Во сказанул лейтенант — и аж гордость берет! Может же, когда захочет, ёксель-моксель!
— Но ведь мы идем под русским флагом, — не унимался поручик.
— Да хоть под зулусским, — парировал наш лейтенант, — и вообще, отставить разговорчики. Ведь и враг тоже может прятаться под нашим флагом, прием известный. Капитан, стройте личный состав. Если вам нужна помощь, то мои бойцы обеспечат ее силой.
— Господин лейтенант, — во взгляде поручика была тоска, — если без этого нельзя обойтись, то я предпочел бы показать документы на груз и судно вашему старшему командиру. Он ведь наверняка находится на крейсере…
Наш взводный замер, будто прислушиваясь к чему-то внутри себя, потом медленно проговорил:
— Я думаю, это будет лучший вариант. Борис! — обернулся он к нашему сержанту, — одного бойца на штурвал и двух в сопровождение. Пулей до «Трибуца» — понял, не на «Вилков», а на «Трибуц»… Отставить, все меняется, пойдете именно на «Вилков». Там ждут. Так вот, господин поручик, ждут вас, капитана, и штурмана…. Попрошу не задерживать…. Всем взять документы, вам поручик на груз, вам капитан, вахтенный журнал и документы на шхуну, а штурману карты и расчеты проделанного пути.
После такого заявления все споры прекратились, офицеры покинули мостик. В итоге мы временно остались на шхуне «до выяснения».
21 августа 2017 года. Час Ч+16. где то в Тихом океане, БДК «Николай Вилков».
Павел Павлович Одинцов, 52 года.
Досмотровая группа на катере ушла к шхуне, осталось только ждать. Вместе с майором Новиковым мы наблюдали в бинокль, как черные фигурки морпехов в оранжевых спасжилетах взбирались на борт шхуны.
— Ну, понеслась! — отвернувшись от ветра, майор закурил сигарету. — Еще чуть-чуть, и все будет окончательно ясно.
Мы вместе внимательно вслушивались в радиопереговоры морпехов. Рядом с нами стоял капитан третьего ранга Ковров, штурман БДК. Одной из задач морских пехотинцев было получить от штурмана шхуны точную дату и время. Ну да, нет ничего проще…
Рация прохрипела:
— На календаре в рубке первое марта тысяча девятьсот четвертого года по старому стилю — повторяю, по старому стилю. Время по Пулковкому меридиану — повторяю, по Пулковскому меридиану — ноль часов тридцать пять минут…
Штурман выставил на своих часах пулковское время и ускакал в свою епархию счастливый, как кот Матроскин, наконец купивший корову. От вчерашней тоски и меланхолии не осталось и следа. Как мало надо человеку для счастья!
— Семен у нас гений, самородок! — сказал майор, когда я поделился с ним этой мыслью, — Кашпировский с Чумаком ему в подметки не годятся, — и рассказал, как оставил вчера расклеившегося штурмана на сеанс самодельной психотерапии с одним из своих спецназовцев.
— Жаль, Александр Владимирович, что через эту психотерапию всех нельзя пропустить….
— Так! Павел Павлович, тихо… — насторожился майор, услышав слова «тайная миссия» и «секретный груз», — а это что еще за новость?
— Не знаю, — сейчас я впервые реально пожалел о невозможности прогнать поиск по интернету, — но что бы это ни было, это крайне интересно, поскольку ни о каких удавшихся тайных миссиях в это время мне ничего не известно. Следовательно, в нашем прошлом эта миссия банально не удалась.
А майор уже принялся командовать:
— Так, лейтенант, бери капитана, штурмана и поручика и тащи их…. куда их тащить, Палыч — к нам или на «Трибуц»?
— Давай на «Трибуц», — отвечаю я, — Карпенко у нас самый главный воинский начальник… без него никак.
— Тащи их на «Трибуц», лейтенант, — репетует майор.
Но я тут же его прерываю:
— Нет, стой! Совсем я одурел от волнения. Пусть тащит их к нам, с Карпенко я поговорю, он свой «Трибуц» на пару часов оставить может, у него команда надежная. Да и твой старлей его подстрахует. Командира «Быстрого» тоже надо позвать, как и подводников — одна голова хорошо, а шесть лучше. Командиров МРК-шек звать не будем, капитан третьего ранга и капитан-лейтенант не велики птицы. Слишком много народу создадут ощущение толпы, а этого нам не надо. Они и раньше были как бы при Иванове, то есть при «Быстром»; пусть пока так и остается. Будет у нас тут Военный Совет или Совет Командиров в полном составе. Пусть они и в подчинении у Карпенко, но каждый солдат должен знать свой маневр. А вот если мы с тобой оба на пару часов уйдем с «Вилкова», да еще твой лейтенант на задании, здесь может такое начаться… команда не боевая, да и штатских выше крыши, очень ценных притом штатских. Если все срастется, команда Тимохина в научных делах еще долго позволит нам играть на опережение.
— Разумно! — Майор поднес рацию к губам. — Лейтенант, старый приказ отменяется, отправляйте гостей на «Вилков». Выяснить характер груза и сразу доложить.
Я переключил свою рацию на канал прямой связи с капитаном первого ранга Карпенко:
— Сергей Сергеевич, досмотровая партия со шхуны все подтвердила — сегодня первое марта тысяча девятьсот четвертого года по старому стилю. Передай своему штурману, пусть свяжется с «Вилковым» и получит у их штурмана точные данные о точном времени…
Наступил момент истины — нам нужно встретиться, всем старшим командирам вшестером. Лучше всего здесь, на «Вилкове» — мы с майором опасаемся оставлять этот набитый гражданскими курятник. Сейчас сюда привезут со шхуны шкипера, штурмана и поручика погранцов, который вроде исполняет секретное задание. Погранец, исполняющий секретное задание… по местным понятиям, дело пахнет происками Витте. И вообще нам пора начинать составлять хоть какие-нибудь планы.
