И вот туман закончился. Мои ноги коснулись земли. Перед собой я увидела храм. Словно подталкиваемая невидимыми существами, я поспешила туда, чтобы войти в приветливо распахнутые двери, словно ожидающие меня.
А том, внутри, было много народу. И все они приветствовали меня. С удивлением я заметила, что они одеты в какую-то необычную одежду — вроде старинной. Мужчины в каких-то камзолах, женщины в пышных платьях… О, да ведь это не просто не люди, а все — мои знакомые! Да-да — это все те, что плыли вместе с нами на корабле. Вон Алла (ух ты, как идет эта шляпка!), а вон Лейла — с трудом ее узнала, да она настоящая куколка в этом голубом платье; ухоженная, статная, чистенькая и уверенная в себе. Все улыбаются… Но где же Он? Ах да, наверное, он ждет меня там, у алтаря. Уверенно прохожу вперед; народ расступается, бросая мне под ноги лепестки роз и провожая затем восхищенными глазами.
И вот я вижу его — моего жениха… Он действительно стоит у алтаря и улыбается мне. Я еще никогда не видела у него такого выражения лица. Словно все думы и заботы враз оставили его — и он испытывает только счастье, и ничего больше. Помолодевший, с зачесанными назад волосами, он не сводит с меня глаз… На нем парадный мундир — но не такой, какой носят в нашем времени — а весь расшитый золотом, блеск которого слепит глаза.
Священник торжественно что-то говорит и ходит вокруг нас, размахивая кадилом. Я чувствую тепло своего любимого мужчины, что стоит рядом, прикасаясь ко мне рукавом. И я отчетливо читаю его мысли… «Даша, я люблю тебя. Хочу быть вместе с тобой навеки. Ты — моя женщина…»
И вновь вокруг нас начинает сгущаться туман… Слова священника доносятся будто издалека. А мы вдвоем вдруг отрываемся от земли и возносимся куда-то, летя в искрящемся тумане… И жених мой вдруг обнимает меня — крепко-крепко. И мне кажется, что я растворяюсь в его руках, и так хорошо мне становится — так надежно, тепло, спокойно…
А откуда-то снизу доносится торжественное: «Объявляю вас мужем и женой!» — и слышатся шумные поздравления, и гомон, и какая-то необычная музыка достигает наших ушей… Да, я твоя навеки, любимый мой… И в богатстве, и в бедности, и в болезни, и старости… Обними меня еще крепче — вот так; и да только смерть разлучит нас, да и то навряд ли…
Тогда же и там же, глубина 300 м., борт атомного подводного крейсера К-419 «Кузбасс».
Командир АПЛ капитан 2-го ранга Александр Степанов, 40 лет.
Ушел на пару часов с ГКЦ, оставив хозяйство на Гаврилыча. И командир тоже не железный, и время от времени нуждается в отдыхе. Только упал в койку и опустил голову на подушку, так сразу увидел СОН. Все было таким ярким, цветным и с запахами, что даже лучше, чем настоящее. Мне снилось, что стою я в ГКЦ своего «Кузбасса» (при этом в голову почему-то лезет архаический термин «мостик»), смотрю через перископ, а там двумя кильватерными колоннами идет воплощенная Морская Мощь. Густо дымят трубы броненосцев и броненосных крейсеров, крашеные серой шаровой краской, борта бугрятся рядами заклепок, грозно смотрят пока еще зачехленные стволы двенадцати— и восьмидюймовых орудий, морской ветер треплет флаги, на которых на белом фоне изображено багрово-красное «солнце с лучами». В ближней к нам колонне четыре эскадренных броненосца и два броненосных крейсера, в дальней — еще шесть броненосных крейсеров, настолько мощных, что их иногда называют броненосцами третьего ранга.
Не знаю откуда, но я знаю, что это адмирал Того ведет свой объединенный флот к тому месту, где должно разыграться Цусимское сражение. Будут потоплены русские корабли, погибнут тысячи наших моряков, до конца выполнивших свой долг, родится новый мировой хищник, который до того, как его укротят, совершит немало преступлений — и все это ради того чтобы американские и английские банкиры-толстосумы положили себе в карман дополнительные сверхприбыли…
Но мы здесь, а потому ЦУСИМЫ[10] НЕ БУДЕТ. Командую боевую тревогу и торпедную атаку залпом со всех восьми аппаратов. Четыре «рыбки» калибра 650-мм — по броненосцам первого отряда Того-старшего, и четыре торпеды калибра 533-мм — по броненосным крейсерам Камимуры. Мичман вводит в БИУС[11] данные для стрельбы, и теперь все торпеды знают свои цели, причем «рыбки», нацеленные на броненосные крейсера, проигнорируют кильватерные следы колонны броненосцев, насквозь пронизав их строй и оседлав кильватерные следы броненосных крейсеров.
