20 августа 2017 года. Час Ч, где то в Тихом океане, БДК «Николай Вилков».
Морпех Никонов Сергей.
Отрабатываем в паре с Димой удары, танцуем по матам, по соседству ребята парами работают. Ну, шторм, ну, качает, а в бою на корабле не качает? Вот и пытаемся и равновесие держать, и на ногах остаться, и «противника» достать. Сейчас я его….
Очнулся, сижу на заду. Да, точно сижу, как же так? Что вообще произошло, епть?! Так, надо вспомнить, что случилось перед этим. Что за хрень, голова как в тумане… Мысли в голове с трудом ворочаются, словно слоны в переполненном загоне. Вот выплывают какие-то воспоминания. Ага, у нас с Димой был спарринг… Это что, он меня ТАК достал?! Не помню. Ни черта не помню. Хотя, кажется, понемногу прихожу в себя. Так, надо подняться на ноги. Да что ж такое — нихрена не вижу! Попробовал встать — и сразу кулем на мат приземлился. Лежу, соображаю. Блин, ничего не чувствую, ничего не вижу — да что такое, когда же это пройдет?! Люди, ау! Тишина. Вот что-то в руке правой покалывает… Так, тень нарисовалась. А это что за размытое пятно? Вот тут-то боль и накатила, будто корова пожевала и выплюнула. Во всем теле. Ну-ка, снова глаза разуть. О, вижу! Вон ребята — кто сидит, кто лежит. Снова пытаюсь встать. Нормальненько… Качает, правда, отойду-ка к стеночке. Все, вроде пришел в себя, пока лучше не двигаться. Глазами окидываю панораму — что за мамонт пробежался по нам? Взгляд вверх. У-у-у… е-мое, а это что за черные пятна, как будто кто гигантским сварочным электродом потыкал в разных местах? Ребята помаленьку приходят в себя. Пытаюсь что-нибудь сказать, но пока ничего не выходит, кроме тихого сипения.
Сколько прошло времени, так и не понял — то ли минут пять, то ли час. Сержант наш, Боря, наконец-то скомандовал — вернее, прохрипел:
— В расположение галопом марш, пошли, пошли, каракатицы!
Пока до кубрика добрались, дыхнули чада — где-то неслабо проводка горела. Да и запах жженого масла ни с чем не перепутаешь. Вроде совсем оклемались — зрение восстановилось, да и боль утихла. А Боря командует:
— Так, противодиверсионная тревога, разобрать оружие, все схватили и согласно расписанию по местам! Гранатометы не забудьте, охламоны.
Забираю ДП-64 «Непрядва», запас гранат к нему, хватаю «винтарь» с оптикой, снаряженные магазины — ох, не зря майор заставлял нас комплект магазинов к каждому стволу держать заряженным, да переснаряжать их по очереди. Поковыляли мы на бак. В пути зарядили и проверили оружие. Ага, за мной следом Дима шурует, постоянно в корму своим шлемом подталкивает. Оглянулся — бог ты мой, ну и видок у нас… Переодеться не успели. Короче, добрались до верхней палубы — и охренели. Дима встал как вкопанный, аж рот открыл:
— Смотри, Ник, а что это такое палубу поджарило? А от этого, антенного поля, нифига ж не осталось… кхм, тут даже в металлолом сдавать нечего….
А Боря только головой тряхнул и рычит свое:
— Галопом, каракатицы…
Ну, мы дальше бегом, вдоль леера, стараясь от обломков, подальше. Уф, все прибыли на точку, а приказа никакого нет, рации с собой не взяли… «Туман» этот их ведь глушит. Вот это приплыли, называется!
Только остановились, нас догнал Колян — весь взмыленный, как после скачки — и орет во все горло.
— Пацаны, отбой!
Ставлю «винтарь» на предохранитель и забрасываю за спину.
— Колян, — спрашиваю, — а что это было, не знаешь?
