Ненадолго стало тихо. Зашевелились девки, бабы, старухи, ребятня. Которые еще живы.
— Пошли вон! — рыкнул Бурцев. — Прочь! Прочь отсюда!
Перепуганный народ уползал в кусты, забивался в щели, прятался за деревья. Спасутся ли, далеко ли уйдут — это теперь их забота. Живой щит исчез. В посеченных пулеметом зарослях, среди утыканных стрелами деревьев теперь лежали только трупы и несколько раненных.
Что ж, можно считать, первый натиск отбит. Но кнехты, бабы с ребятишками и два эсэсовца с овчарками — это лишь авангард. Даже нет — разведка. Бурцев нутром чуял — сейчас пойдет новая волна. Значит, надо успеть…
— Сменить позицию, — приказал Бурцев.
С пулеметом в обнимку откатился на запасной рубеж — назад, за невысокий кустистый холмик. Бурангул и дядька Адам снова расположились рядом — под пенек, под поваленное бревно. И Вальтер Телль — здесь же.
Справа-слева шевелилась листва: арбалетчики перезаряжали самострелы, самые осторожные переползали с места на место.
И вот тут-то их накрыло.
Сначала был свист. Пугающий, нарастающий. Приближающийся. Свист, который ни с чем не спутаешь. Свист, в котором даже штатский мигом признает…
— Что это? — инстинктивно вжал голову в плечи Вальтер Телль.
…миномет. Признает — и не ошибется.
— Миномет! — одними губами прошептал Бурцев.
И — во всю глотку. Чтоб слышали все:
— Мордой — в землю! Головы не поднимать!
Это — единственное, что они могли сейчас сделать. Ну, и еще…
— Молиться и не шевелиться!
Дрогнула земля. Рвануло буквально в нескольких шагах. Посыпались сверху влажные комья, ветки, щепки, листья. Если б не деревья вокруг, если б не спасительный холмик, осколками достало бы и Бурцева, и бурангула, и дядьку Адама, и Телля.
А так… Присыпало только так.
Снова свист. Снова взрыв. Крики. Страшные. Жуткие. Так кричит человек с вывороченными внутренностями, но уцелевшими легкими и глоткой. Не повезло кому-то из вольных лесных стрелков. Тем, кто умирал сейчас молча, везло больше. Молча — значит, сразу, без боли.
И — опять нарастающий свист, от которого, кажется, падает само небо.
Небо упало. Небо взорвалось. В очередной раз. И вместе с землей и щепой вверх полетели чья-то оторванная рука, разбитый арбалет и брызжущие кровью клочья. Кишки. Потроха. Человеческие…
Кишки повисли на ветвях, окрасив зеленую листву красными пятнами.
Похоже, немцы вовсе не боялись убить под горячую руку анкер-менша. Человек-якорь Агделайда Краковская для их целей годилась и мертвой. И ежели что — перелопатят останки. Найдут среди окровавленных трупов нужный, опознают — визуально ли или при помощи магии. В цайткоманде, небось, полно эзотериков, читающие астрал и ментал, как книжку. Таким это — раз плюнуть.
Минометы долбили без перерыва. Мины ляпались часто и строго по квадрату. По обширному вытянутому прямоугольнику. По тому самому, где Бурцев расстреливал тевтонских кнехтов, где остались еще почти все Теллевские арбалетчики. И откуда так не успели убраться крестьянские бабы и ребятня.
Дубок-укрытие, из-за которого Бурцев полосовал врага очередями — разнесло в труху. Землю вокруг перепахало. А воздух все свистел. Вздрагивали от взрывов вековые деревья.
Потом — как глушащий удар ладонями по ушам — тишина.
Секунда, вторая, третья. И — новая волна. Новая облавная цепь. Слышны крики и тарахтенье мотоциклетных моторов…
По изрытой земле через посеченные кусты к Теллю сползались уцелевшие лесные стрелки. Собирались в единый кулак, занимали позиции. М-да… немногие выжили после минометного чёса. Те, кто, как Бурцев, успел сразу отползти подальше — выжил. Кто остался — погиб. На обстрелянном участке даже раненых не слышно. А и не будет раненых там, где мины ложились одна подле другой.
Бурцев стряхнул землю, выглянул из срезанного наполовину холмика. Поставил пулемет на сошки.
Как раз вовремя. В редколесье вновь замелькали фигуры наступающих. Шли не очень ровно. По-особому. Впереди — щитоносцы. С громадными — почти в рост человека переносными щитами-павезами, обтянутыми кожей, размалеванными крестами и гербам.
На одном Бурцев разобрал немецкую надпись «Спаси, Святая Мария». Надпись была выведена красным. По-готически вычурно, жестко, остро.
За павезами укрывались арбалетчики и жиденькая цепь автоматчиков.
Тряслись по кочкам три «Цундапа». У каждого — по пулеметному рыльцу в коляске. Мотоциклы прикрывали небольшие отряды всадников. Закованные в латы тевтонские рыцари — орденские братья в белых плащах и полубратья — в серых. Легковооруженные слуги и оруженосцы, готовые по первому приказу ринуться в бой. А где-то сзади, за деревьями, ждали невидимые минометчики. Чтоб добавить, если понадобится.
Да, с этой цепью так просто не совладать. Это не кнехты первой волны. Это будет уже не разведка боем.
Будет просто жестокий бой, драка не на жизнь, а на смерть.
Первыми не выдержали стрелки Телля с правого фланга. Короткие болты мелькнули в воздухе, сбивая листья и срезая ветви. Ударили по павезам, отметившись на раскрашенной поверхности оперенными хвостами.
