— А скажи мне, друг мой ситный, на вашей заставе есть прожекторная станция, а попросту говоря — ПРС? Или такой вид наряда в боевом расчёте вашей заставы отсутствует?
Капитан удивлённо посмотрел на меня и, отставив в сторону бутылку, утвердительно кивнул головой:
— Естественно, мы каждую ночь выставляем этот вид наряда и ведём наблюдение за акваторией моря.
— И радиолокационная станция у вас, я так понимаю, тоже есть? — задала я очередной вопрос, сразу вспомнив увиденную мной огромную тарелку локатора, возвышавшуюся над заставой, на соседней сопке, и направленную в сторону моря.
— Наташа, я не понимаю, к чему эти вопросы. Ты ведь не хуже меня знаешь, что РЛС тоже есть, и наряды несут там службу круглосуточно.
— Тогда как могло получиться, что ни ПРС, ни РЛС не зафиксировали надводную цель, приближающуюся к вашей заставе со стороны открытого моря? Я так понимаю, что плот этот плыл спокойно и совершенно открыто. И уж тем более, он меньше всего заботился о скрытности передвижения. Кстати, примерно на каком удалении от берега находятся паковые льды?
— Километрах в ста пятидесяти, — растерянно сказал начальник заставы.
— Ну и? — негромко спросила я.
— Ты хочешь сказать, что плот с покойником преодолел значительное расстояние, возможно, даже в сто пятьдесят километров, так и оставшийся незамеченным для пограничных нарядов и береговой охраны, пока не причалил к нашему берегу в нескольких километрах от заставы? Но это же полный бред! — пожал плечами капитан.
— А ты думаешь, что немецкая подводная лодка подошла вплотную к нашему берегу? Как бы то ни было, я хочу услышать вразумительное объяснение данного феномена, — потихоньку начала я выходить из себя.
— Постой! Ты что, это сейчас вполне серьёзно сказала насчёт фашистской подводной лодки? Вы что там, все сбрендили в своей Москве? Это же невозможно.
— Полегче на поворотах, капитан! — повысила я голос. — Если это невозможно, объясни мне, дуре, откуда покойник, — стояла я на своём.
— Да откуда угодно! Вмёрз в лёд ещё в своём сорок третьем, а потом так и путешествовал в паковых льдах всё это время. А сейчас кусок льда откололся и растаял, оказавшись близко к берегу. Вот и вся разгадка!
— Ну, Дима, мы так с тобой никогда не договоримся. По-моему, мы начали по второму кругу. Ты говоришь, вмёрз в лёд? Хорошо, пусть так. Но ты же сам только что сказал, что расстояние от берега до полосы, где начинаются паковые льды…
— Километров сто, сто пятьдесят ближе к полюсу, — неохотно повторил Омулев.
— Тогда опять тот же вопрос: где были все твои службы наблюдения и наряды? Почему ни твои орлы, ни катера береговой охраны ФСБ не засекли цель? И, заметь, довольно крупную?
— Даже если допустить невероятное, что мои наряды пропустили такую большую цель, то служба береговой охраны ФСБ не могла её не засечь. Пограничные катера постоянно патрулируют акваторию на расстоянии тридцати-пятидесяти километров от берега, практически, в открытом море. Их суда оснащены самыми современными средствами слежения и обнаружения.
— Пусть так, но факт остаётся фактом. Предположим, ты прав и плот освободился из ледяного плена и попал на чистую воду в ста пятидесяти километрах от берега. В этом случае, поскольку он был неуправляем, то блуждал по морю в полной зависимости от направления ветра, течений и тому подобных природных факторов. Если исходить из этой предпосылки, то он мог так плавать и год, и два, и, вообще, целую вечность, причём всё это происходило прямо под носом у ваших доблестных пограннарядов. И это ещё нам очень повезло, что какой-нибудь даже незначительный шторм не утопил его. Ведь так?
— Ну, не знаю, — начальник заставы растерянно почесал макушку.
— А я знаю! Знаю пока только одно: плот благополучно причалил к вашему берегу, и ни одна из служб наблюдения его не зафиксировала. И я хочу знать — почему? А, знаешь, пригласи-ка ко мне сержанта Посевкина. И Книгу службы — мне на стол…
— Сержант Посевкин, — я открыла толстую книгу службы в алом коленкоровом переплёте с золотым тиснением, — здесь указано, что последние два месяца, а интересуют нас именно они, поскольку в этот период начал сходить снежный покров, вы ходили дозором 68 раз, и это, не считая выездов по сработкам сигнализационной системы. Следовательно, сержант, я предлагаю вам обратиться к элементарной логике. Плот с покойником никак не мог появиться на участке вашей заставы раньше, чем началось таяние снега. Соответственно, лёд у побережья вскрылся, Лена тоже «пошла», а это значит, что найденный вами только позавчера плот торчит в этих чёртовых завалах плавника уже как минимум месяц?
— Никак нет, товарищ…
— Обращайтесь ко мне — товарищ майор.
— Товарищ майор, если бы он, в смысле плот, появился там раньше, то Хасан…
— Не стройте из себя цацу! — рявкнув, прервала я его. — Cама служила инструктором службы собак и потому прекрасно представляю, как всё это выглядит, так сказать, на местах.
— Товарищ майор, — голос сержанта дрогнул, и он бросил тоскливый взгляд на настенный календарь, — ещё 17-го не было там никакого плота. Точно.