— Да суки ученые, мать их туда и через шпангоут. Чего-то нахимичили….
Идем обратно — медленно, торжественно и печально, адреналин спал, вот и вдоль стеночки передвигаемся. А Колян, видимо, сильно приложился….
— Ты, Колян не прав — тут, видимо внешнее воздействие, ведь шторм был, качка была будь здоров, — сказал Дима и, сглотнув, продолжил: — Кхе, как вонь-то прет — может, замкнуло у них, а может, и молния ударила.
Колян встопорщился.
— Димон, да где ты видел, чтоб молния в корабль била?
— Если не видел, — возразил Димон, — то это не значит, что этого не может быть никогда. Вон на суше молния всегда в самый высокий предмет бьет, а корабль всегда выше уровня моря будет.
— Во загнул…. — вздохнул я, — прямо как по учебнику.
В коридоре повстречали очумелых гражданских. Две бабы, похожие на ведьм после тяжелого трудового дня — рыжая и брюнетка, и невзрачный бледный типчик в перекошенных очках. Я, зная нрав Коляна, задержался, пропуская Диму вперед.
— Вот курвы! — рявкнул Колян на съежившихся гражданских, — херли вы нам тут салют устроили?!
— Спокойно, Колян, — прижимаю брыкающегося друга к переборке, — майор узнает, лампочки сразу с корнем вырвет, за ним не заржавеет. Пошли лучше отсюда.
Я повернул голову к техникам:
— Вы проходите, товарищи, не задерживайтесь, он не кусается, просто приложило малость товарища.
Вжавшиеся было мужики бочком прошли мимо, Колян клацнул зубами, изображая не иначе как голодного волка.
— Ты что забыковал-то, придурок? — спросил я Коляна, когда гражданские скрылись из виду. — Ты знаешь, что тебе будет, если это дерьмо всплывет на поверхность? Осадное положение — это не шутки, губой не отделаешься.
— Да в гробу я видал такие маневры, — сплюнул на палубу Колян. — Нам домой уж собираться, а тут чуть медным тазом не накрылись. Ладно, пошли.
Тогда же и там же.
Кандидат технических наук Позников Виктор Никонович, 31 год
Все утро я находился под впечатлением своего удивительного сна. Конечно, было жаль, что все-таки пришлось проснуться в эту надоевшую реальность, но отчего-то сновидение оставило ощущение, что когда-нибудь оно непременно сбудется. И даже не когда-нибудь, а очень скоро. Но чтобы оно сбылось, необходимо действовать. Для начала надо как следует продумать план… В принципе, в воплощении моей задумки нет ничего особо сложного. А удобный случай обязательно подвернется. Только теперь надо тщательно следить за своим языком… А то узкоглазый, чего доброго, начнет уделять мне слишком много внимания, и это крайне нежелательно. Ничего, потерплю. Когда я окажусь на благословенном континенте, то смогу высказывать без опасений все, что думаю и о Рашке, и о быдле, ее населяющем.
Словом, с утра я пребывал в каком-то радостном возбуждении, которое старался особо не демонстрировать. Да, собственно, всем было не до меня — члены нашей группы были заняты своими делами, то есть следили за аппаратурой, сверяли данные, проверяли контакты, ну и так далее — обычная деловая суета. Да и членов-то этих, кроме меня, здесь, в отсеке, было всего двое — Лисовая да Суфиева.
За бортом разгулялся шторм. Пол качался под ногами, и до нас долетали раскаты грома. Коллеги беспокойно переглядывались, но соблюдали спокойствие.
