— Не нужно скрывать своих чувств, — оскал на искореженном лице мало напоминал улыбку. — Я привык, что при первом знакомстве люди от меня шарахаются.
Судя по голосу — сиплому, спокойному и немного насмешливому, действительно привык. Воспринимает это как должное, естественное, само собой разумеющееся, не обижается. Ладно, уже лучше…
— Да и не только от меня шарахаются.
Кивок назад. Туда, где стояли стрелки, напугавшие Агделайду Краковскую.
— Поэтому если у тебя, Вацлав из рода Бурцев, есть сомнения в целесообразности нашего союза, мы можем разойтись мирно, забыть друг о друге и дальше вести свою борьбу порознь.
— Ты предлагаешь союз? — заинтересовался Бурцев.
Союзники им сейчас нужны. А уж какие физиономии будут у тех союзников — дело десятое. Для устрашения врага — так вполне сгодятся и эти.
— Да, предлагаю. Тебе известны секреты тевтонских колдунов. Ты смог воспользоваться их бесконной колесницей, тебе подвластна зачарованная бомбарда. Но у тебя мало людей. У меня их больше. Почти все великолепно владеют арбалетами. И они храбры. С ними можно устраивать засады и с ними можно идти в любую атаку.
Ага… особенно в психическую. С такими рожами и стрелы не понадобятся. Мутанты обратят врага в бегство и без арбалетов. А уж если меткость лесной братвы столь же убийственна, как и внешний вид…
— Ты, наверное, тоже неплохо стреляешь? — в раздумьях спросил Бурцев.
— Телль и арбалет — неразделимы, — прозвучал гордый ответ.
Стоп! Телль и арбалет?
В голове, наконец, что-то замкнуло. Сработал контактик. Вот оно откуда… Телль… Бурцев вспомнил. Сопоставил… Нет, не может быть! Тот самый знаменитый Телль, вроде бы, должен был жить раньше. Веке в четырнадцатом, наверное. Хотя кто его знает… Точно — никто.
— Тебя, случаем, не Вильгельмом кличут? — спросил Бурцев.
— А что? — подобрался арбалетчик.
— Не ты ли, случайно, попал стрелой в яблоко на голове сына?
Телль помрачнел:
— Случайно не я. И зовут меня Вальтер.
Ошибся. Бурцев кивнул. Бывает… Мало ли в Швейцарии Теллей.
— Я — тот самый сын, в яблоко на голове которого стреляли… стрелял… отец.
— Что?! — а теперь глаза у Бурцева полезли на лоб.
— Вот, — швейцарец ткнул пальцем в безобразный нарост на темени, — то самое яблоко.
Вообще-то, по форме голая шишка, в самом деле, отдалено напоминала яблоко. Отдаленно, но напоминало. Большое такое, крупное… Спелое.
— А это, — Телль тронул шрам на «яблоке», — след отцовской стрелы. Мое яблоко, как мое проклятие, — всегда со мной. И этот след — тоже. Он не дает забыть… Ничего. Ни о чем. Никогда.
Глава 33
Глаза предводителя лесных стрелков горели. Телль рассказывал…
— Шла охота. На таких, как я. На таких, как мы. На тех, кто не похож на остальных. Нас было много. Из года в год дети в кантонах рождались такие, что… — Вальтер сглотнул, не договорив. Продолжил после недолгой паузы, — Многих изгоняли из общин. Иногда — вместе с семьями. Многих убивали. В наших уродствах люди видели печать врага рода человеческого. А немцы разглядели в этом свою выгоду.
Императорский лизоблюд ландфогт Герман Геслер под предлогом борьбы с порождениями дьявола привел в наш кантон войска. Вожди и старейшины не противились. Наоборот — помогали германцам. Нас боялись. От нас хотели избавиться. Все. Потом пришлые немецкие и австрийские отряды пришлось изгонять с оружием в руках. Но то было потом…
Вальтер говорил, сжимая и разжимая кулаки:
— Отец никому не позволял причинять мне вред. В наших общинах Альтдорфа и Бюрглена его уважали и боялись. Особенно боялись его арбалета. Во всей округе, во всем кантоне Ури, а, может, и во всей Швейцарии не нашлось бы второго такого меткого стрелка. На состязаниях арбалетчиков отцу не было равных. Меня он тоже сызмальства учил метать стрелы.
Снова пауза. Снова недолгое молчание.
— Когда в наши края вступил отряд Геслера, отец зарядил два арбалета. Свой и мой. Он догадался, что это пришли за мной. Императорский наместник повесил на шест посреди рыночной площади свою шляпу, после чего разослал гонцов по окрестностям. Геслер объявил, что начинает дознание и поиск приспешников сатаны. Ландфогт сказал, что любой, кто попытается укрыться и по доброй воле не выйдет поклониться его шляпе, будет корчиться в муках и найдет смерть под этим столбом.
— Ты не вышел? — спросил Бурцев.
— Нет. Сразу — нет. Первым вышел отец. Со ста шагов он сбил из арбалета шляпу со столба. Потом взял второй арбалет. И пообещал вогнать следующую стрелу в голову Геслера, если тот не уберется восвояси. А я тем временем взводил разряженный самострел.
Геслер сразу смекнул, с каким стрелком имеет дело. Рисковать своей головой он не желал. Но и уезжать с пустыми руками было не в правилах ландфогта. Геслер приказал своим воинам опустить оружие и предложил Божий суд.
