Новиков кивает.
— Давай!
Снимаю трубку.
— Алло, мостик! Валериан Григорьевич, зайдите ко мне, пожалуйста, вместе со штурманом. С «Трибуца» поступила новая информация. Да, касается вас непосредственно. Жду!
Пока идут, торопливо докуриваю сигарету.
Как только офицеры вошли (между прочим, оба капитаны третьего ранга), я показал штурману на полученные с «Трибуца» бумаги.
— Виталий Аркадьевич, будьте добры, ознакомьтесь. Это результат работы вашего коллеги с «Трибуца», опыта у него побольше, и закончить он смог пораньше….
Капитан третьего ранга быстро читал, и на лице его все сильнее и сильнее отражалось отчаянье.
— Значит, правда?! — внезапно обессилев, штурман опустился на стул, — Людочка, Люда…
Старший офицер взял из обмякшей руки стопку бумаг и быстро перелистал.
— Вот оно как, оказывается?! Ну, что же, товарищ Одинцов, чему быть, того не миновать. Мы умерли для них, а они для нас, это ж больше ста лет….
Я посмотрел на старшего офицера — тот явно переживал, но держался достойно.
— Но на самом-то деле все живы — и они, которые остались там, и мы здесь… — старший помощник «Вилкова» положил бумаги на стол. — Есть что-нибудь еще, или мы можем быть свободны?
— Информация о месте и времени нашего нахождения пока тайна ОГВ, до особого распоряжения. Вам лучше успокоить своего коллегу — хотя бы напоить, его, что ли. Ничего плохого с его родными не случилось…. Конечно, для всех, кто нас знал, там мы «пропали без вести, предположительно погибли». Под нами несколько километров воды. В случае катастрофы искать корабли на дне — это как иголку в стоге сена. Поищут год-другой, ничего не найдут — и сдадут дело в архив. А тот фокус, в который мы попали, никому и в голову не взбредет. Идите, Валериан Григорьевич, завтра будет тяжелый день, очень тяжелый.
О-па! Действительно, проклятый день! Поработать явно не получится. В дверях стоит и тихонько нас слушает Дарья. Глаза круглые, ладонь к губам прижата, явно слышала все, или почти все… Теперь ее полночи успокаивать. Только офицеры вышли, она резко входит, почти врывается, хлопнув за собой дверью.
— Павел Павлович, а я все слышала. — она всхлипнула, — ой, мама, мамочка! — ее затрясло, — Паша, ой, Павел Павлович, скажите, это правда? Ну, скажи же, не молчи, идол окаянный…
Беру ее за плечи, что бы успокоить.
— Дашуня, не бойся, все будет хорошо…
Лучше бы я этого не делал. Даша — как бы это сказать помягче — просто упала на меня.
— Паша, мне страшно! Паша, ты мужик или нет, ну обними же меня, наконец… — Ее руки обхватили меня за шею.
Тогда же и там же.
Старший лейтенант запаса ВДВ Дарья Спиридонова, 32 года.
Что?! Нет, этого не может быть и я, наверное, сплю. А может, это галлюцинации, и все, что я слышу сейчас из уст Одинцова — лишь мой больной бред? Да, наверное, так и есть. Это, вероятно, последствия того удара молнии, когда мы все на краткий миг отключились. И, видимо, еще не все пришли в себя полностью — например, я. Потому что нельзя попасть в другое время — все это сказки, придуманные фантастами. Я никогда в это не верила, даже когда была ребенком. В добрых фей верила, а в машину времени — нет.
И в то же время что-то мне подсказывает, что это не бред, не галлюцинация, не сон. Все так реально и убедительно; да и моя голова, давно оправившись от последствий удара, мыслит достаточно ясно. Просто моя психика не в силах вот так взять и принять невероятный факт. Ужасно неуютное чувство, когда в голове словно беседуют две сущности… «Ты сошла с ума! — заявляет одна насмешливо, — поздравляю! Ведь этого не может быть, чтобы ты оказалась в другом времени — пусть даже не ты одна, а еще целая куча людей вместе с твоим Одинцовым в придачу!» «Да нет же, — возражает другая, — раз это произошло, значит, в принципе могло произойти. Все логично, хотя и… действительно невероятно. Молния ударила в установку, поле возросло, пробив пространственно-временной континуум — и вот мы оказались здесь, в начале XIX века…» «Ты просто насмотрелась в детстве научно-фантастических фильмов! — глумилась первая, — это, милая моя, всего-то на всего психическое расстройство, шиза, так сказать, экзогенная…» «А что, у остальных тоже расстройство? — возмутилась вторая сущность, — у Новикова, у Карпенко, у Одинцова, в конце концов?» «Ну, это уж я не знаю, — пожала плечами первая, — если хочешь, проверь.» «Да-да, почему бы не проверить?» — согласилась вторая, и тем самым конфликт между двумя моими «Я» был исчерпан.
