а-нибудь тебя побью – любителя африканских отмелей! Вот ты умный, а я тупой! В чем же, твоя умизна?
– Ладно, капраз, извини, – пошел на попятную Гуров и тот чуток расслабил тиски своих рук. – Но мог бы и сам сообразить, имея под рукой оффшорную компанию. Мы и есть экспорт – ты, я и Ричард! Весь смысл экспорта в том, что поставщик зарабатывает
сверхприбыль на получении возврата НДСа. А это, двадцать процентов от стоимости нефтепродукта, зафиксированного в договоре продажи и банковском паспорте сделки! Конечно, на кой им внутренний рынок, когда такие бабки.
– А как же мы купим в море у своей оффшорки без зачета НДСа?
– Умный вопрос!
– Ну, не всё же время быть тупым.
– Ещё раз, извини, Колян. Этого нюанса я не учел. Я не прав.
Одинцов окончательно разжал руки, и Гуров уселся в кресло, из которого минутой раньше был извлечен.
– Нервы стали сдавать, – заметил пан капитан. – Я думаю, надо развеяться. Давай, куда-нибудь сходим. А мазут найдем. С учетом собственных продаж рыбы на экспорт, можно и у оффшорки купить – своей или чужой, без разницы. Эту проблему, я беру на себя.
В рыбалке есть ещё много нюансов. Обещаю, за рюмочкой чая открыть все секреты.
Бизнесмены отправились в новый пивной ресторан на Литовском валу, откуда Гурову доставляли пиво «Редюит». Ресторан также назывался «Редюит» от французского redoute – опорный пункт, убежище прямоугольной формы, подготовленное к круговой обороне. от жён мореманов. Как всегда, мореманы пили и говорили много, а ели мало. Поэтому и развезло их под закрытие заведения. Теперь сложно сказать, поделился с Одинцовым пан капитан своими секретами или нет. Здесь, как у Владимира Высоцкого: «. помню только, что стены с обоями.»
Загулявшие посетители, выходившие из ресторана, лицезрели картину «без обоев». Они видели двух теток, лихо раздающих налево и направо многоэтажные матюги и оплеухи, которые доставались, судя по отдельным ответным репликам, двум морякам и происходило все это безобразие в четвертом часу ночи при загрузке их бренных тел, как у Михаила Боярского, в «зеленоглазое такси», притормозившее, аккурат у «Редюита». Раздача пряников и слонов происходила в индивидуальном порядке, как только мореманы добрались каждый до своей обители. К этому времени, они проживали по соседству уже в других, не совдеповских квартирах. Теперь, как положено, у них были большие прихожие и кухни, залы с каминами и застекленные лоджии. Одинцов наконец обзавелся собственной каютой, куда он запирался всякий раз, когда хотел уединиться. Он и уединился, в смысле – закрылся, как только супруга пропустила его в прихожую.
– Открой, плавающее дерьмо! – закричала военно-морская Натали, дергая бронзовую дверную ручку. – Я хочу с тобой серьезно поговорить!
– Дай побыть одному! Должен же я сос-р-э-дото-чэца! Отпрянь!
– Ну, пыль реакторная! Только выйди! Я те устрою радиацию! А всё этот пропойца Гуров! Раньше ты таким не был.
– Раньше и пить было не на что. Радуйся, дуреха! А то всё пилишь, пилишь, пилишь, пилишь, пи.
Капраз, не выполнив своего супружеского долга, уронил голову на стол и уснул. Дом располагался на углу одной из центральных улиц и старые трамваи, издавая во время поворота свой типичный скрипящий звук, и выбивая своими железными рогами искру, освещали вспышками каюту Одинцова. Свет был выключен и в лучах этой катавасии звуков и вспышек, как бы из небытия, важно выплывали парусники ручной работы, модели боевых кораблей с открытыми ракетными ангарами, военные самолеты многих стран мира, пикировавшие на всякого сюда вошедшего, а также разного рода штурвалы, колокола громкого боя и прочие, просто стоящие на полках или прикрепленные на стенах, предметы морского обихода. Капразу конечно же было еще далековато до коллекции пана капитана, но его кают-компания наращивалась, пополняясь разными безделушками. Было в ней и то, что никогда не появится в кают-компании Гурова. Это было то, что составляло гордость всей капразовской коллекции. Конечно, это были подводные лодки разных проектов – от многоцелевых до стратегических, сделанные из черного эбонита. Всякий раз, когда Одинцова навещали приятели и спрашивали об этих моделях подводных лодок, в его глазах появлялся живой огонек, и он начинал подробно, а иногда и дотошно рассказывать о деталях субмарин и прелестях подводной службы, перечисляя все известные и малоизвестные проекты подводных лодок, фамилии командиров и командующих флотами, вышедших из бывших командиров.
– Вы что-нибудь слыхали про подводный атомоход «К-162» шестьсот шестьдесят первого проекта? Не слыхали? Вот его моделька стоит – длинненькая такая. Я вам такое скажу, ух. Этой лодке принадлежит мировой рекорд подводной скорости – сорок четыре и семь десятых узла! Шумность в центральном посту доходила до ста децибелов – почти как в самолете. На циркуляции, возникало гидродинамическое сопротивление, приводящее к деформации внешнего, так называемого у подводников «легкого» корпуса подводной лодки. Как следствие, на скорости под водой было вырвано всё, вплоть до рубочных дверей. Дела.