— Ну, философ… — покачал головой Карпенко. — Упростим задачу. Кто думает так же, как и лейтенант Антонов, могут быть свободными, остальных попрошу остаться!
Через две минуты все кают-компании полностью опустели.
— Ну что, товарищи, — сказан Карпенко, когда они с Новиковым и Одинцовым остались втроем, — курс на Порт-Артур. Вы, Александр Владимирович, усильте контроль за порядком на кораблях. А вы, Павел Павлович, займитесь в первую очередь этой ученой бражкой и прикомандированной к ним командой. Что-то они меня беспокоят. За команды кораблей я теперь более-менее спокоен, а вот штатские — с ними может быть неясно. Я сам к ним не полезу, боюсь наломать дров. А вы считайте это своей общественной нагрузкой.
Тогда же и там же, надводное положение, борт атомного подводного крейсера К-419 «Кузбасс».
Командир АПЛ капитан 2-го ранга Александр Степанов, 40 лет.
После совещания командного состава Одинцов, Карпенко и я остались только втроем.
— Значит, так, Александр Викторович, — произнес Карпенко, сразу беря быка за рога, — ваш «Кузбасс» в нашей общей колонне — что-то вроде призового рысака в табуне тяжеловозов. Во-первых — вы не сможете брать «призы»…
— Какие еще призы, Сергей Сергеевич? — не понял я, — у нас тут, что намечается, война, или лотерея?
— Дело в том, — вместо Карпенко ответил Одинцов, — что по местному морскому праву каждая воюющая сторона имеет право захватывать гражданские суда, принадлежащие как противнику, так и третьим странам, если они занимаются перевозкой грузов военного назначения для этого самого противника. Но для этого сначала на судно должна быть высажена досмотровая партия, которая и определит наличие на корабле тех самых грузов военного назначения, в дальнейшем именуемый «военной контрабандой». Поняли?
— Да, — сказал я, — это я понял, только не понял, причем тут мой «Кузбасс»?
— А при том, — сказал Карпенко, — что топить транспортные суда внезапным торпедным ударом из-под воды, как это было принято во времена второй мировой войны, тут еще нельзя. Мировая общественность не поймет такого варварства. Тут положено после установления факта наличия военной контрабанды высадить на судно-нарушитель призовую партию, после чего гнать его в ближайший свой порт, где призовой суд — суровый, но справедливый — приговорит судно и груз к конфискации и реализации с аукциона. Денежки за реализованный товар падают на счет того, кто этот груз захватил. Местных денег у нас в кассе нет, идти на поклон к местному руководству тоже не очень хочется, поэтому мы с Павлом Павловичем решили, что нам не грех и немного заработать, перехватывая суда, везущие из Европы и Америки грузы, предназначенные японцам. Япония — это островное государство, пока еще не обеспечивающее себя ни машинами, ни продовольствием, поэтому соответствующие пароходные трассы буквально забиты судами, которые везут воюющей стране все необходимое — от мороженого мяса до станков, химических реагентов и пустых болванок артиллерийских снарядов. Удар по этой артерии мало того что даст нам возможность быть финансово самостоятельными — он еще и нанесет сильный удар по японской военной экономике. Но это одна сторона медали, и ею займутся «Трибуц», «Быстрый» и оба МРК. Вам такие операции не под силу, ибо ваш козырь — это как раз скрытность внезапного удара, который по гражданскому пароходу наносить запрещено.
Это ограничение на внезапное потопление не распространяется на военные корабли и мобилизованные гражданские суда, которые после вооружения получают новые наименования и считаются вспомогательными крейсерами. Если над японским кораблем развевается флаг «солнце с лучами», то он — ваша законная добыча. Торпеду ему в борт — и на дно. Если «солнце» на флаге без лучей или это вообще нейтрал, то проходите мимо, потому что время для того, чтобы топить всех, еще не пришло. Правда, есть в этом деле одно маленькое ограничение. При нападении на порт воюющей страны может быть потоплено или повреждено любое судно, любой государственной принадлежности, ибо, зайдя в этот порт, оно сделало это на свой страх и риск. Я говорю это вам затем, что мы с Павлом Павловичем хотим послать ваш «Кузбасс» в Токийский залив, на побережье которого расположены главная военно-морская база японского императорского флота Иокосука и два крупнейших японских торговых порта на тихоокеанском побережье — Токио и Иокогама. Это такое важное место для Японии, что его еще называют личной императорской ванной. Мы надеемся, что вы сумеете навести в этом гадюшнике такой идеальный порядок, чтобы любые иностранные пароходы в дальнейшем обходили бы японские порты за тридевять морей. И самое главное. У причалов Иокосуки сейчас стоят два новеньких броненосных крейсера «Ниссин» и «Кассуга», купленные Японией у Италии. Эту парочку вам желательно уничтожить в первую очередь, а дальше погром в императорской ванной по вашему личному усмотрению.
— Хорошо, Сергей Сергеевич, — кивнул я, — если это необходимо, то мы это сделаем. Но как быть с пополнением боезапаса? Насколько я понимаю, торпеды калибра 533-мм, тем более с наведением по кильватерному следу, пока еще не производятся…
Карпенко хмыкнул и сказал:
— На «Николае Вилкове» имеется некоторый запас торпед, предназначенный для пополнения боекомплекта после боевых стрельб. Кроме того, мы сможем передать вам торпеды «Иркутска», который уже точно не будет использоваться как торпедная лодка. И вы тоже постарайтесь, чтобы при минимуме расхода боекомплекта имели бы место максимально возможные разрушения. Одним словом, вы свое дело сделайте, а там будет видно.
