щущение человека, сидящего с ножом и вилкой перед тарелкой жидкого супа.
Нет, господа хорошие, так дело не пойдет, потому что в Корейском проливе, помимо многочисленных, как муравьи, джонок, присутствует еще 2-й боевой отряд адмирала Камимуры, прикрывающий коммуникации в проливе от возможных набегов русских броненосных крейсеров из Владивостока. Две бронепалубных «собачки[15]» крейсируют в Корейском проливе севернее пути миграции джонок, между Симоносеки и Цусимой, еще один бронепалубный крейсер занимает позицию между этими злокозненными островами и Фузаном. А в бухте Цусимы, Четыре массивных мрачно дымящих броненосных крейсера под японскими флагами, видимо, ждут сообщения по радио от собачек. Видимо японский адмирал не захотел зазря расходовать ресурс машин дорогих броненосных крейсеров, отделываясь на патрулировании износом куда более дешевых «собачек».
Нет, Камимура-сан, так дело не пойдет; впрочем, бухта, в которой вы прячете свои крейсера, маленькая и способна укрыть их только от внезапного шторма, а отнюдь не от торпедной атаки. Тут бы и местные миноносцы справились с легкостью — от горла бухты до берега всего четыре кабельтова, хотя, скорее всего, то самое горло бухты прикрыто боновыми заграждениями, причем до самого дна. Глубины тут небольшие, так что это вполне возможно. И не только износа машин хочет избежать японский адмирал, а еще не желает получить от нас неожиданную торпеду в борт. С того момента, как мы порезвились в токийской бухте, прошло уже четыре дня, два из которых мы потратили на попытки так же тихо влезть в Осакскую бухту, но не срослось. Вход в бухту был загражден подвижным боном, который дежурный вспомогательный крейсер раздергивал перед каждым входящим в бухту пароходом. Уверен, что и в Токийском заливе сейчас тоже организовано нечто подобное.
Естественно, что сейчас японцы исходят из характеристик местных подводных лодок, которые уже как бы есть, но пока еще ничего не могут. Поэтому их боевые корабли либо тихо сидят в своих базах за боновыми заграждениями, либо, напротив, лихо крейсируют в открытом море, тратя запас угля и ресурс машин (как те же «собачки» в Корейском проливе), уверенные, что их спасение в скорости, скорости и только в скорости.
Но все это чистейшей воды профанация. Нет, конечно, боны на некоторое время уберегут броненосные крейсера Камимуры от нашего назойливого внимания, но не будет же он сидеть в своей базе вечно. Рано или поздно ему все же потребуется покинуть бухту при Цусиме, и вот тогда мы с ним обязательно поговорим. А пока мы пойдем другим путем. Нет, мы не будем тратить невосполнимые торпеды и топить мелкие бронепалубные крейсера. Это, конечно, не из гаубицы по тараканам, но достаточно к тому близко. Мы просто начнем третировать перевозимые через пролив войска.
Глубина тридцать метров, разгоняемся до скорости в тридцать два узла и в таком виде проходим под днищем довольно крупного парусного кораблика, на глаз способного перевозить до роты солдат. Что-то вроде тарана, но только не корпусом, а расходящейся от этого корпуса подводной волной. Японцам сверху видна только черная, стремительно движущаяся, сигарообразная тень в глубине, а в следующий момент из-за удара подводной волны в днище деревянный корпус джонки лопается, и японцы всей гурьбой оказываются в воде. Что они могут подумать? Правильно — морской демон поднялся из глубин, для того чтобы их сожрать. Кстати, март месяц в Корейском проливе не очень подходит для купания, и все те, кого не сумеют вытащить из воды за двадцать-тридцать минут, считай, уже гарантированные покойники по причине переохлаждения.
А мы продолжаем наши курощения. Сбросить скорость, циркуляция с разворотом на шестнадцать румбом и атака следующей рыбацкой джонки. Конечно, так мы их всех не перетопим, но навести страх, насколько это возможно с японцами, стоит. Ага, на ближайшей «собачке» вдруг поняли, что кто нагло макает в воду их зольдатенов — и теперь та мчит к нам, отчаянно молотя воду всеми своими тремя винтами довольно дрянной выделки. Шуму от них, даже не на самом полном ходу, как от той консервной банки, которую обычно привязывают на собачий хвост, чтобы позабавиться. Кроме всего прочего, это чудило на полном ходу еще и стреляет примерно в нашу сторону. А то как же, ведь горб воды, который мы поднимаем при движении на перископной глубине, виден японцам издалека. Правда, пока снаряды падают с недолетом, но нам оно не надо.
После выхода из очередной атаки на джонки, сбросив скорость, закладываем циркуляцию по достаточно большому радиусу и суем этому настырному бронепалубнику торпеду в кильватерный след под корму, после чего поднимаем перископ и смотрим на дело своих рук. И только тут (торпеда еще не дошла) видим трепещущий на мачте однотрубного крейсера контр-адмиральский вымпел. Это кому же мы сейчас по всем правилам выписали черную метку? Гаврилыч подсказывает, что раз здесь командует Камимура, то наша «рыбка» сейчас гонится за его младшим флагманом, «героем» Чемульпо контр-адмиралом Уриу… Да, жаль что на ней не получилось написать никакого умного послания с добрыми пожеланиями. Да и не надо уже, потому что торпеда дошла. Взрыв торпеды прямо под днищем, сразу за трубой, и почти сразу же следом — взрыв устаревших огнетрубных котлов. В небо поднимается густое облако дыма, пара и рыжей окалины, после чего японская «собачка» уходит на дно, как юнкерс в пике, с переворотом через левый борт. Сверкнули в воздухе еще вращающиеся винты — и все.