Команда на пуск прошла — и «Кузбасс», расставаясь с торпедами, поочередно вздрагивает восемь раз, причем первые четыре толчка весьма ощутимые (650-мм торпеда «Кит» весит пять тонн). Снова приникаю к перископу, как герои подводники прошлых войн — в наши-то времена такая роскошь недопустима, потому что перископ мгновенно будет обнаружен, но я в своем сне знаю, что здесь за перископ нам ничего не будет, не те времена. Первыми взрываются броненосцы; причем по силе взрыва видно, что там не только тонна взрывчатки в тротиловом эквиваленте, заложенная в боевую часть торпеды, но полные до самого верха погреба главного калибра, заполненные удлиненными британскими фугасами, снаряженными весьма нервной к разным потрясениям шимозой. По крайней мере, возникшие при взрывах облака черного дыма с разлетающимися в разные стороны обломками указывают, что это точно она.
Потом один за другим взрываются четыре головных крейсера в дальней колонне — и я просыпаюсь с пересохшим ртом и бьющимся от восторга сердцем. Теперь Цусимы точно не будет, оставшимся четырем японским броненосным крейсерам ни за что не остановить и не победить русской второй Тихоокеанской эскадры, даже если ей командует такой самовлюбленный идиот, как адмирал Рожественский.
Тогда же и там же
Доктор технических наук Лисовая Алла Викторовна, 42 года.
Меня замучила бессонница — неужели это климакс подкрался? Боже, как не хочется стареть… Такое чувство, что я еще далеко не все успела в своей жизни, упустила что-то важное… Словно бегу я за уходящим поездом, а он все дальше и дальше…
Вот опять никак не могу уснуть. Хотя, впрочем, сегодня это как-то по-другому. Мы, конечно, все волновались — а как же, всегда волнуешься перед тем, как запустить наше изделие, пусть это даже всего лишь испытания. И вот оно в действии; работает оно и прямо сейчас, и будет работать ночью; и мы — все те, что поспособствовали его рождению — естественно, возбуждены и взволнованы. Мой слух улавливает мерный рокот, тело пронизывают какие-то вибрации, но я стараюсь расслабиться и уснуть. Получается плохо; точнее, вообще не получается. Вместо сладкого забытья я начинаю ощущать, будто чья-то воля погружает меня в состояние, похожее на гипноз — все как в реальности, но в то же время я точно знаю, что это бред. Это похоже на аттракцион 7D. Голова остается ясной, мысль работает быстро и четко, органы чувств будто бы обостряются — и в какой-то момент мне даже становится интересно.
Я нахожусь в большом помещении, напоминающем старинные хоромы — как в музее. Кругом тяжелая мебель, картины в золоченых рамах. Я сижу перед зеркалом. Оттуда, из резной массивной рамы, на меня смотрит другая я — такая, какой меня видят остальные. Откуда я это знаю? Просто знаю — и все. Оказывается, я не так дурна, как мне всегда казалось. Нет, я вовсе не уродина… Но хочется стать еще краше. А ну-ка, кажется, тут у нас есть кое-что… Передо мной разложены коробочки с косметикой — пудра, тени, тушь, румяна, помада. Неумело начинаю наносить все это на лицо. Вскоре из зеркала на меня глядит незнакомая рыжая тетка неопределенного возраста, нелепая в своей попытке стать краше и моложе. Я все испортила. С досадой провожу рукой по зеркалу, словно пытаясь стереть в нем собственное лицо. И — о чудо! — макияж исчезает. Но теперь лицо в зеркале становится другим. Неужели это я? С удивлением я всматриваюсь в глубину старинного зеркала. Да, это я… Но что-то неуловимо изменилось, и дело не в наличии или отсутствии макияжа. Теперь мои глаза светятся теплым блеском, который оживляет их и делает очень привлекательными, а губы хранят легкую улыбку (Боже, я ведь никогда не умела так улыбаться!). Изменился и лоб — он будто разгладился, отчего лицо потеряло свое обычное угрюмое выражение, и от этого казалось, что брови расположены как-то чуть-чуть по-другому, повыше, чем обычно. И все в целом создавало впечатление необычайной привлекательности, чего я никогда за собой не замечала. Но ведь это я — черты моего лица совсем не изменились… Вот, значит, какой я могу быть…
Отворачиваюсь от зеркала, стараясь запомнить увиденное в нем. В комнате я одна, но где-то там, в глубине этой квартиры, слышатся шаги. Кто бы это мог быть? Теряюсь в догадках. Но чувствую, что человек этот — мой родной и близкий (да, как ни странно, ведь таких людей у меня практически никогда не было), и меня влечет к нему. То есть как это влечет? Неужели я могу испытывать такие чувства? Ведь я привыкла считать себя фригидной… Впрочем, не стоит забывать, что все это — не более чем больной бред, вызванный нервным напряжением в связи с испытаниями «Тумана»…
Я горестно вздыхаю — и мое видение подергивается дымкой и медленно исчезает, как исчезает под каплями дождя картина, нарисованная акварелью…
20 августа 2017 года. Утро, 10:05 Тихий океан, точка 4 °CШ 159ВД, БДК «Николай Вилков».
Доктор технических наук Алексей Тимохин, 45 лет.
Утро, жемчужно-серое небо, через которое с трудом пробивается солнце — все это свойства маскирующего поля. С разрешения Василия Ивановича бегло прокрутил log файл. Изделие всю ночь работало безукоризненно, в чем я убедился. Ни одной красной или даже желтой отметки. Не зря же мы вылизывали его целых шесть лет. Хотя про себя я такого сказать не могу…. Всю ночь снились кошмары — какая-то там война, я бегу и в кого стреляю, а патронов нет….