В лице Келли и Уоннола команда «Соло» обрела двух новых лидеров-администраторов, возможно наиболее могущественных. Еще очень долго они будут бесконечно нужны команде.
9 августа 1974 года Ричард Никсон впервые в истории американского президентства подал в отставку. После его отставки Келли и Уоннол приняли трудное решение — преступить основное правило, невероятно долго спасавшее «Соло», Морриса, Джека, Еву и Розу. Было заявлено, что никто вне ФБР никогда не узнает принципы работы «Соло» или личностей Морриса, Джека, Евы и Розы. Правило возникло не из недоверия кому-то лично, а из опасения неумышленной утечки. К тому же все осознавали факт, что однажды КГБ может преуспеть в проникновении в штат Белого Дома, Государственного департамента или ЦРУ. При нынешних обстоятельствах Келли и Уоннол заключили, что, как бы то ни было, национальные интересы превалируют и вынуждают делать исключения из правила.
Прав был Брежнев, когда говорил Моррису и Джеку, что от Уотергейта трясет не только Соединенные Штаты, но и весь мир. Скандалы и шумиха в последние перед отставкой месяцы правления Никсона практически лишили его веса в международных делах. Союзники Соединенных Штатов от Восточной Европы до Китая и Японии с замешательством и опаской размышляли о будущей политике Америки. Кремлевские приятели Морриса — тоже. В Юго-Восточной Азии и Северном Вьетнаме пользовались внутренними проблемами Америки и испытывали, насколько нагло можно попирать Парижские соглашения, не опасаясь подобающей расплаты.
До сих пор политики жадно глотали строки «специальных источников» «Соло», не требуя раскрытия этих источников и процедуры получения информации, и подчинялись несколько оскорбительному требованию читать отчеты в присутствии вооруженных фэбээровцев и тут же их возвращать. Теперь Келли с Уоннолом рассудили, что в обстановке международной неопределенности и атмосфере кризиса новому президенту Джеральду Форду и государственному секретарю Киссинджеру необходимо знать, откуда берутся сведения «специальных источников», чтобы с полным основанием принять решение, можно ли строить на них генеральную политическую линию. Соответственно ФБР должно было исчерпывающе информировать Форда и Киссинджера о сущности и истории «Соло».
Уоннол дал Джиму Фоксу и Бойлу инструкции передать Моррису слова Киссинджера, не называя его имени: «Это окно не только в Кремль, но и в души его обитателей. Это невероятно».
В сентябре 1974 года Холл отправил Морриса в Москву с письмом, предупреждающим Советы, что они неверно истолковали политические процессы в США и что их неверные публичные заявления подлили огня в антисоветскую кампанию. Моррис нашел Пономарева полным энтузиазма; тот верил, что волны коммунизма поднимаются даже в Америке.
— Вы должны знать, что мы получаем тома отчетов от вашей новой администрации и ценим эти контакты. Мы намерены планомерно работать для улучшения отношений и разрядки, — сказал Пономарев. — Мы полностью осознаем и прекрасно помним недавние суждения Форда и Рокфеллера.
Но они заверяют нас, что радикально поменяли их, что теперь думают иначе.
Пономарев просил совета и помощи Морриса в невозможном: убедить американских евреев, что евреи в Советском Союзе не подвергаются ни гонениям, ни дискриминации.
— Мы планируем отправить нескольких евреев в Соединенные Штаты. Пожалуйста, скажите, какого плана людей нужно послать для улучшения отношений. У нас хватает знаменитостей: артисты, много писателей, ученые. Подумайте, пожалуйста, кто бы мог пригласить их и обеспечить поездку. Что они должны сделать, чтобы преодолеть массированную антисоветскую пропаганду? Мы действительно обеспокоены и несколько удивлены, что нас не понимают и к нам настроены враждебно даже евреи-несионисты. Мы давали факты в газеты и хотим, чтобы этот материал был опубликован. Мы действительно хотим уладить проблему евреев. И просим вашей помощи в этом деле.
Пономарев был в приподнятом настроении еще и потому, что Советам и ему лично удалось проделать в Соединенных Штатах удачный ход. Они одурачили Конгресс США, и советские «парламентарии» были приняты наравне с членами свободно избранного британского, французского, западногерманского, канадского или других демократических парламентов. Возглавлял советскую делегацию этот великий парламентарий, Борис Пономарев. Сияя, Пономарев пересказывал, как в Вашингтоне члены Конгресса лебезили перед советскими коллегами.
— Знаете, у нашей делегации в Штатах была действительно удачная поездка. Контакты с Сенатом дали хорошие результаты и будут продолжены. По возвращении мы отправили письмо Сенату и Конгрессу. Мы, товарищ Суслов и я, пригласили их и сказали, что считаем полезным продолжение контактов. Мы хотим заверить, что имеем дело не с одной-единственной партией, администрацией или личностью. Нам удалось побеседовать в комитетах, изложив нашу собственную точку зрения. Я воспользовался случаем и затронул темы экономики, культуры, торговли и промышленности и т. д. Мы не ограничивались только вопросами международной политики. Сильное впечатление на меня произвело заключительное приглашение на встречу в Конгрессе с сотней конгрессменов. Сенатор Аальберт (возможно, Пономарев имел в виду Карла Альберта из палаты представителей. — Примеч. авт.) произнес хвалебную речь. Перед этим в течение получаса перед ними выступал я… Когда я закончил, мне аплодировали, а ведь они не коммунисты, и я был несколько удивлен и даже счастлив. Такие контакты помогают сдерживать реакционеров и антисоветчиков.