— Понял тебя, товарищ Одинцов! — прохрипела рация голосом Карпенко. — Буду у вас через минут двадцать, по дороге прихвачу Иванова и командиров лодок. Офицеры там вроде знающие и понимающие, да только командир «Иркутска», кап-раз Макаров, что-то темнит и недоговаривает.
— Если у него в шахтах то, что я думаю, — хмыкнул я, — то будешь тут темнить и недоговаривать. Сидеть верхом на ящике с динамитом и то безопаснее. Впрочем, в нынешних условиях многие условности остались далеко в прошлом, и при прояснении обстановки командир «Иркутска» сам пойдет на контакт.
— Хотелось бы верить, — ответил Карпенко, — но все, как говорится, в руке Божьей. Сейчас я по кораблям, соберу кворум, а потом к вам.
Я прервал связь, и майор Новиков стукнул кулаком о ладонь.
— Ну, вот и прекрасно! — произнес он. — Где сядем?
— В кают-компании! — я оглянулся вокруг, — пошли кого-нибудь из своих орлов предупредить кап-три Алексеева, пока еще он И.О. командира. И пусть там подготовят всю мизансцену — типа зеленое сукно на стол, графин с водой и прочие атрибуты….
— Что-что, товарищ Одинцов?! — не понял майор.
— Обстановку подходящую пусть организуют, — пояснил я.
— А, ясно, — Новиков подозвал к себе одного из двух морпехов, все время следующих за ним как тени. — Каспер, ты все слышал? Метнулся пулей на мостик, там должен быть кап-три Алексеев. Передашь ему от меня, что в его кают-компании нам надо немного позаниматься дипломатией. Потом найдешь местного боцмана и притащишь с ним зеленую скатерть, графин с водой, стаканы, пепельницу какую-нибудь фильдеперсовую….
— Моего Вадима тоже подключить надо… — остановил я майора, уже готового запустить свой «метеор», — парный пост снаружи кают-компании невредно….
— Точно! — майор Новиков кивнул. — Это все, исполняй!
Тогда же и почти там же, катер с БДК «Вилков»
Поручик пограничной стражи Иванько Петр Степанович
Все время с того момента, когда мы с рассветом увидали на горизонте силуэты неизвестных военных кораблей, меня не покидало ощущение какой-то фантасмагоричности. Ощущалась во всем какая-то неправильность и фальшь, и в тоже время было видно, что «морские пехотинцы» (а ведь в Российской империи нет такого рода войск) — это не переодетые шпаки, а самый настоящий офицер, в подчинении у которого самые настоящие нижние чины. Это видно по тому, как они держат свои короткие карабины с прикладами из странного черного материала, вместо приличествующего ореха или яблони, как привычно обращаются с оружием, будто оно часть их тела. Там, у них, все донельзя странное — и вооружение, и экипировка, и обмундирование. Ну кто у нас в Империи додумается надевать на нижнего чина пробковый жилет — такое распространено только в Британии и только для офицеров, а все остальные думают, что если человек упал за борт и не умеет плавать, то это его и только его проблема.
Лейтенант Жуков, сразу видать, военная косточка, но могу сказать, что ни Морского корпуса, ни любого из пехотных училищ Российской империи он не заканчивал. При этом и этот лейтенант, и эти нижние чины — русские. Ведь никто, кроме нас, русаков, не способен употреблять так много специфических выражений, и, кроме того, у них преогромный опыт таких вот захватов-досмотров. Все движения заучены до автоматизма; офицер не командует в обычном смысле этого слова, а только контролирует и вмешивается лишь тогда, когда, по его мнению, нижние чины начинают действовать неправильно. Как тот давешний случай в рубке.
Кстати, с кем это там лейтенант Жуков разговаривал, прижимая к уху маленькую плоскую коробочку с выдвижным штырьком? Можно, конечно, предположить, что это он советовался с Великим Духом Маниту, но мы оставим такие предположения мадам Блаватской и своре ее сторонников. Со значительно большей вероятностью из трубки отвечал голос лейтенантова начальства. Но как? Поверить в радиостанцию размером меньше пачки папирос, передающую голос, так же невозможно, как и в меч-кладенец, скатерть-самобранку и прочую живую и мертвую воду. Нет, когда-нибудь в будущем такая радиостанция и будет возможна, но не сейчас. В будущем, в будущем… Эти слова царапают во мне что-то как маленький бесенок, который просится ко мне со словами: «возьмите меня Петр Степанович, я вам пригожусь!»
Гоним бесенка прочь палкой, потому что этот странный лейтенант Жуков, эти не менее странные нижние чины и маячащие на горизонте корабли, конечно, могут быть из будущего, чем можно объяснить все предъявленные мне несуразицы. Но тогда место мне не здесь, а в доме скорби, и все будут жалеть бедного бывшего поручика, который верит в добрых пришельцев из будущего, решивших помочь нам выиграть войну с Японией. А иначе зачем они сюда еще явились — неужели только для того, чтобы посмотреть на своих непутевых предков? Вот видите — стоило мне хотя бы чуть-чуть поверить в реальность этой мысли, как она начинает жить своей жизнью, а я начинаю потихоньку сходить с ума. Нет, дом скорби мне гарантирован.