— В смысле.
— Ну… ищет…
— Что значит ищет?
— То и значит. Роется в земле, копается в развалинах. Больше я ничего не знаю.
Бурцев кивнул. Зато он теперь знал.
Роется магистр? Копается? Ищет? А ведь только одно там можно искать. Уцелевшие после гибели Взгужевежевского замка магические шлюссель-башенки — вот что могло заинтересовать эсэсовского магистра. Те самые башенки, что позже, много позже — в конце тридцатых годов двадцатого века — обнаружит исследовательская экспедиция фашистских эзотериков-археологов.
Выходит, цайткоманда решила воспользоваться арийскими «ключами» раньше. Вскрыть магическую заначку прежде срока. И что дальше?
Может быть, очередной скачек во времени позволит разыграть совершенно новую карту. А может, использовав колдовские артефакты в пятнадцатом веке, фашики положат их на прежнее место, чтобы пять столетий спустя снова… В общем, чтобы все шло своим чередом.
И вот тут Бурцева как в колодец головой окунули.
Стоп! Не так все! Не то все! Изначально неверный посыл!
Какой прок от шлюссель-башни во времени, ограниченном всеохватывающей капсулой континиумного стабилизатора? Цайт-прыжки без анкер-менша невозможны. Но…
Перед мысленный взором Бурцева вновь была гиммлеровская папка, украшенная свастикой. И четкий шрифт секретных документов.
… но заветный анкер можно использовать дистанционно — перекачав сущность якоря-стабилизатора из человека в малую башню перехода. Наполнив поделку из мертвых камешков тем, что заставляло фашиков охотиться за живой Аделаидой. Для этого, правда, годится не всякая шлюссель-башня, а та лишь, на которой лежит магический отпечаток платц-башни Взгужевежи. Башенки, хранившиеся под развалинами замка, не могли не иметь такой метки.
Вот зачем эсэсовцы затеяли раскопки! Им не удалось притащить во Взгужевежу Аделаиду или ее труп. И они работали над запасным вариантом покорения времени.
Будет сложный ритуал. Будет задействован ментал, астрал и прочий трал-трал-перетрал… Будет дистанционная перекачка. Уже не столь безопасная, как изъятие во время транса магического ключа-шлюсселя.
Во время ритуала человек-якорь погибнет. Не просто погибнет — исчезнет. Без следа.
Бурцев покосился на Аделаиду.
Погибнет… Исчезнет…
И мир вокруг тоже изменится, если время покорится цайткоманде. Не в самую лучшую сторону изменится этот многострадальный мир…
Можно ли остановить эсэсовского магистра, можно ли сорвать его планы? Можно! Нужно!
Каковы главные звенья этой цепи? Остатки Взгужевежевской плац-башни — раз. Мертвый, бесстрастный, беспомощный сам по себе, но необходимый для проведения ритуала алтарь, посредник и катализатор…
Бригаденфюрер и магистр эзотерической службы СС Томас Зальцман — два. Инициатор, жрец, живой носитель ключа-шлюсселя, изъятого у Аделаиды…
Сама Аделаида — три. Анкер-менш. Пассивный и обреченный участник предстоящего действа, от которого ей не сбежать и не укрыться. Жертва…
И шлюссель-башня. Или башни — без разницы. Это — четыре. Инструмент. Жертвенный нож. Ножи… И вместилище высвобождающейся сущности. Сосуд, в котором смешается шлюссель и анкер. Гремучая смесь, что откроет путь в прошлое. Или в будущее. Куда пожелает жрец.
Чем это чревато, можно только гадать.
Но выбей любое звено — и цепь рассыплется, замысел развалится, ритуал не состоится.
Какое звено? С плац-башней ничего не поделаешь. До шлюссель-башен, что разыскивает под руинами Зальцман, так просто не доберешься. Аделаида должна жить. Значит…
Значит, умрет магистр-бригаденфюрер.
Решено. Во Взгужевежу все-таки придется ехать. Но уже не для того, чтобы бежать от своей судьбы через магический хронопортал — это им теперь позволят вряд ли. А чтобы изменить судьбу. Убить магистра Зальцмана чтобы.
«Покушение, — подумал Бурцев, — удачное покушение на шишку эзотерической службы СС — вот что нам нужно в первую очередь».
Тогда и только тогда удастся спасти Аделаиду. И весь мир заодно.
Это уже становилось привычкой — спасать малопольскую княжну и мироздание в придачу. До кучи, так сказать.
Глава 55
— Откуда едете? — спросил Бурцев пленника.
— Из Мариенбурга, — ответил тот.
Мариенбург… Очень может быть. Где-то в тех местах должна располагаться базовая платц-башня цайткоманды.
— И путь держите во Взгужевежу? — Бурцев глянул в глаза шарфюреру.
Тот замялся:
— Ну, тевтонский обоз направлялся туда. Орден хочет перебросить в Добжиньские земли часть своей артиллерии. Когда начнется война, оттуда можно быстро добраться до польских городов и замков.
— Часть артиллерии? Хм-м, хороша часть! — Бурцев кивнул на гигантскую бомбарду в брошенном прицепе, — Эту дуру вы тоже тащите во Взгужевежу?
— Тоже.
— Она хоть стреляет?
— Еще как! Это — «Бешеная Грета». Самое большое орденское орудие. Замковую стену разрушит с километровой дистанции.
— Впечатляет, — усмехнулся Бурцев. — Но не очень. Неужели для вашего вездехода других дел не нашлось, кроме как волочить во Взгужевежу бомбарду через пол-Пруссии.
