А покончив с этим…
— Вперед! — он вскочил первым.
— За мной!
За Русь, за Польшу, за Пруссию, за Венецию, за Швейцарию, за Святые Земли. За что еще? За Родину, за Сталина, короче…
В магазинной коробке еще оставалось — так, кое-что.
Две короткие очереди Бурцев выпустил по щитам-павезам, которыми тевтоны пытались преградить им дорогу. Обтянутые кожей, разрисованные деревянные щиты были вбиты в землю и удерживались в стоячем положении на шипах и подставках. В каждой павезе уже торчало по арбалетному болту. Но от пулемета дерево и кожа не уберегут. И «Спаси Святая Мария» — не поможет. Из-за простреленных щитов повалились кнехты-щитоносцы и орденские арбалетчики.
Последние пули Бурцев выпустил по двум несущемся наперерез тевтонским рыцарям. Всадники попадали с седел.
Ну, а дальше…
Конечно, для рукопашной длинный, неудобный и тяжелый «MG-42» подходил плохо. Но, с другой стороны, пулемет ведь ничуть не хуже ручной бомбарды, успешно использованной в ближнем бою на башне Шварцвальдского замка. Так что если совместить боевые навыки, полученные в десантуре и ОМОНе, с искусством фехтования, которое Бурцеву пришлось осваивать в прошлом. Если вспомнить опыт палочных схваток, уроки поединков на шестах, что давал у-шуист Сыма Цзян, и если к этой гремучей смеси прибавить солдатскую смекалку…
Когда слева атаковал конный рыцарь, закованный в латы и уже заносящий для смертельного удара боевой топор, Бурцев долго не раздумывал. Ткнул раскаленным пулеметным стволом под маску вражеского коняги, обжигая животному морду…
С диким ржанием конь шарахнулся в сторону, вскинулся на дыбы. Замолотил ногами по воздуху. Сбросил седока.
Всадник запутался шпорой в стремени. Высокое седло перекосилось и сбилось набок. Конь понес рыцаря по кочкам, громыхая тевтоном, как кошка — привязанной к хвосту консервной банкой.
Краем глаза Бурцев заметил движение справа. Немецкий арбалетчик, бросив разряженный самострел, бежал к нему, размахивая коротким мечиком.
Бурцев развернулся всем телом, придавая трофейному «МG-42» максимальную центробежную силу. Ударил. Угодил в шапель кнехта. Расшиб пулеметный приклад в щепу… Быть может, череп тевтонского стрелка и уцелел, но его обладатель отлетел в кустики и вставать уже не торопился.
Подоспели Бурангул, дядька Адам, Телль со своими ребятами. Только с Вальтером было уже не тринадцать человек — двенадцать. Потеряли-таки еще одного.
И все-таки сразу стало легче. Разъяренные мутанты внушали ужас врагу одним своим видом. А уж когда вступали в рукопашку, да под прикрытием двух лучников…
«Шмайсерская» очередь. Справа!
Вскрик за спиной. Повалился боец Телля.
Один фриц уцелел-таки в зоне прорыва. А может, и не один.
И некогда даже выругаться: что-то длинное кувыркаясь, летит в их сторону из-за кустов боярышника. Железный цилиндр на деревянной рукояти. «Колотушка». «М-24». Граната…
— Ло-жись!
Бурцев повалил Вальтера. Еще кого-то. Бурангул и дядька Адам упали сами — тоже признали опасность.
А вот швейцарцы залегли не все. Не поняли — зачем. Не смогли, не успели понять.
Взрыв. Свист осколков.
Зараз выкосило половину отряда. Из дюжины швейцарских стрелков — полдюжину. Так-то…
Бурцев лежал меж двух трупов. Слева — щитоносец под простреленной павезой. Той самой со «Спаси, Святая Мария».
Справа — эсэсовский автоматчик с арбалетным болтом в глазу. И с двумя готовыми к бою осколочными «колотушками» за поясом.
А в воздухе крутится-вертится еще одна граната.
Еще один взрыв.
Подпрыгнула павеза, прошитая осколками, но, к счастью, мертвый кнехт-щитоносец прикрыл Бурцева подобно брустверу.
Кто-то кричит рядом. Дико, истошно. Задело кого-то…
И не видно ничего за треклятым боярышником.
Ладно, мы тоже покидаемся…
Бурцев вырвал гранату из-за пояса мертвого эсэсовца. Дернул из деревянной ручки фарфоровый шарик-чеку. Отсчитал. Секунду. Вторую. Тре…
Швырнул гранату из положения лежа.
В те самые кусты. В боярышник.
Запал немецких «колотушек» горит долго. Но не так, чтоб очень.
Кусты разнесло. В кустах закричали.
Вместе с листвой к небу взметнулись красные ягоды и красные брызги. И — все.
Бурцев рискнул поднять голову.
Мля! А ведь не зря их уложили. Немцы времени даром не теряют: снова смыкают разорванную цепь.
Эсэсовцы с флангов, правда, к месту прорыва еще не подтянулись. А вот несколько тевтонских всадников уже ломанулись через заросли с обоих сторон.
За конными рыцарями спешили пешие кнехты.
Бурангул и дядька Адам уже натягивали луки.
Глава 39
— Телль? Вальтер? Жив?
Бурцев озирался вокруг, но видел лишь неподвижные тела. Все вперемешку — немцы, швейцарцы…
— Вроде как, — над телами качнулся арбалет. Один только. Зато уже заряженный.
А всадники — те, что слева, — уже метрах в сорока. Были бы в поле, а не в лесу — давно бы изрубили всех в капусту. И те, что справа, скоро доберутся.