Пономарев признал, что неожиданно столкнулся с несколькими брюзгами и любителями портить удовольствие. Они жаловались на недавнее надувательство (свою лепту сюда внес и КГБ, прослушивая телефонные разговоры, имеющие отношение к конъюнктуре рынка), когда Советы приобрели громадные количества американского зерна по бросовым, по мнению экспертов, ценам:
— В Сан-Франциско был дан большой прием от консульства, города и торговой палаты. Там были всяческие знаменитости из администрации, от промышленности и торговли. Некоторые из них в своих выступлениях осуждали продажу американской пшеницы в СССР и говорили, что мы в ответе за высокие цены на продовольствие в США и т. д. Но меня заранее предупредили, что такой вопрос может быть поднят. Мы решили, что не должны увиливать от обсуждения, и высказали свои взгляды. Мы говорили с деловой точки зрения. Мы (то есть я) сказали: вот вы верите в свободное предпринимательство, так разве бизнесмен не ухватится за наилучшую сделку, наилучшие цены? Разве за то, что царственный идиот продал вам Аляску за 3 миллиона долларов (Соединенные Штаты приобрели Аляску за 7 миллионов. — Примеч. авт.), мы должны обвинять вас в надувательстве? Большинство бизнесменов согласно с тем, что сделки нужно заключать на самых выгодных условиях.
Председатель собрания фактически дал отпор тем, кто попытался выступить с нападками на нас. И, несмотря на подобные вещи, в целом это было очень нужное и приятное мероприятие, и мы уверены, что контакты будут продолжаться ради общей пользы. Мы с товарищем Сусловым получили письмо из комитета по международным отношениям, подписанное сенатором Уильямом Фулбрайтом; он предлагает продолжать сотрудничество комитета по международным отношениям Сената и комитета по международным отношениям СССР. Конечно, в комитете этом нет пролетариата. Тем не менее такие встречи очень важны.
Моррис понимал, что это действительно так. Каждый член так называемой советской парламентской делегации обязательно являлся или работником Международного отдела, или сотрудником КГБ, или их подконтрольным. Через установление прямых связей с Конгрессом эти профессиональные советские акулы могут превратить Капитолий в охотничьи угодья и, возможно, влиять на деятельность отдельных конгрессменов, чтобы не возиться с натасканными дипломатами, отвечающими за проведение международной политики США. Конечно, все иллюзии по поводу советского парламента или комитета по международным отношениям нелепы. «Что, разве Конгресс — ясли для грудничков?» — подумал Моррис.
Тридцатого сентября, за день до вылета Морриса из Москвы, Пономарев вызвал его, поблагодарил за письмо Холла и дал официальный ответ:
— От имени нашего руководства мы приветствуем ваше руководство. Мы высоко ценим работу вашей партии. Несмотря на то что она все еще немногочисленна, она делает нужную работу. Что более важно, это партия с твердыми устоями. Она твердо стоит на земле, высоко держит знамя марксизма-ленинизма, а в интернационализме она непревзойденна. Мы также заявляем, что высоко ценим товарища Гэса Холла как важную фигуру в международном коммунистическом движении. Мы действительно желаем выразить восхищение вашими успехами, особенно в том, что Компартия США прорвала изоляцию от масс и стоит на пути дальнейшего роста и увеличения влияния среди людей. Мы верим, что сейчас ситуация для коммунистов благоприятнее, нежели десять лет назад. И потому мы убеждены, что вы победите.
В Чикаго Моррис спросил Бойла, может ли ФБР предупредить членов Конгресса, что при общении с «советскими парламентариями» и советским комитетом по международным отношениям они имеют дело с квалифицированными закаленными диверсантами, засланными для манипулирования партнерами. Бойл искренне ответил, что не знает. Директор ФБР или его представители могут выступать перед комитетами Конгресса, и, если отдельному конгрессмену понадобится помощь в вопросах безопасности, ФБР это обеспечит. Но ФБР должно избегать малейших попыток влиять на членов Конгресса, равно как и вовлечения в политику. Самое большее, что мог Бойл, — это заверить, что Уоннол прочитал сказанное Пономаревым, и надеяться, что тот придумает способ предупредить представительские структуры.
Не успели Моррис с Бойлом завершить свои отчеты, как в ноябре Холл снова отправил Морриса в Москву просить денег. Письмо гласило, что партия на грани распада и уже не может поддерживать себя без вливания наличности. Советы восприняли призыв всерьез и обещали передать 500 000 долларов в начале февраля и 1,3 миллиона — чуть позже в 1975 году.