– Слушайте, товарищи акулы, – отсмеявшись, сказал Илья, – я б на вашем месте забил на эти гроши вот такой толщины сваю и свалил отсюда со спринтерской скоростью. Обратно на Пятак лодки да купальщиков стеречь. Потому что эту контрабандную лавочку мы скоро прикроем. Всех причастных – за ушко и на солнышко. А вам, как я понял, на солнышке гарантированный абзац.
– Так там же голимый яд, в Пятаке-то! – взвыли обжуленные со всех сторон ихтиандры. – Погибели нашей желаете?
Пришлось тут и Добрынину помахать корочками санитарного инспектора. Дабы поверили «ксенаканты», что озеро Пятак чище слезы Царевны-лягушки, рыдающей по братикам и сестричкам, которых тоннами поедают иноземные гурманы.
В итоге через полчаса совместной деятельности квакушки были вызволены, садки разломаны и утоплены, а заветный Никитин багор, наоборот, выужен. Псину отвязали и отпустили на все четыре стороны (впрочем, она решила остаться). В радиоэфир посредством спутникового телефона послали условный сигнал «особо срочно», призывающий на черемушские топи браконьерское начальство. Людям-акулам на всякий случай порекомендовали нырнуть поглубже и залечь на дно. Выставлять их стукачами, даже и перед негодяями, наши витязи не собирались.
Оставалось дождаться прибытия главных злодеев.
Тревожный звонок спутникового телефона застал старшего специалиста по экспорту картафановской болотной фауны за макияжем. Нинель Виленовна Швепс, привлекательная сухопарая брюнетка возраста где-то между тридцатью пятью и пятьюдесятью, обладательница завидного бюста из силикона и чувственных губ от дорогого пластического хирурга, вздрогнула и ткнула оттеночным карандашиком не в бровь, а в глаз. К счастью, не слишком сильно. Глаз, впрочем, предстояло мыть и рисовать заново.
Нинель Виленовна шипя от боли и гневаясь на несправедливость судьбы, выразилась в адрес телефона разными тихими словами, после чего закричала уже в полный голос:
– Мурзик! – Вообще-то тембром она обладала весьма приятным; но сейчас его портили истерические нотки. – Мурзик, ты что, оглох? Возьми же чертову трубку!
– Уже взял, – ответствовал Мурзик, входя в туалетную комнату госпожи Швепс.
Оказалось, что это плешивый полноватый мужчина зрелых лет, не утративший, впрочем, военной выправки и любви к военной форме. Этакий крепыш-боровичок в камуфляже. Узри его сейчас наши герои, наверняка узнали бы в нем… Но не будем торопить события. Еще увидят, еще узнают. На шее под левым ухом у боровичка Мурзика виднелись продолговатые шрамы – точь-в-точь от заросших жаберных щелей. В одной руке он нес чертову трубку, в другой черный берет со строгой эмблемой.
– Ну что там, что там? – взволнованно вскричала Нинель Виленовна, с ожесточением оттирая безнадежно испорченный макияж.
– Да так, какой-то идиот-шутник. Непонятно только, откуда он взял наш номер. Ты кому-нибудь давала? – Почувствовав, что семейная атмосфера наполнилась угрожающими вибрациями, какие распространяет вулкан за секунду перед взрывом, он поспешно добавил: – В смысле этот номер?
– Разумеется, нет. – Вулкан до поры заснул. – Что он сказал, Мурзик?
– Дурь он сказал, зайка. «По всей Черемухе бушующие волны».
– О господи! – выдохнула Нинель Виленовна, роняя испачканный косметический диск на столик. – Господи, Мурзик, на что годится твоя память?! Это никакой не шутник. Это наши лягушиные работнички сигнализируют о желании встретиться. Причем прямо сейчас. Боевая тревога, понимаешь, полковник? Аврал и время «Ч»! Немедленно вызывай своих костоломов. Мы едем на болото.
Она порывисто вскочила, отчего полы халата распахнулись, обнажив узкие бедра, алые трусики-тонги и мускулистый живот, и промчалась к гардеробу.
Мурзик отшатнулся, пряча усмешку. Его супруга так и не успела толком смыть макияж, и сейчас вокруг одного глаза госпожи Швепс расплывалось пятно пугающего синюшного оттенка. Однако показывать веселье в открытую решительно не стоило. Нинель Виленовна, в прошлом центральный нападающий волейбольной команды, обладала не только высокой стройной фигурой, но также хлестким, поистине убийственным атакующим ударом правой руки.
Болельщики, подруги по команде, а паче того соперницы звали ее некогда Гаубицей.
Десант, высадившийся рядом с кофейной «окушкой», состоял из боровичка Мурзика и троих бритоголовых молодых здоровяков в полувоенной форме с подозрительной эмблемой вроде свастики на плече. Сама Нинель Виленовна нарядилась в крапчатый костюмчик сафари из дорогого сукна, колонизаторский пробковый шлем и замечательные блестящие ботфорты.
Бойцы несли на поясах резиновые дубинки, Мурзик был вооружен решительностью и умением отдавать четкие команды. Гаубица, как мы уже отмечали, умела обходиться без вспомогательных средств. Один ее подзатыльник стоил всех дубинок бритых мальчиков.
– Где-то я уже видел эту развалюху, – тяжко задумался господин Швепс, разглядывая машинку наших героев. Память у него и вправду никуда не годилась.