А что касается джонок, то нам тут делать нечего. Топить их вот так волной — одно баловство. Сюда бы Владивостокский отряд крейсеров, а уж мы бы проследили за тем, чтобы ни одна сволочь не смогла их обидеть. Пока здесь морской демон, вряд ли Камимура рискнет вытащить свои броненосные крейсера из цусимской ловушки. Но Карпенко с Одинцовым говорят, что владивостокцев, как и отстаивающийся в Шанхае «Маньчжур», тревожить пока рано. Вот он отработает свой танец с саблями у Порт-Артура — тогда пожалуйста, извольте бриться.
08 марта 1904 года. БДК «Николай Вилков».
Старший лейтенант запаса ВДВ Дарья Спиридонова, 32 года.
Я никогда не любила эти так называемые «всенародные праздники» — Новый год, Восьмое Марта. Одиночки в такие дни чувствуют себя особенно несчастливыми. Дежурные поздравления от знакомых вызывают где-то в глубине души тихое раздражение, пытаясь скрыть которое приходится улыбаться и благодарить.
Раньше Одинцов всегда забывал меня поздравить и спохватывался только к вечеру. Так что этот день я проводила в ожидании его звонка, каждый раз тревожась — а что если не вспомнит? «Ну и что, и плевать, это неважно», — уговаривала я себя, в то же время осознавая, что это далеко не так. Да, лишь его теплые слова имели для меня значение, и все внутри меня начинало ликовать и радоваться, когда он, неловко извиняясь, что чуть не запамятовал о Женском дне, высказывал мне пожелания счастья и любви.
Счастье и любовь! Теперь у меня есть это все, и действительно неважно, поздравит ли он меня сегодня. Я все готова простить ему, а тем более такую мелочь. Ведь я уверена в его чувствах к себе и понимаю, что в суете подготовки к решающим событиям можно и упустить из виду то, что сегодня особенный день….
Но он не забыл. Он устроил нам небольшой интимный праздник, открыв бутылочку красного вина. Он поздравил меня душевно и очень красиво, так что мне даже стало неловко. Я потом все прокручивала в голове его речь, и каждый раз на сердце становилось тепло и уютно от тех искренних и проникновенных слов.
— Дашунь… милая моя… — говорил он, с нежностью глядя мне в глаза, — я поздравляю тебя с Женским Днем. Наверное, это повод для того, чтобы сказать тебе о своих чувствах. Мы, мужчины, обычно не особо разговорчивы на эту тему, но сейчас мне хочется, чтобы ты услышала от меня эти слова — услышала и всегда о них помнила. Ты знаешь, с тобой впервые я осознал, как важно иметь рядом близкую по духу женщину, которая принимает тебя таким, какой ты есть. Может быть, ты и не догадываешься об этом, но для меня изменился весь мир. Все будто бы окрасилось новыми красками и оттенками. А ведь не так давно я чувствовал себя старым и опустошенным. Наверное, я просто боялся любви, боялся привязанности, боялся не оправдать твои надежды… Но все эти сомнения оказались миражами. Теперь я уверен в том, что ты — моя судьба, и лишь немного сожалею о том, что так долго не хотел принимать этого дара, что упустил так много чудесных минут… Даш… Я люблю тебя… И еще знай, что ты мне дороже всего на свете. Ты делаешь меня лучше, ты наполняешь меня радостью и счастьем, благодаря тебе я дышу полной грудью и сполна наслаждаюсь этой жизнью… И я обещаю тебе, что приложу все усилия для того, чтобы ты ни разу не пожалела, что выбрала меня… Вот… Давай выпьем за тебя, Даша, любимая моя…
Надо ли говорить, что я была на вершине блаженства… Вот так, скромно, но мы все-таки отпраздновали этот день. Потом мой любимый покинул меня — ему нужно было обсудить с коллегами стратегические планы. Я же осталась в нашей (одной на двоих) каюте, вся в мечтах о нашем с Одинцовым будущем. Конечно, о других вещах я тоже думала. Я пыталась представить себе, как теперь, после нашего вмешательства, сложится мировая история. Мне было известно (точнее, я догадывалась), что наши мужчины собираются вмешаться не только в войну, но и в политику, несколько изменив курс Российской Империи. Вечные мужские игры патриотов… Что ж, я надеюсь, все у вас получится, дорогие наши воины и защитники, а уж мы, женщины, всячески поддержим вас во всех ваших затеях…
Чуть позже я отправилась прогуляться по кораблю. Во всем чувствовалась деловитая и сосредоточенная подготовка к чему-то важному. Конечно же, я знала, к чему именно — да вряд ли это было секретом. Как знала и то, что очень скоро стану свидетельницей грандиозного разворота истории в другую сторону — туда, где Россия является мощнейшей империей, внушающей трепет и почтение всем тем, кто в ТОЙ, нашей истории, пытался поставить ее на колени…