Мои руки выполняли привычную работу, а мысли в это время летали далеко. Рядом бабы тихонько переговаривались о чем-то время от времени — скорее всего, их разговоры касались исключительно профессиональной деятельности; довольно сложно было представить, чтоб эти две были приятельницами. Но они, похоже, также пребывали в приподнятом состоянии духа. Они были в своей стихии… Я часто замечал, что во время испытаний какого-нибудь изобретения его создатели чувствуют особый прилив энергии — они словно пьянеют от сознания своего величия. Этот старый зубр Тимохин в момент запуска, кажется, всегда сдерживается, чтобы не пуститься в пляс. По крайней мере, глаза его начинают гореть, к лицу приливает румянец, а волосы становятся дыбом от интеллектуального экстаза. Жалкий клоун… В такие моменты он похож на возбужденного быка. А эта мымра Лисовая… Ее лицо прям озаряется вдохновением, так меняя его черты, что она становится даже симпатичной — уголки губ приподнимаются, в глазах зажигается блеск — этакая дьяволица, задумывающая очередное искушение… Ничего ее больше не интересует, кроме науки. Мужчины — так, постольку поскольку. Было дело, пытался я к ней «подкатить», да она, кажется, даже и не поняла! А может, побрезговала, просто я не хочу в этом себе признаться. Не знаю, она вообще особа со странностями. Мы с ней знакомы с самого начала проекта. Честно сказать, она меня и сейчас заводит, рыжая сучка. Но ведь не меня выбрала, а этого хачика, горячего кавказского парня — ну да у них в генах заложено умение обольщать баб. Только неужели она не понимает, что является для него просто подстилкой? А ведь меня вроде и не отшивала напрямую, но всегда смотрит так, словно меня и нет вовсе. Они все на меня так смотрят. Кроме Яги. Ну, эта вообще на мужиков старается не глядеть, курица драная. А ведь могла бы быть вполне себе милашкой, если бы ухаживала за собой. Сколько раз у меня был соблазн ухватить ее за задницу так, чтобы синяки остались! Увидеть страх в ее глазах, услышать ее вопли… А если дать волю фантазии, то хорошо бы затащить сначала ее в душ, заставить вымыться, поощряя тумаками, а потом так жестоко отыметь, чтобы встать не смогла!
Все бабы шлюхи, продажные твари. Любую из них можно купить. Разве бы они относились бы ко мне с таким презрением, будь у меня миллионы? Конечно, нет. Они бы улыбались мне и старались понравиться. С деньгами я буду круче этого волчары Одинцова — круче их всех, вместе взятых. Я смогу многое… И вы еще обо мне услышите — да, непременно услышите — вы, все те, что считаете меня сейчас так, пустым местом, малозначительным винтиком в вашем претенциозном проекте…
Вдруг что-то так оглушительно шарахнуло где-то вверху, что я интуитивно втянул голову в плечи. Тут же я почувствовал, как меня словно тряханула могучая невидимая рука — и, не удержавшись на ногах, упал со своего стула. До моего сознания донеслись визги, крики напуганных коллег. И тут же по мне словно прокатился гигантский валик — и я стал погружаться в темноту, напоследок услышав потрескивание электрических искр и ощутив запах горелой проводки.
Кажется, я очнулся почти сразу. В глазах будто бы стояла пелена — сквозь нее я видел, как коллеги пытаются подняться на ноги. Вон растрепанная Лисовая с бледным лицом, измазанным чем-то черным, стоит на четвереньках, силясь подняться; вон Яга, сидя на полу и растопырив ноги, ощупывает свою голову и конвульсивно кривит губы — бледная, трясущаяся. Ах ты, мать твою, да ведь кругом огонь! Аппаратура горит, под потолком мигают сигнальные лампы, то тут, то там, прямо, кажется, из стен вырываются снопы искр. Запахи ворвались в мое сознание как-то резко (видимо, до этого некоторые органы чувств были отключены), и ощущение катастрофы еще усилилось. Одновременно с обонянием стал возвращаться слух — сначала звуки долетали словно сквозь вату, но потом они стали вполне отчетливы, и вскоре действительность наполнилась женскими всхлипами и треском горящей аппаратуры.