Всегда всё будет хорошо,
Просто замечательно
Вся жизнь пройдёт у нас.
А потом ты допила оба коктейля и ушла домой. Я не ошибся? Ведь правда, так и было? А сейчас ты пьёшь чай и читаешь моё письмо.
И я тебе завидую. Знаешь, у нас здесь пойло, хоть и называется по-разному, но всегда одно и то же. Утром нам дают бурду, которую почему-то назвали чаем, в обед мы пьём бурду под названием кисель, а вечером нам дают сок. Ну, это так называется — сок, а по вкусу всё та же ужасная бурда. В общем, я тебе очень завидую. Мечтаю вернуться, завалиться с тобой в кафе и выпить тонну этих чудесных коктейлей.
А ещё я научился ценить то, что у нас могут забрать. Вот хотя бы эти коктейли. Казалось бы — мелочь, но оказывается, всякая мелочь, стоит её у тебя отнять, оказывается совсем не мелочью. У нас тут у всех свои мечты. Мне вот хочется напиться хорошим коктейлем в твоём обществе, а сосед по казарме мечтает поесть мяса (мясо у нас тут тоже не очень, жёсткое, как резина, а по вкусу напоминает нестиранные носки). А ещё один сосед — книгоман, ждёт не дождётся, когда позволят пойти в библиотеку, но молодых солдат туда не пускают. У каждого свои тараканы.
Да, я опять скатился на себя любимого. Как там Дайн? Передавай привет! И отцу с братом, и маме, всем привет! Следующее письмо я напишу уже после похода на пост, думаю, что оно будет интереснее прежнего, ведь одно дело рассказывать, как нас гоняют по плацу да кормят всякой бурдой, и совсем другое — описывать боевое дежурство!
Ужасно устаю! Это письмо я писал три дня, по частям во время отдыха. Постоянно таскаю с собой и, если есть время, а я не очень устал, то сажусь на ступеньки казармы, на перевёрнутую бочку из-под топлива или просто на бетон, и начинаю писать. Но чаще всего за этим занятием я засыпаю, а потом меня будят, и нам всем снова приходится куда-то бежать. А письмо мне приходится носить в сапоге. Я конечно, извиняюсь, не самый аппетитный аромат, но больше некуда, письма нам разрешают писать только в казарме, так что прячем, как можем.
До следующих писем. Твой Слойн».
Глава 9.
Сознание медленно возвращалось. Тьма отступала. Майор открыл глаза и вспомнил всё, что произошло. Попытался подняться, но ни руки, ни ноги не подчинялись. Лежал на спине в незнакомом тускло освещённом помещении. На потолке увидел два жёлтых плафона, больше ничего. Шея затекла, и как ни пытался повернуть голову, ничего не получилось.
— Что за ерунда такая? Где мы? Серёга, ты тут? Эй, Эмпатий! Ты чего молчишь?
— Дрыхнет, — отозвался Егор. — Рядом лежит.
— А ты как?
— Так же, как и вы. Лежу. Двинуться не получается, только голову могу повернуть. Мы тут все проводами опутаны, как мухи паутиной. Лежим на столах. На медтерминал похоже.
Наконец Глыба с хрустом повернул голову и встретился взглядом с Шахназаровым.
— Нас всё-таки взяли?
— Похоже на то. Я пришёл в себя с полчаса назад. Шея сначала тоже… того, а сейчас ничего. Осмотрелся здесь уже немного.
— Ну, и что ты тут увидел?, — Глыба стал разрабатывать шею, поворачивая голову в разные стороны.
— А ничего. Мы лежим, нас опутали проводами. И мы точно не на борту Миры. Я думаю, что мы на планете.
Майор представил, что скоро из него станут извлекать архив Месса. Возможно, будет больно. И он не имеет никакой возможности сопротивляться. Хотя бы освободиться… Но ведь даже рукой пошевелить не может. И нос так чешется, а почесать ну никак. Андрей чихнул, и нос перестал чесаться.
— Будьте здоровы!, — сказал Шахназаров.
— Присоединяюсь к пожеланиям, — подал голос эмпат.
— Ты тоже значит, жив.
— Да разве это жизнь?, — посетовал Сергей. — Ни рукой двинуть, ни ногой. И какую-то гадость вкалывают, прям чувствую, как зелье по венам бежит.
— Наверняка что-нибудь успокаивающее, — добавил Егор. — Чтоб не рыпались.
— Точно! И поэтому мы тут лежим и болтаем, и даже не думаем, как бы нам отсюда выбраться.
Прошин вдруг почувствовал, что кто-то приближается. Два существа, по эмпатическому фону похожи на тех, с кем пришлось столкнуться в ангаре. Контакт стабильный. Настроены решительно. И чувства не скрывают нисколько, читал их почти как своих товарищей. Эмпат сообщил друзьям, что пожаловали гости.
— Архив из меня вытащить хотят, да?, — мрачно поинтересовался майор.
— Вот насчёт архива не знаю, — ответил Сергей. — Я улавливаю только то, что они думают в настоящем времени. Именно сейчас собираются проверить показания каких-то приборов. И ещё снять с нас эти провода и выдернуть иглы из вен. И отвести нас куда-то в другое место. А вот куда, не знаю.
— Слушай, Эмпатий, а не можешь ты на них разок повлиять?, — поинтересовался Глыба. — Ты же людей, как книжки, читаешь.
Прошин отрицательно качнул головой:
— Нет, спасибо за доверие, но мне хватило, когда я попытался сделать это в ангаре… Голова до сих пор трещит, в себя не могу придти. Разрушители куда сильнее нас. Я против них, ну как школьник против мастера.