— Почему вы так уверены? — спросила я с вызовом.
— В тот день мы с напарником, ефрейтором Лопехо, останавливались на перекур именно на том самом месте. Я хорошо запомнил, потому что в этот день мы задержались там дольше обычного.
— Почему? — спросила я.
— Мы поспорили. Видите ли, мне давно не писала невеста, и вот Лопехо высказал предположение…
— Понятно, — прервала я его, — то есть вы были заняты спором, эмоции кипели. Ясно. А где всё это время, пока вы выясняли отношения, была собака?
— Я и хотел вам доложить. Хасан постоянно крутился рядом, все валуны облазил и вёл себя абсолютно спокойно, словом, как обычно. А уж он не пропустил бы такой объект.
— Вы уверены? (Глупый вопрос: сама на месте сержанта с пеной у рта утверждала бы то же самое).
— На сто процентов.
— Как же в таком случае могло получиться, что плот находился в акватории заставы самое малое трое суток? По крайней мере, как утверждают эксперты, давность трупа именно такая. — Гнула я свою линию.
— Давность трупа? — искренне удивился Посевкин. — A вы его видели?
— Конечно, — на всякий случай соврала я.
— В таком случае вас ничего в его облике не удивило? Да это же просто чья-то глупая шутка! — усмехнулся сержант.
— Посевкин, не наглей, здесь вопросы задаёт товарищ майор, — приструнил его начальник.
— Ну, товарищ капитан, не было там плота!
— Ладно, сержант, свободны. Пока, — отпустила я его, не удержавшись напоследок от милицейского штампа.
На селекторной установке, молчавшей до сей поры на столе начальника заставы вдруг раздался зуммер и Омулев проворно схватил трубку и, нажав кнопку, стал внимательно слушать, изредка кидая на меня многозначительные взгляды. Потом положил трубку и воззрился на меня.
— Ну? — не выдержала я. — Что там опять стряслось?
— Звонил Мороз. Говорит, если всё же предположить, что наш покойник всплыл с подводной лодки сравнительно недавно, то нужно искать аварийный буй. Он вспомнил, что при возникновении внештатных ситуаций на подводной лодке автоматически, либо вручную выбрасывается буй, связанный с лодкой буйрепом, вместе с ним выбрасывается спасательный плот, который автоматически надувается при всплытии на поверхность. Буй же оснащён сигнальными лампочками и КВ и УКВ радиопередатчиками, которые включаются автоматически при всплытии буя и передают сигнал бедствия каждые две минуты в течение тpёx секунд. Правда, аккумулятор, по крайней мере, на наших, советских лодках рассчитан только на 72 часа непрерывной работы.
— Ваши радиолокационные станции последнее время фиксировали какие-либо подобные сигналы? — сразу поинтересовалась я.
— Сигналов не было, это точно, — капитан на мгновение задумался, потом хлопнул рукой себя по лбу, — но буй был!
— В каком смысле был? — насторожилась я.
— Понимаешь, совсем я со всей этой кутерьмой запамятовал. Выловили мы недавно какой-то буй, дня за два до обнаружения плота с покойником. Я дал команду его в гараж бросить, так сказать, до выяснения.
— Что же ты молчал, обормот!
— Я же тебе говорил там, на аэродроме, когда встречал. Но ты, наверно, пропустила мимо ушей.
Пограничная застава, побережье моря Лаптевых, сентябрь 1999
«…Главное Управление, генералу Тарасову. Прошу операцию в Эстонии (район Ристна) свернуть. Срочно выяснить возможность немедленного направления в район порта Тикси быстроходного научного гидрографического судна, оснащённого барокамерой, современными гидролокаторами, дальномерами и эхолотами, подробными картами глубин акватории моря Лаптевых. Необходимо наличие на судне легководолазного снаряжения. Прошу также при оперативной необходимости согласовать с береговой охраной ФСБ выделение для проведения операции двух современных быстроходных морских катеров, полностью укомплектованных командами, подготовленными к глубоководным погружениям. Также сообщите, какими данными о нахождении немецких субмарин в этом районе в период ВОВ располагает Военно-морской архив. В первую очередь необходимы точные координаты мест, где когда-либо в период ВОВ фиксировалось обнаружение немецких подлодок и самолётов. Ростова».
Омулев прочитал мою телефонограмму в Москву и покачал головой:
— У тебя что, действительно есть такие полномочия?
— Капитан, ты даже не догадываешься, какие мне даны полномочия. Если нужно будет, я тут всё переверну, так что скажи дежурному, пусть срочно отправляет, — сказала я, усмехнувшись.
Решение попросить у генерала столь массированную поддержку, пришло мне в голову сразу, как только Омулев с помощью двух пограничников выволок из самого дальнего угла гаража большой алюминиевый предмет, представляющий собой усечённую в верхней части сферу, на которой отлично сохранился рисунок — круг с расходившимися в разные стороны ломаными линиями — рунами. Вне всяких сомнений, это было изображение чёрного солнца! Внимательно присмотревшись, я обнаружила и едва заметную на слегка позеленевшей поверхности буя маркировку — U-3547! Каким образом аварийный буй с разыскиваемой нами в Балтийском море подводной лодки оказался в буквальном смысле слова на другом конце земли, было совершенно непонятно. Но, очевидно, было другое: сам по себе, морем, этот буй никак не мог приплыть в море Лаптевых. А это значило, что мы на верном пути и искомая субмарина где-то рядом.