Около полдюжины стрел легли удачнее. Упал щитоносец, неосмотрительно поднявший голову над краем щита, упал арбалетчик позади него. И еще один тевтонский стрелок. И два конных латника, чьи доспехи не смогли устоять перед болтами швейцарских самострелов. Упал автоматчик.
Ответный залп был плотным и яростным. Стрелы, пули…
Когда стрельба прекратилась, правый фланг больше не подавал признаков жизни. В живых теперь оставалось с полтора десятка швейцарцев.
Вальтер скорбно покачал головой.
— Боюсь, Вацлав из рода Бурцев, нас теперь легко обойти справа.
— Что ж, пускай обходят. Нам сейчас главное брешь пробить и запутать немцев. — Бурцев повернулся к лежавшим рядом: — Бурангул, дядька Адам, стреляйте туда, куда укажу я. Выбивайте в первую очередь тех, кого валю я. И ты, Вальтер, тоже. И людям своим скажи. Не спорь — так будет правильно. Пустите стрелу — и в укрытие. Перезаряжать самострелы, менять позицию. Обязательно менять. Не сидеть на месте. Иначе — опять накроют.
Глава 38
Первую цель уничтожили лихо. Мотоцикл с коляской, что ехал прямо на них в сопровождении двух десятков всадников. Рыцари и оруженосцы держались плотной кучкой, прикрывая мотоциклистов по бокам и сзади, но не загораживая дорогу впереди, не мешая обзору, не выезжали под пулеметный ствол, торчавший из коляски. Вот в эту-то группку Бурцев и ударил из своего «МG-42». А мгновение спустя туда же полетели стрелы.
Потерявший управление «Цундапп» налетел на пень. Подскочил, перекувыркнулся, вывалив экипаж на землю. Рядом падали сбитые стрелами и пулями всадники, кони. Бурцев полоснул второй очередью, добивая.
И…
Ответный огонь. Шквал огня. И арбалетные болты. Еще два арбалетчика Телля пали под немецкими пулями и стрелами. Из полутора десятков храбрецов оставалась дюжина. Чертова.
Эх, быстро все-таки таяли силы. Непозволительно быстро.
Не умолкая, били «шмайсеры», свистели тевтонские стрелы. По флангам длинно, долго пролаяли пулеметы. Только минометы молчали. Пока.
Бурцев, а за ним остальные, не высовываясь, переползли к густым кустистым зарослям, развороченным взрывами. Оттуда — немного вперед. И еще немного.
Заросли — это хорошо. И воронки — одна на другой — тоже. Можно незамеченными лезть вперед и вперед… По участку, изрытому минами, усеянному трупами.
Чем ближе они подберутся к прорванной облавной цепи — тем лучше. Близко их там не ждут. От них ждут другого — отступления вглубь леса. А они — вот они, под самым боком. Под кустиками. Под ногами затаились. Сейчас нужен бросок. Забраться в тыл немцам нужно. Развернуть врага, погнать по ложному следу.
Но брешь впереди быстро затягивалась. Место расстрелянных мотоциклистов и рыцарей заняли пехотинцы. Автоматчик, три щитоносца, пара арбалетчиков.
Жиденькая, в общем-то, цепочка. Спешно наложенная заплата. Взрезать такую пулеметной очередью — пустяк. Если б не вражеские «Цундаппы» по флангам. Там ведь тоже — пулеметы. И если бы не конница. Впрочем, конница — фиг с ней. Всадники сюда быстро не прискачут — лошади переломают ноги. А вот пулеметы…
— Вальтер, — шепнул Бурцев. — Скажи своим — пусть уберут тех вон, с правого фланга. Бурангул, дядька Адам, вы тоже туда цельте. Сначала бейте людей в бесконной колеснице. Потом — пешцев с колдовскими бомбардами. Потом — всадников и арбалетчиков. Я займусь левым флангом. Как очистим фланги — прорываемся. Приготовьтесь. По моей команде…
Бурцев примкнул к пулемету магазин. Последняя барабанная коробка, кстати, осталась. С последней полусотней патронов.
— Начали!
Вальтер Телль, сын прославленного стрелка Вильгельма Телля, не посрамил чести отца. Стрела предводителя лесной братвы вошла в щель между закованными в латы всадниками, прикрывавшими «Цундапп» телами и щитами. Пробила край белого плаща с черным крестом, чуть задела оперением тевтонскую броню и разворотила шею пулеметчика в мотоциклетной коляске.
Звякнули тетивы на других швейцарских арбалетах. Три стрелы сбили рыцарей, заслонявших мотоцикл. Еще две достали эсэсовцев — водителя и спрыгнувшего с заднего сиденья автоматчика. Бурангул, дядька Адам и швейцарцы, не успевшие еще разрядить самострелы, выбивали пеших стрелков и всадников.
Но Бурцев этого уже не видел: он обрабатывал свою цель.
Бурцев сделал ставку не на меткость, а на скорострельность и мощь пулемета. Возможно, «Цундапп», попавший под огонь «МG-42», успел бы огрызнуться. Но для этого надо развернуть мотоцикл и разогнать рыцарский строй слева. Нужны были секунды, хотя бы доли секунд, Которых уже нет.
Бурцев действовал просто. Валил и решетил. Решетил и валил. Всех скопом. Тевтонских всадников, лошадей, «Цундапп» и мотоциклистов.
Потом — размашистая очередь по фронту. По автоматчикам цайткоманды, по заметавшимся в панике рыцарям, по арбалетчикам, по щитоносцам.