Вот так наш «Кузбасс» получил первое боевое задание на этой войне. Через час мы отделяемся от эскадры и берем курс на Токийский залив. Если Карпенко хочет погрома, то будет ему погром — любо-дорого посмотреть. Японцы потом еще не один год будут блевать кровью, пытаясь восстановить то, что мы им порушим за пару часов.
Тогда же и там же.
Кандидат технических наук Позников Виктор Никонович, 31 год
Итак, нам официально сообщили, что в результате сбоя в работе нашей установки, вызванного ударом молнии, произошло наше перемещение во времени в 1904 год. Да, сказали, это невероятно, но это факт — хоть поверьте, хоть проверьте. Ну и призвали к спокойствию и благоразумию, само собой.
Вот такие, значицца, дела… Я, честно сказать, не знал, как реагировать на эту новость. Естественно, не я один. Ну а какова будет реакция обычного человека на такое заявление? Так что в моей голове пульсировала только одна мысль — этого не может быть..
Да, это, наверное, опять всего лишь сон. Ведь невозможно вот так просто взять и перепрыгнуть назад через целое столетие, какие бы природные катаклизмы ни случились! Украдкой щипаю себя за руку. Не помогает — наоборот, еще больше удостовериваюсь, что не сплю. Может, не за то место щипаю? А, ладно, не за яйца же себя щипать… Тут бабы кругом, будь они неладны. К тому же вон он, местный парусник — достаточно только выйти на палубу и плюнуть, перегнувшись через борт. Сейчас с него к нам талями перегружают какой-то груз, и люди, которые этим заняты, ужасно довольны собой. Видимо, это что-то очень ценное.
Мы снова в нашем отсеке — разгромленном и обгоревшем. Как ни странно, Ягуша почти не удивлена последними новостями, только немного обеспокоена. Но я не понимаю ее беспокойства. Провалившись в прошлое, она освободилась от своей семьи, от всех тех обычаев и порядков, которые сковывали ее по рукам и ногам, и заставляли превращаться в пугало под страхом общественного остракизма. Теперь она образованная женщина, великолепный специалист, который может получить ставку в любом мировом университете, и имя ее прогремит не менее громко, чем у знаменитой Марии Склодовской-Кюри. Для этого ей достаточно только покинуть эту «страну рабов, страну господ» и переехать в Америку, Англию или во Францию, где ее талант расцветет особенно ярким цветом.
А вот мадам Лисовая находится в полной прострации. Глаза навыкате, грудь вздымается; сама бледная и все время качает головой, приговаривая: «Не может быть… Не может быть…» — ну точно как я, только вслух. И вообще непонятно, к чему относятся ее стенания — то ли к нашему провалу на сто тринадцать лет назад, то ли к в уголь сгоревшему «Туману». Ведь этот проект в какой-то мере был ее детищем, ее любимым ребенком, ее «кровиночкой» и смыслом жизни. И при всем при этом она даже ни разу не вспомнила своего простреленного телохранителем Одинцова любовнике, который сошел с ума, потому что находился в самом эпицентре темпорального казуса.
— Может, Алла Викторовна, — бесстрастно говорит Яга, не понимающая, из-за чего страдает Лисовая, — еще Эйнштейн допускал возможность путешествовать во времени…
— Да знаю, — немного нервно отвечает Лисовая, — но одно дело — умозрительные заключения, и другое — на собственном опыте убедиться в этом! Нет… не может быть… это какая-то ошибка… — снова принимается она качать головой, будто это может хоть как-то ей помочь.
Мы осматриваем то, что осталось от нашей аппаратуры. Многозначительно переглядываемся между собой — ничего, мол, от нее не осталось, только сгоревшие провода и оплавленные кнопки. Но «черный ящик» должен был уцелеть… Впрочем, если кто-то и будет им заниматься, то уж точно не мы — на это имеются другие специалисты, из другого ведомства… точнее, были специалисты, где-то там, по ту сторону межвременного барьера, который мы так по варварски прорвали.
После аварии прошло уже несколько часов. Собственно, за это время у меня в голове уже достаточно прояснилось. Первый шок прошел. Подходил к концу и этап принятия действительности. Пришлось сделать над собой усилие, чтобы перестать панически повторять про себя беспомощное «не может быть» и попытаться сориентироваться в новых условиях. Да, пока только сориентироваться…
Что ж, все мои планы, так долго и заботливо вынашиваемые, потерпели сокрушительный крах. Не удастся мне теперь сбежать в Америку с чертежами… Кому они там нужны сейчас; да меня просто за сумасшедшего примут и упекут в желтый домик — это как пить дать. Да и свалить теперь будет неизмеримо труднее… Да… Нерадужные перспективы вырисовываются… Черт бы побрал эту проклятую грозу! Черт бы побрал этот гадский корабль! Ну почему же я такой невезучий? Почему у других все получается, но только не у меня? Что же теперь — придется расстаться с мечтой стать богатым? Расстаться с мечтой о благословенной Америке…