Кап-три Потапов, наш командир КБЧ-3, как пришедший на лодку совсем недавно, почти одновременно со мной, еще не обретший никакого прозвища в экипаже, лично сел вводить данные в БИУС. Залп всеми восемью аппаратами — почти такой же, как я видел в том моем сне. Только здесь в прицеле наших торпед не японская броненосная мощь, а питающая ее политическая и экономическая пуповина. Ведь сама Японская империя по данным временам пока никто, ничто и звать ее никак, фактически это не она воюют сейчас с Российской империей, а объединенный англо-франко-германский капитал, желающий чужими руками устранить или ослабить своего главного конкурента.
Точно так же, как и в том моем сне, выпуская торпеды, лодка поочередно вздрагивает восемь раз. Торпеды будут идти к порту пятнадцать минут, но мы не собирались ждать результата своего залпа. Поэтому сразу же после того, как из аппарата вышла последняя «рыбка», я скомандовал погружение до тридцати метров, скорость восемнадцать узлов и курс на юг к позиции № 2, с которой мы проведем стрельбы по гавани Иокогамы и Иокосуке. Пусть Токийский залив большой и глубокий, но не стоит метаться по нему сломя голову. «Кузбасс» был где-то на полпути ко второй позиции, когда до токийского порта дошли первые торпеды и там начался веселый танец чардаш.
Сбрасывать скорость и всплывать под перископ, чтобы посмотреть на результаты стрельбы, мы не стали. Во-первых — наше наблюдение ничего бы не изменило, во-вторых — с данной позиции из-за изгиба берега токийский порт впрямую уже не наблюдался. В-третьих — недостаток впечатлений я собирался возместить после удара по Иокогаме, потому что на той позиции нам предстояло задержаться для зарядки аппаратов перед стрельбой по Иокосуке, и поэтому мы будем иметь возможность полюбоваться на дело своих рук. Сразу скажу, что полюбовались мы дальше некуда. Еще при прицеливании, подняв перископ, имел честь наблюдать над токийским портом зарево в полнеба. Что там горело, Бог знает, но горело хорошо — самое главное, ярко. Императору Муцухито, наверное, было очень интересно смотреть на этот пожар.
Дальше до определенного момента все шло как на позиции № 1. Кап-три Потапов ввел данные в БИУС, лодка сразу после выхода последней торпеды стала разворачиваться для стрельбы по Иокосуке, одновременно перезаряжая аппараты. И вот в тот момент, когда мы были готовы дать третий залп (в порту Иокогамы пока все было спокойно, там даже не поняли, что в Токио происходит нечто экстраординарное), до целей дошли торпеды второго залпа. Семь взрывов обычных (хотя назвать обычным взрыв трехсот килограммов или тонны морской смеси не повернется язык) и сразу после них такой бабах, который было впору уже мерить в килотоннах. То ли это был пароход, с которого выгружали взрывчатку, закупленную для изготовления боеприпасов, то ли, наоборот, готовые фугасные снаряды крупного калибра грузили на транспорт, чтобы отправить на войну — только вставшее в ночи над Иокогамой багровое с черными прожилками грибообразное облако и разлетающиеся во все стороны огненные кометы сразу сказали нам, что одна эта торпеда стоила всех остальных, вместе взятых. Разрушения в порту — не хуже, чем от применения того же спецбоеприса. Месяц или два на тех причалах никто и ничего не сможет ни грузить, ни выгружать. И то, потом еще надо будет поднять и отбуксировать в сторону изуродованные остовы затонувших кораблей. А это отдельный геморрой. И самое главное, мы ни в чем не виноваты. Честное слово, товарищ Одинцов, оно само взорвалось.
По сравнению с этим взрывом то, что произошло в Иокосуке, выглядело как хлопки новогодних петард. Все три новых крейсера были ошвартованы у причалов, и все три получив свои торпеды под днище, затонули с опрокидыванием, и, кажется, даже с переломом киля. При этом причалы, у которых стояли «Ниссин» с «Кассугой», оказались основательно искореженными, но детонации погребов не произошло — скорее всего, из-за того, что «итальянцы» еще не получили свой японский боекомплект. Но после того, что нам удалось натворить в Иокогаме, это все мелочи; в любом случае все три новых японских крейсера получили такие повреждения, что после подъема их легче разрезать на металл, чем пытаться восстановить.
К этому моменту на берегу уже поднялась отчаянная суета, в гавани Иокосуки разводили пары номерные миноносцы, которым предстояло охранять подступы к базе; на артиллерийских батареях, контролирующих вход в Токийский залив и тех, что были расположены непосредственно в границах военного порта, зажглись боевые прожектора, принявшиеся обшаривать водную гладь, как будто этим придуркам на батареях мало было полной Луны в зените — при ее свете можно было даже читать. Более того, они даже начали там в кого-то стрелять; но мы уже, опустив перископ, погрузились на пятьдесят метров — и темпо, темпо, темпо — направились к выходу из этого гадюшника, слушая, как у нас за спиной японские артиллеристы глушат рыбу.