Но мне стало страшно. Очутиться в другом времени — это же все равно что на другой планете! Тут же все другое. Боже мой, что же нас ожидает? Сможем ли мы вернуться домой? Скорее всего, нет… И, хоть особо меня там, дома, никто не ждал, тоска схватила мое сердце своей холодной рукой. И так захотелось, чтобы близкий человек успокоил, погладил по голове и сказал несколько теплых слов… Я чувствовала себя балансирующей над пропастью — наверняка остальные чувствовали то же самое, но род деятельности не позволял им впадать в панику. Они мужчины — волевые, решительные, непробиваемые, кроме того, у них свое содружество посвященных… Посвященных в эту невероятную правду. А я? Случайно услышанные мной слова (которые, впрочем, я дослушала до конца) взбудоражили меня до такой степени, что я еле стою на ногах…
Вот Одинцов остался один в своем кабинете. Увидел меня… Лицо его разом изменилось — нет, не досада на нем отразилась, а сильное беспокойство — первый раз я увидела на нем такое выражение. И это выражение красноречивей всяких слов сказало мне о его истинном отношении ко мне… Что-то неосязаемое проскочило в воздухе, устанавливая между ним и мной новый уровень связи.
И именно в этот момент с потрясающей ясностью мне открылось, что дальше произойдет между нами… Сейчас, перед лицом непредвиденных обстоятельств, мы оба предстали друг перед другом такие, какие есть — со всеми своими затаенными порывами и желаниями…
Я вошла в его кабинет и захлопнула за собой дверь. Я плакала, он утешал меня, я что-то бормотала, и он обнимал меня… От него шло тепло, от него приятно пахло, и у меня сладко кружилась голова, словно от бокала хорошего красного вина… Мой мужчина! Я всегда знала, что мы созданы друг для друга…
И то, что случилось дальше, было логично и правильно. Мне казалось, что я парю в мерцающих долинах каких-то неведомых миров… Он был полон страсти и нежности, мой герой… С каким-то изумлением он шептал мне: «Даша… Дашенька… Неужели ты моя, сладкая моя девочка…» Еще никогда я не отдавалась мужчине с такой страстью. Да, я знала, что все будет именно так. Потому что я люблю его! И потому что он любит меня. Мы — самая идеальная пара. И у нас будут красивые дети…
Смутной тенью промелькнула мысль — какие дети, у нас ведь сейчас даже дома нет, и вообще непонятно, что будет дальше… Но вслед за тем пришла блаженная уверенность, что мой герой решит все затруднения. Что рядом с ним я могу ни о чем не беспокоиться и ничего не опасаться. О да — такой, как он, не пропадет нигде…
Потом мы, приятно утомленные, лежали на узком диванчике, тесно прижавшись друг к другу и прислушиваясь к своим новым ощущениям. Он перебирал мои волосы, и в его глазах плескался такой океан счастья, что я боялась, что он сейчас выплеснется и затопит меня с головой…
20 августа 2017 года. Час Ч +3. где то в Тихом океане, БДК «Николай Вилков».
Майор морской пехоты Новиков
Мы со старшим помощником подхватили под ручки обмякшего штурмана и повели на свежий воздух.
— А давайте к нам, Валериан Григорьевич — у меня и «немироф» с перчиком есть, и закусить найдется! В самом деле — не показываться же в таком виде Виталию Аркадьевичу, перед подчиненными.
— А что, пошли…. — капитан третьего ранга Алексеев Валериан Григорьевич щелкнул пальцами по горлу, — если душа просит, надо выпить, хоть по чуть — противошоковое опять же. Но по чуточке — ибо долг тяжел как гора, а смерть легче пера… Самураи, блин!
Я заподозрил, что он уже один раз принимал «противошоковое»…
Пока шли, связался с Жуковым, уточнил, собрался ли его взвод. Получил подтверждение и попросил пока пообщаться без меня, но никого не отпускать. Чтоб все были на месте, освобожусь — приду.
Заглянули ко мне и, выпив по граммульке, оставили беднягу страдать в компании с Семеном Нечипоренко — он у нас и сапер, и медик, и вообще мастер на все руки. В том числе, как всякий порядочный хохол, и стихийный психолог. Поговорит со страдающим товарищем капитаном третьего ранга Ковровым часок-другой — и снимет у Виталия Аркадьевича душевную боль. Не первый раз, проверено. И разбитые сердца лечил, и когда лучшего друга убили…
В кубрике расположился почти весь свободный от караулов состав — два полных отделения морпехов, а это двадцать человек и шесть моих диверсантов. Вот как у меня сложилось — морпехи сидят посреди кубрика, а мои спецы отдельно стоят, вдоль стеночки. Тут же их родной лейтенант Жуков.
Жуков, когда увидел меня, вскочил и как старший скомандовал:
— Смирно!
Киваю всем.
— Вольно, бойцы. Садитесь, разговор у нас будет непростой… — Я замолчал, ожидая, когда парни сядут и устроятся.
— Так, понятно, товарищ майор, будет политинформация, типа соблюдайте спокойствие…
Вот же язва! Жаль, не заметил говорящего, всыпать бы ему нарядов по первое число; но парни просто не знают, что шутки кончились, и это их слегка извиняет.
— Спокойствие, говоришь?! А ведь и верно — настоящий мужчина и воин всегда спокоен и невозмутим; вон, гляньте на моих орлов из разведки! — показываю на своих головорезов — стоят как сфинксы; верно ребятки стоят, очень тактически верно стоят, молодцы.
— Так, товарищи бойцы, у нас произошло ЧП, почти БП, и вы лично видели его результат… Только вот весь этот фейерверк был, так сказать, только побочным следствием процесса, а вот главные последствия самые тяжелые…. Молния ударила в «изделие Туман»…