Увидев меня, он сказал отцу так: «Если вторая твоя стрела окажется столь же меткой, как первая, и со ста шагов попадет в яблоко, вросшее в голову твоего сына, я покорюсь воле Господа и не стану преследовать никого из вас. Если же ты промахнешься — умрешь вместе со своим уродцем, ибо всем будет ясно, что шишка на его голове — нечистая метка, из коей рано или поздно вырастут рога». Эти слова я не забуду вовек.
Вальтер тронул нарост на своей голове. Нахмурился, вспоминая и переживая все заново.
— Расстояние было приличное. А шишка — это все-таки не шляпа. Но шанс…
— Шанс? — переспросил Бурцев.
— Возможность раз и навсегда доказать при свидетелях, что никакого отношения к нечистой силе я не имею… Это было важно и для отца, и для меня. Отец согласился на условия ландфогта.
— А ты?
— Я верил в меткость его глаза и твердость его руки. И в Божий суд тоже верил. Я вышел к столбу, под которым лежала дырявая шляпа Геслера. И отец выстрелил.
— Но он ведь не сбил… э-э-э… яблоко.
— Если бы сбил, я, возможно, не разговаривал бы сейчас с тобой. Не знаю, смогу ли я вообще жить без этой шишки. Но речь шла не о том, чтобы сбить яблоко — а о том, чтобы попасть. Отец попал. Он выполнил условия договора. Наконечник стрелы лишь содрал кожу. Потекла кровь, которую видели все. Этого было достаточно для определения правого в споре. Было бы достаточно, если бы Геслер оказался человеком чести. Но Геслер был подлецом. Забыв о договоре, забыв о своем обещании, он приказал меня схватить. Мерзавец надеялся, взяв меня в заложники, вынудить отца сдаться.
Отец не сдался. Отец сказал, что ни ему, ни мне терять больше нечего и что отныне он не верит ни единому слову немцев. Перезаряженный мною арбалет смотрел в лицо ландфогту. Отец обещал спустить тетиву, если Геслер меня не отпустит. Слова отца звучали убедительно. И Геслер меня отпустил.
— Вы с отцом спаслись?
Телль-младший повесил голову. Бурцев невольно отвел глаза от уродливой шишки со шрамом.
— Спасся я. Один. «Иди, сынок, — сказал отец. — Если мы останемся здесь вместе, погибнем оба. И оба погибнем, как только я опущу арбалет. Только тогда некому будет мстить». Возразить было нечего. И противиться воле отца я не осмелился. Я ушел. А отец держал на прицеле Геслера, чтобы тот не мог послать за погоню. Отец давал мне время. Арбалет перезаряжается медленно, и он успел бы пустить только одну стрелу. Но и одной стрелы Вильгельма Телля было бы достаточно, чтобы отправить Геслера в ад. Это понимали все. И Геслер — тоже.
Потом я узнал, что отец не опускал арбалет до темноты. До поздней ночи Геслер не смел пошевелиться и открыть рта. Лишь когда мрак укрыл фигуру ландфогта, он приказал взять отца. Отец пристрелил кого-то из нападавших. Но сам Геслер в тот раз избежал кары.
— Твой отец убил его позже, так ведь?
— Не так. — Телль-младший хмуро смотрел в землю. — Мой отец не мог его убить. Отца утопили в озере. Бросили связанным в воду при переправе. Но было слишком много свидетелей Божьего суда и вероломства Геслера. В кантоне назревало восстание. Весь Ури требовал освободить Вильгельма Телля, и люди Геслера распустили слух, будто отец спасся. Сбежал прямо из лодки.
— Немцам поверили?
— Поверили. Когда Геслера настигла арбалетная стрела. Все говорили, что это стрела Вильгельма. На самом деле это была моя стрела. Но какая разница?
Бурцев кивнул. Действительно, никакой. Телль-младший завершил то, чего не успел Телль-старший. Все, правда, выходило не совсем так, как в классической легенде. Но ведь та легенда, и тот Телль — миф. А этот — вот он, настоящий.
Глава 34
Они молчали еще некоторое время.
— А дальше? — этот вопрос задала Агделайда Краковская. Княжна слушала повествование Телля, затаив дыхание. — Что было дальше?
— Дальше? — Вальтер невесело оскалился. — А дальше все обернулось против меня. — Вернуться в общину мне не позволили. Обвинили в трусости. В том, что я предал отца, оставив его одного против Геслеровских головорезов. Странно было слышать такое от соседей, которые сами покорно кланялись немецкой шляпе и молча наблюдали, как вяжут отца.
Что ж, я на них не в обиде. Простым людям нужен простой герой. Красивый, сильный, здоровый, а не страшилище вроде меня. Отец стал героем. Я остался всего лишь ходячей мишенью. Недостойным носителем яблока для стрельбы.
— Но тебя эта роль не устраивала? — спросил Бурцев.
— Нет. Я собрал таких же изгоев из разных общин.
Вальтер указал на свое лесное воинство.
— Кантоны не хотят нас видеть в составе своих баталий. Многие по-прежнему считают нас исчадиями ада, хотя, как видишь, никаких рогов из моей шишки так и не выросло.
— И вы создали свою общину?
— Да, и ведем свою войну. У каждого из нас есть повод ненавидеть немцев. Впрочем, если в наши руки попадется член кантона, причинившего вред кому-либо из нас, ему тоже не будет пощады.
Вот уж настоящие лесные братья. Ни за ваших, ни за наших. Сами по себе. Что ж, с этим — ясно. Но надо было спросить еще об одном… Проверить, уточнить, получить подтверждение. Тому, что известно и так. И все же…