Лысые бойскауты нестройно промычали, что тоже где-то видели. У них память была значительно лучше. Но Полковник, как звали за пределами семьи Швепсов боровичка Мурзика, приказа говорить не отдавал.
– Сейчас это маловажно, – отрезала Нинель Виленовна и шагнула на тропу, совершив тем самым первую непоправимую ошибку. – За мной, бойцы.
Возразить ей никто не посмел. Младшие чины блюли субординацию. Полковник слишком хорошо знал, какой скорострельностью, дальнобойностью и точностью обладает карающая длань его благоверной Гаубицы. А главное – каким зарядом в пересчете на тротиловый эквивалент.
Путешествие отряда к лагерю людей-акул сопровождалось множеством угрожающих примет. Как то: всплывали пузыри вонючего газа в обычно спокойных лужицах, активизировался гнус, выл ветер, молчали птицы и наконец падали на тропинку сухие веточки. Но современные городские люди не умеют разглядеть указующие знаки в том, что кажется им мелочами. А напрасно!
Вторую непоправимую ошибку совершил боровичок Мурзик, увидев наших героев. В памяти его со скрежетом провернулись кремальеры, запиравшие какие-то ржавые дверцы. Он вдруг узнал бравую троицу, несколько дней назад испортившую ему экстремальный тренаж лысых бойскаутов в глубинах строительного котлована, и со злобной радостью закричал:
– А-а-а! Так вот кто бушующую волну по Черемухе гонит! Ну все, чурки, вам сейчас точно Вася-кот!
Напрасно Нинель Виленовна пыталась остановить раздухарившегося Полковника. Напрасно взывала красивым голосом к его разуму. Напрасно не отвесила ему отрезвляющий подзатыльник. Кстати, именно это и стало третьей непоправимой ошибкой, совершенной в тот день четою Швепсов.
Мурзик с мстительной улыбкой послал бритых мальчиков в атаку. Мальчики, один раз уже получившие горячие примочки от Ильи, Лехи и Никиты, в бой пошли безо всякой охоты. С одной лишь предательской мыслью отделаться наименьшими травмами.
Сами понимаете, такой настрой отнюдь не способствует победе. Муромский вынес их за пределы ближайших абзацев нашего повествования какими-нибудь тремя-четырьмя взмахами папуасского кистеня.
Только тут Гаубица сообразила дать супругу по шее. Слишком, слишком поздно…
– Сейчас, надеюсь, вы созрели для переговоров? – спросил Попов, задумчиво следя, как наливается краской побитая щека Мурзика.
– А вы, собственно, кто такие, чтобы вести с вами переговоры? – не теряя присутствия духа, спросила Нинель Виленовна. – И где Петя с Семой?
– Я возглавляю группу, занимающуюся дознанием по поводу контрабанды живого товара и укрытия налогов. – Леха небрежно продемонстрировал волшебные корочки.
– Что касается ваших горе-работничков, – подключился Муромский, – могу сообщить следующее: они оказали активное сопротивление. Соответственно пришлось применить особые меры. – Илья для наглядности встряхнул амулетом. Выражение вяленой образины было прямо-таки блаженным. Похоже, покойному каннибалу пришлась по вкусу плоть бойскаутов Полковника.
– К сожалению… э-э… Пете и Семе удалось скрыться в болоте, – сказал истинную правду Добрынин. И тут же подпортил карму ложью: – Боюсь, они могут утонуть.
– Эти, пожалуй, утонут, – с ненавистью к беглецам процедил боровичок Мурзик. – Дерьма куски.
Люди-акулы, как выяснилось, способны слышать даже через слой воды. Взбешенный Семен вылетел из болота, точно запущенная с борта ядерной подлодки стратегическая ракета. Без долгих разговоров, к которым был неспособен физически, он вцепился бывшему шефу в многострадальную щеку. Всеми тремя рядами щучьих зубов. На некоторое время образовалась очень веселая для всех, кроме Полковника, суматоха. И лишь после того как «ксенакантов» разняли, диалог между господами Швепсами и нашими героями перешел в более-менее продуктивное русло.
Нинель Виленовна, залихватским щелчком сбив пробковую панаму на затылок и вызывающе поведя грудью, объявила себя полномочным и аккредитованным представителем Гринписа в Картафанове. Лягушек, по ее словам, вывозили вовсе не в рестораны, а в экологически чистые районы Франции и Бенилюкса, спасая из здешних отравленных химикалиями вод. Таким образом, браконьерством тут не пахло, а, напротив, пахло непрофессионализмом и самоуправством некоторых служителей закона. О чем непременно будет сообщено в самом скором времени. Во-первых, либеральным журналистам. Во-вторых, главе города. В-третьих, ЮНЕСКО!
Впрочем, госпожа Швепс полагала, что общий язык с провинившимися (разумеется, по незнанию) представителями закона может быть найден. Благородная, абсолютно бескорыстная деятельность ее и ее мужа крайне нуждается в поддержке со стороны энергичных, предприимчивых земляков. Ведь сколько еще в округе не охваченных вниманием фирмы «Царевна» мест, где гибнут среди смертоносных стоков бедные, беззащитные земноводные!
Друзья восхищенно смотрели на Нинель Виленовну. Невозмутимость и способность повернуть безнадежную, казалось бы, ситуацию к собственной пользе, заслуживала самое малое аплодисментов. Следует заметить, что благодаря именно этим качествам Гаубица стала в свое время лидером волейбольной команды, любимицей зрителей и головной болью соперниц.