Закопошились уцелевшие швейцарцы. Человек пять еще живы. Правда, пока эти пятеро зарядят свои самострелы…
— Вальтер, прикрой справа! — крикнул Бурцев.
Левым — самым опасным — флангом займется он сам. С Бурангулом и дядькой Адамом — они уже мечут в атакующих стрелы со скоростью, на которую способны лишь опытные лучники. Но одних стрел мало… Стрелами приближающихся всадников уже не остановить. Слишком много противников, и слишком они близко.
И — эх! Вторая граната мертвого эсэсовца полетела под копыта вражеских лошадей.
Бухнуло.
Рыцарскую конницу разметало. Завалило на полном скаку. Снесло и посекло осколками.
Из свалки и дыма вырвался один-единственный жеребец. Обезумевший, с кровавыми потеками на белой попоне и бляхах доспеха, с разбитым седлом и порванным поводом.
Бурцев подхватил с земли автомат убитого солдата цайткоманды. Саданул очередями по отставшей пехоте. Пехота отступила.
Есть! Слева — чисто!
Он обернулся. М-да… Вообще-то под «прикрой справа» Бурцев подразумевал нечто другое. Арбалет Вальтера он подразумевал.
Телль, однако, понял его слова буквально.
Телль бросил арбалет под ноги. И прикрыл. И заслонил. Как просили. И себя прикрыл, и Бурцева с лучниками. Поднятой павезой с красной надписью. Дырявой, как решето, от пуль и осколков. Но тоже, в общем-то, неплохо: в здоровенном щите застряли две тевтонские стрелы.
«Спаси, Святая Мария»…
Тум-п, — с сухим стуком ударила в павезу третья.
На этот раз Святая Мария спасала…
Так они и отбивались. Вальтер — в роли щитоносца. Присев на колено, удерживал дырявую повезу. Бурцев, вскрыв подсумок мертвеца, быстро перезарядил «шмайсер», положил ствол на верхний край щита и шмалял короткими очередями. Упор был хорош. И пули редко летели мимо цели.
Бурангул с дядькой Адамом прикрывали тыл.
Рядом залегли уцелевшие арбалетчика Телля. Один — контуженный. У другого — кровит шестипалая рука. Но швейцарцы помогали, чем могли. Одни перезаряжали самострелы, другие слали из арбалетов стрелу за стрелой. Редко, но метко.
Общими усилиями удалось отогнать врага.
Зона прорыва ширилась. Эсэсовцев здесь больше видно не было — немногочисленные солдаты цайткоманды не успели сюда подтянуться. По флангам среди зеленки лишь изредка метались рыцари в белом и темные одежды кнехтов. И справа, и слева царила сумятица. Облавная цепь смешалась. Немцы утрачивали контроль над ситуацией.
Спохватившись, ударили минометчики. Безрезультатно: мины со свистом перелетали через головы Бурцева и его бойцов и ложились где-то перед взломанным строем. Нещадно секли деревья осколками. А если и доставляли кому-то беспокойство, так это кнехтам и рыцарям, выдвинувшимся на свою беду вперед — дальше чем следовало бы.
Что ж, пока царит бардак — самое время имитировать прорыв. И прятаться. И сматываться. Благо, брешь уже такая, что хоть целый татарский тумен выводи.
С дикими воплями — каждый орал за десятерых — они бежали по лесу. Уводя немцев за собой. Дальше, дальше… Бурцев палил на ходу. Во все что двигалось. В белые и серые плащи с черными крестами. В черные куртки кнехтов.
Потом «шмайсеровский» магазин опустел. Бесполезный «МП-40» полетел в кусты. Дальше они бежали тихо и молча. Теперь кричали и стреляли сзади. Немцы клюнули, погнались. Отчаянный бой, неожиданно большие потери и пробитая брешь, убедили врага в том, что добыча ускользнула. Наспех восстановленная облавная сеть разворачивалась, чтобы заново прочесывать лес. Но уже в обратном направлении.
Им удалось оторваться и скрыться из виду. Однако среди швейцарцев были раненные. А с раненными далеко не уйдешь. Нужно было укрытие. Надежное. Срочно.
Вальтер вел за собой. Говорил — знает куда. Обещал спрятать.
Долго шли по ручью, потом — по краю небольшого болотца, потом снова выбрались на сухое.
— В овраг, — крикнул Бурцев. — Туда! Бегом!
Овраг прямо по курсу был хороший — большой, глубокий, густо заросший. Подходящий. Может укрыть не один десяток беглецов. Если повезет — укроет и их.
— Нет, — неожиданно возразил Телль. — Не туда! В ту сторону!
Вальтер указывал на холм чуть поодаль. Лысый такой, с чахленькой растительностью.
— Ты что, сдурел?! — Замахал руками Бурцев. — Там и одному человеку спрятаться негде.
— Есть где. Поверь, я знаю этот лес. И его тайные места знаю тоже. Бежим!
…Да, укрытие было. Основательное такое, заранее подготовленное, надежно замаскированное. Низенькая, но просторная землянка — подземный схрон на добрый десяток человек. Под крышкой из толстых досок. Под слоем дерна со свежей зеленой травкой. Сверху, над головой, стоять будешь — ничего не заметишь. Предусмотрительные ребята мутанты эти! У них, оказывается, тут везде норы укромные понарыты! Потому, наверное, и не пожгли всех до сих пор.
Телль пошурудил мечом, подцепил крышку. Приподнял, поднатужившись.
— Пр-р-рошу…
В узкую щель-пещерку Бурцева впустили первым. На правах гостя.