— Вообще-то мы посланы не туда. Просто с обозом нам по пути.
— А сами тогда куда направляетесь?
— За танком.
— За каким танком? — не понял Бурцев.
— На переправе через Древенцу[18] вышел из строя «Тигр». — объяснил пленник.
— Подбили что ли?
— Застрял на отмели у брода. Увяз — лошадями и волами вытащить не получается. Нам приказано эвакуировать машину и доставить к ближайшей ремонтной базе. В Куржектниковский замок.
Ну что тут скажешь? Тягловая скотина, впряженная в «Тигр»… ремонтная база за стенами замка… С ума сойти можно! Бурцев лишь покачал головой.
— А чтобы не гнать тягач к переправе порожняком, мы должны помочь союзникам — довезти «Бешеную Грету» до Древенцы, — продолжал пленник. — А то ведь, чтобы тянуть одну такую бомбарду со всем припасом, еще один обоз нужен.
— И не жалко топливо-то жечь?
— С топливом у нас все нормально, — пробурчал немец. — Снабжают хорошо.
— Цайт-прыжки?
Регулярно подкидывать своей цайткоманде «посылочки» из будущего фашисты могут ведь и без всякого цайт-тоннеля. Правда, в одностороннем порядке и лишь во время, помеченное присутствием континиумного стабилизатора.
Шарфюрер вздохнул:
— Цайт-прыжки.
Посетовал:
— Стояли бы платц-башни, где надо, да чтоб открыты все были — никаких проблем и не возникало бы: перебрасывай куда угодно хоть танк, хоть бомбарду. А так… Во Взгужевеже башня разрушена…
Ага. Разрушена. Два века тому назад. В результате взрыва подземного арсенала…
— … и раскопки там идут секретные, так что никак не сунешься — запрещено. И Кульмская платц-башня тоже не действует. Еще есть, правда, одна башенка тут неподалеку, в лесу — но и от нее толку никакого…
Все верно: и на кульмской старой мельнице, и в вайделотском святилище стоят магические блоки. Сыма Цзян в свое время постарался.
— …Вот и приходится своим ходом через пол Пруссии туда-сюда таскаться.
Блин! Что-то разговорился, разоткровенничался что-то шарфюрер. Аж подозрительно как-то. И на дорогу все чаще поглядывает. С чего бы, а?
— Почему остановились здесь? — повинуясь внезапному наитию, спросил Бурцев. — Почему утром, когда самое время ехать? Чего ждали? Кого? Куда удрать пытались на вездеходе?
— Да охраны они ждали, — неожиданно вмешался Скирв. Толстяк поигрывал толстым древком рогатины — Не терпелось, видать, пустить оружие в ход. — Провожатых своих.
— Какая еще охрана? Какие провожатые? — недоумевая, Бурцев повернулся к жмудину. — В обозе ведь были и рыцари, и кнехты.
— Были, — согласился Скирв. — По прусским владениям ордена с такой охраной ехать можно безбоязненно. Но скоро — польская граница, за ней пойдут добжиньские земли. А там этого мало. Туда без надежного сопровождения, которое любую атаку из леса сможет отразить, немцам соваться уже опасно.
— Хм-м, а надежное сопровождение — это кто? — поинтересовался Бурцев.
— Известно кто. Колдуны на большая колеснице вроде… — Скирв повертел головой, указал на «Опель» с торчащим из радиатора обломком копья, — ну, хоть бы вроде той вон. И с пяток колдовских колесниц поменьше, на трех колесах…
«Мотоциклы!» — догадался Бурцев.
— …и десяток-другой хранителей небесных или как их там еще… И чтоб у каждого — по ручной бомбарде, что стреляет без перерыву-умолку. А еще — пара дюжин тевтонских рыцарей с конными стрелками. Только с такими провожатыми орденские обозы и едут отсюда дальше.
— Ты уверен, Скирв?
Жмудин фыркнул:
— Не первый день слежу за орденской дорогой. Каждый обоз именно здесь, в этом самом месте, останавливается и ждет, покуда из приграничья провожатые не прибудут.
Вот, значит, как?! Бурцев повернулся к пленнику.
— Слышь, ты, шарфюрер недорезанный, ты что же мне зубы заговаривал и время тянул, да?
Немец не ответил. Отвернулся.
Бурцев взял эсэсовца за подбородок. Повернул к себе.
— Когда подойдет конвой?
Снова молчание. И снова — взгляд на дорогу. Полный надежды.
Значит, скоро…
— Что, опять говорить не хочет? — осведомился Вальтер.
Эсэсовец вздрогнул. Но — молчок. Рот по-прежнему держит на замке.
— Да он, собственно, уже сказал все, что нужно, — пробормотал Бурцев, не подумав о возможных последствиях.
— Ясно, — Вальтер быстро, с небрежностью профессионала, поднял заряженный арбалет. Вдавил спусковую скобу.
Выстрелил швейцарец неожиданно, навскидку. Почти не целясь. Наверное, немец не успел даже испугаться по-настоящему.
Мишень теперь была больше: не яблоко — ростовая человеческая фигура. Расстояние — меньше: в упор почти. Не промахнулся, в общем, Телль-младший.
Щелк, дзынь, хрусть — и промеж глаз пленника торчит оперение. Голова шарфюрера — шар с оттопыренными ушами — намертво пригвождена к стволу. Ставь хоть яблоко, хоть стакан с водой — не упадет, не опрокинется уже.