И хоть лодку слегка потряхивало, нам от той стрельбы было не холодно, ни жарко, потому что сверхчувствительные японские взрыватели заставляли снаряды взрываться на поверхности, не пропуская их в глубь вод. Последний раз мы цапнули негостеприимных хозяев, слегка не доходя до линии минных заграждений, когда выпустили торпедный веер по таможенному отстойнику, в котором три парохода оказались потоплены и один тяжело поврежден. После чего, погрузившись на полсотни метров, окончательно покинули взбудораженный, подобный разворошенному осиному гнезду, Токийский залив.
Тогда же, Токио, Императорский дворец «Кодзе», Император Муцухито
Разбуженный среди ночи сильными взрывами, император выбежал на галерею — оттуда открывался великолепный вид на Токийский залив (который не зря называли личной императорской ванной) и застыл в ужасе. В порту горели и тонули пароходы европейских судоходных компаний, являющиеся единственной ниточкой, связывающей Японию с внешним миром, ибо собственно японские пассажирские и грузопассажирские корабли были мобилизованы и превращены во вспомогательные крейсера. Светила полная луна, на глади залива не наблюдалось ни одного постороннего военного корабля, но, несмотря на это, кто-то выпустил самодвижущиеся мины, поразившие европейские пароходы и пустившие их на дно. Едва император успел распорядиться, чтобы слуги принесли ему одежду и послали за министром флота, как вдруг у самого горизонта, где-то в стороне Иокогамы, небо осветилось сильнейшей вспышкой, после которой в небо поднялся быстро остывающий огненный гриб. Вот так взрываются пять тысяч тонн лиддита[14], доставленного из Англии на британском трампе «Веселая Марго», когда под этим трампом взрывается русская торпеда…
Император в бессилии сжал кулаки. Западные демоны веселились в Токийском заливе как подвыпившие матросы в квартале красных фонарей, и не было такой силы, которая смогла бы их урезонить.
Завтра утром императору доложат полный список потерь и перечень претензий иностранных судовладельцев, понесших значительные финансовые потери — и вот тогда для него настанет время хвататься за голову и требовать «извинений» от всех тех, кто должен отвечать за обеспечение безопасности фактически на пороге столицы. А пока, в связи с наступившей тишиной (взрывы у таможенного отстойника были во дворце не слышны из-за дальности более пятидесяти километров) он понимал, что демоны ушли, но обещали вернуться как только так сразу.
3 марта 1904 года. 13:15 по местному времени. Тихий океан, 32 гр. СШ, 151 гр. ВД.
БПК «Адмирал Трибуц»
Вот уже почти сутки океан оставался девственно чистым — ни дымки на горизонте, ни отметки на радаре. Вчера около полудня мирно разошлись со встречным трампом примерно на три-четыре тысячи тонн, идущим под американским «матрасом». Его даже не стали досматривать — и на глаз было видно, что он идет в балласте. Корабельная группа по-прежнему сохраняет шестнадцатиузловый ход. Капитан первого ранга Карпенко решил не придерживаться первоначального графика и потратить все сэкономленное время на охоту за грузовозами в Восточно-Китайском море. Там их курс будет перпендикулярен нашему, и перехватывать их будет гораздо легче. Да и движение там куда оживленнее.
К борту «Трибуца» причалил катер с «Вилкова». По трапу взбежал старший офицер БДК, капитан третьего ранга Алексеев. Откозыряв встретившему его на палубе вахтенному офицеру, он быстрым шагом направился к командирской каюте.
— Добрый день, Сергей Сергеевич, разрешите…
— Входите, Валериан Григорьевич. Не очень-то он и добрый, уже почти сутки на горизонте ни одной заразы.
— Мы тут с Петром Сергеевичем закончили инвентаризацию всего того, что нам загрузили во Владике интенданты. — Старший помощник с «Вилкова» достал из кармана флешку, — короче, товарищ капитан первого ранга, — широко улыбнулся Алекссев. — Тысяча и одна ночь плюс пещера Аладдина…. Ведь полный реестр загруженных на борт боеприпасов и запчастей находился у начальника штаба флота на «Варяге» и нам пришлось, комиссионно, вместе с лейтенантом Шубиным и Павлом Павловичем, вскрывать каждый контейнер по отдельности. Двое суток адской работы. Но зато теперь нам известно все про наши резервные ресурсы.
— Интересно, — Карпенко вставил флешку в свой ноутбук. — Этот, что ли файл, который «Инвентаризация»?
— Угу, Сергей Сергеевич, открывайте, открывайте… не пожалеете.
Капитан первого ранга Карпенко открыл файл, секунду смотрел на первые строчки непонимающими глазами, потом коротко выругался.
— Валериан Григорьевич, и ЭТО действительно лежит в этих контейнерах? Десять гидрореактивных подводных ракет ВА-111 «Шквал» и двенадцать электроторпед УСЭТ-80, двенадцать парогазовых торпед 53-65К… Интересно, кому понадобились эти артефакты, древние как дерьмо мамонта? Хотя, по нынешним временам, они самая что ни на есть натуральная вундервафля — это по сравнению с миной Уайтхеда.
— Сергей Сергеевич, не сомневайтесь, лично с лейтенантом Шубиным лазили на штабель, вскрывали укупорки, все так и есть… они, родимые….