— А вы, командир, вроде замещаете Странника, — сказал сержант. — И его силой обладаете. Можете и сами попытаться, ведь так?
— Если даже архив и даёт мне какие-то силы, то я далеко не всем умею пользоваться, — возразил Андрей.
— А не кажется странным, что архив вас сейчас не защищает, — спросил Егор — Или у него чувство самосохранения сгорело?
— А кто знает? Может, не видит никакой угрозы. Или наоборот, всё настолько плохо, что уже бесполезно защищаться.
Открылась дверь, и в комнату вошли двое. Майор с трудом повернул голову. Отдалённо похожи на людей, даже, скорее, на орангутанов. Две руки, покрытые короткой коричневой шерстью, две ноги, голова, этим сходство с людьми заканчивалось. Судя по лицам, вернее, звериным клыкастым мордам, особым интеллектом не блистали, похоже, такие же исполнители, каких посылали на звездолёт.
— Добрый день, — рявкнул один орангутан. — Меня зовут Ивен. Это мой подчинённый Столин. Ваши имена мне неинтересны. Я вижу, вы уже пришли в себя, хорошо.
Второй остался стоять у входа, а Ивен вразвалку прошёл в комнату и остановился перед Глыбой.
— А вот и ты…, — проговорил он. — Сила Вселенной при тебе? Я должен отвести тебя, Гросс ждёт.
— Только меня?, — настороженно произнёс Андрей. — А что будет с моими товарищами?
— Ими займётся мой коллега, отведёт в терминал Памяти. Столин, отключай этих, и уводи. А я займусь носителем архива.
Второй орангутан приблизился к столам и, сопя, как настоящая обезьяна, стал клацать по клавиатуре толстыми пальцами.
— Куда их вести?, — спросил он, повернувшись к товарищу. — В центральный?
— Много чести, — ответил Ивен. — Веди в сектор А2. Там как раз оборудование недавно меняли, вот и обкатаешь новую машину.
— Не хочу я ни в какой терминал Памяти!, — запротестовал Шахназаров.
— Зато кое-кто в терминале Памяти очень хочет поселиться в твоей глупой голове, ы-ы-ы-ы, — засмеялся Столин.
— В моей голове?, — воскликнул Егор. — Да вы тут совсем уже! Моя голова — это моя голова.
— Теперь уже не твоя…, — гоготнул Ивен, дожидающийся, пока напарник освободит пленников. — Ничего страшного не произойдёт. Вам всем просто заменят личности. Представьте — вы были глупыми землянами, а станете умными Разрушителями. А из тебя, мой друг, Гросс выдерет архив. Если повезёт, ты останешься в живых. А может быть, даже сохранишь способность мыслить. Но ненадолго, потом тебя тоже определят в терминал Памяти.
Майор не знал, что это за терминал памяти, но понимал, что ничего хорошего не принесёт. Понимал также и то, что ему теперь осталось немного, но больше всего беспокоился даже не за чёртов архив, а за товарищей. Его, наконец, освободили, и он поднялся, разминая затёкшие ноги.
— Что будет с моими друзьями?
Ивен уставился на него холодными глазами. Несмотря на то, что Глыба был высокого роста, гориллоподобный инопланетянин оказался на две головы выше.
— Обстоятельства таковы, что ловить вам больше нечего. Твои друзья скоро умрут. Отдадут тела тем, кто принесёт миру больше пользы. Тем, кто больше достоин жить. Ты тоже последуешь за ними после извлечения архива.
Андрей даже и не пытался что-то предпринять. Станнер остался в ангаре звездолёта, и на поясе болталась пустая кобура. Без оружия сделать что-либо с этими громилами не удастся. Нужно ждать удобного момента.
Одна горилла повернулась ко второй:
— Значит, я к Гроссу, а этих в сектор А2. Запомни, сначала восстанавливай тех, от кого больше пользы.
Столин осклабился..
— Я знаю. Учёных, профессоров и всяких гениев.
— Я без моих ребят никуда не пойду. Вы ничего не сможете со мной сделать. Меня архив защищает.
Обезьяноподобный издал булькающий звук, похожий на смех.
— И как это помешало скрутить тебя в ангаре звездолёта? На нашей территории он тебя не защищает. А ещё скажи, твоих товарищей архив тоже защищает? Или нет? У вас столько разных атавистических комплексов — честь, совесть, любовь к ближнему. Ты ведь не захочешь, чтобы они мучились? Ты пойдёшь со мной сам, или тебя заставить?
Андрей с ненавистью посмотрел на своего пленителя.
— Удар ниже пояса. Ведите.
Ивен кивнул, улыбнулся и открыл дверь. Они вышли. Шагов не было слышно, мягкий пол скрадывал звуки. Шли долго по прямому, как стрела, коридору. Орангутан остановился, створка слабо вжикнула и отъехала в сторону, обнажив дверной проём. Гориллоподобный подтолкнул пленника, и тот шагнул внутрь помещения.
— Ты привёл его?, — раздалось в глубине.
Сидевший за столом человек, вернее, такая же обезьяна, покрытая чёрной шерстью, говорил медленно, растягивая звуки. Он был, скорее, похож, на шимпанзе, чем на орангутана или гориллу. Подвижное лицо, живая мимика и глубоко посаженные глаза — обманчивое выражение доброго шимпа.
— Да, шеф, — произнёс гориллоподобный за спиной Андрея. — Тот самый, что помогал Айнору убить Шебу.