Тын — это, судя по всему, только начало. Сразу за частоколом тевтонские кнехты и черный люд возводили толстые деревянные — пока деревянные — стены, рыли рвы, насыпали валы. Орденской рабсиле помогал небольшой вездеходик на полугусеничном ходу. Урча и фыркая, машина целыми связками таскала неподъемные бревна. Судя по всему, место раскопок планировалось оградить не одним кольцом укреплений. «Очень похоже на типичный средневековый город, — невольно подумал Бурцев. — Внешние стены охватывают приличную территорию, а в центре — небольшой замок. Цитадель».
Что ж, разумно. В случае внезапного нападения противник вначале должен будет штурмовать из леса тевтонские фортификации, чтобы затем попасть под огонь эсэсовского гарнизона. Да и «мессеры» успеют подняться в воздух.
Дорога уткнулась в запертые ворота.
— Кто?! — крикнули из-за острых кольев.
— Обоз! — отозвался Освальд. — Бомбарды из Мариенбурга.
— Почему так мало?! Где «Бешеная Грета»?! Где охрана? Где отряд сопровождения?
— Перебиты все, — развел руками Освальд. — На нас напали поляки, литовцы и русичи. Их войска перешли через Древенцу-речку и хозяйничают в округе.
— Неужто всех поубивали? — поразился часовой.
— Так большая рать была, отовсюду сразу ударили. Мы вот только насилу спаслись. Раненые у нас. Один вовсе помирает. Голову бедняге проломили. Богу душу вот-вот отдаст. Открыли бы вы нам, а?
За тыном загомонили, засуетились, забегали. Ворота распахнулись тяжело, нехотя, со скрипом. К обозу вышел пожилой орденский брат и сержант в сером плаще. Сзади толпилось с десяток настороженных кнехтов.
Рыцари заглянули в повозки.
— В бочонке что?
— Порох.
Открыли. Проверили. Отсыпали жмень, потерли на пальцах. Закрыли. Кликнули кнехтов. Приказали забрать.
— Огненное зелье у нас положено хранить в надлежащем месте, — хмуро сказал орденский брат, — а не раскатывать с ним по всей крепости.
Ну, блин, досмотр, как на таможне! Бурцев очень надеялся, что хоть раненого-то трогать не будут. А то ведь у раненого за пазухой — пистолет. И не скинешь его уже. А еще — зажигалка…
Раненого не тронули, зато заинтересовались большим деревянным ящиком у заднего борта телеги.
— «Чеснок» там, — объяснил Освальд. Добавил поспешно и жалобно: — Да нас ведь на заставе уже проверяли, господин рыцарь.
— А мы еще раз проверим, — непреклонно буркнул орденский начальник.
Тевтоны открыли короб. Заглянули внутрь. Сунулись, укололись. Покивали. «Чеснок» здесь ждали.
— Ладно, проезжайте, — махнул, наконец, рукой тевтонский брат. — Потом обо всем расскажете, кому надо. О вас уже доложено.
Кнехты расступились. Обоз проехал.
Створки сомкнулись с глухим стуком. Тяжелый дубовый засов лег в пазы. Такие врата так сразу и не отворишь.
«Хорошо хоть в пушки не заглянули», — подумал Бурцев. Стволы бомбард и риболды были по-походному заткнуты тряпьем. Если бы тевтоны поняли, что орудия заряжены — пришлось бы объясняться долго и нудно.
Прибывшим указали на утоптанный пятачок неподалеку от ворот. Здесь, за символической оградкой из жердей, аккуратными горками и пирамидками возвышались каменные ядра и ядрышки разного калибра. Еще валялись пара бомбардных стволов и треснувшая колода, выдолбленная посередке. С краю стояла разбитая телега с лопнувшими ободами на колесах. В телеге — деревянные ведра, пороховые мерки, ржавые железные обручи, которыми крепились пушечные стволы. Топорщились медной проволокой шомполы и торчали овечьи банники на длинных рукоятях.
Видимо, здесь находилось что-то вроде арсенального двора и ремонтной мастерской для орудий. Порохового запаса вот только не наблюдалось. Оно и понятно. Кто ж станет хранить огненное зелье под открытым небом, да на голой земле? А вот неподалеку стоял дощатый сарайчик. Ворота закрыты, при воротах — вооруженная стража. Там, вероятно, и располагается пороховой склад.
Ага, он самый: кнехты уже катили в ту сторону изъятый у прибывшего обоза бочонок с порохом.
Мариенбургским пушкарям велели ждать и оставили их в покое.
— Хоть бы накормили, что ли, — пробурчал Джеймс, глядя на дымившиеся у шатров огни.
— Ничего, брави, — успокоил Бурцев. — Авось не подохнешь. А если нам и суждено здесь копыта отбросить, то не от голода — уж поверь.
В общем-то, он был доволен. Можно считать, половина плана реализована успешно. Без сучка, без задоринки все прошло. Теперь оставалось добраться до бригаденфюрера Зальцмана. И если повезет — унести ноги.
— Ну что, располагаемся…
Со стороны казалось, что телеги с пушками поставлены бестолковыми обозными людишками абы как, в беспорядке. Но беспорядок этот был продуман и устроен специально. Заряженные стволы смотрели в разные стороны. Вот только в какие…
Две бомбарды, готовые выплюнуть по ядру размером без малого с человеческую голову, якобы случайно, развернулись жерлами к позициям цайткоманды. Бурцев быстро выбирал цель. Он проигнорировал палатки, бараки, машины, окопы и вышки, направив обе пушки на самолеты. Лишить фашиков авиации — само по себе уже великое дело. «Мессершмитты» стояли на краю тесной взлетно-посадочной полосы друг подле друга, крыло к крылу. Большие мишени, хорошие. Не промахнешься. Даже из бомбарды. Пусть хотя бы одно ядро туда попадет — и самолеты взлетят не скоро. А что? БТР подбили — и с «Мессерами», глядишь, управимся.
Еще одну бомбарду развернули назад. Это орудие должно было шарахнуть по воротам. И тем самым обеспечить путь для отступления.
Многостволка-риболда на четвертой повозке держалась про запас. Ее надлежало использовать по обстоятельствам. Из органа смерти можно будет дать хороший залп картечью. Но только один. И желательно — по не очень далекой мишени.
— Действуем так, — говорил Бурцев. — Я лежу плашмя, изображаю умирающего. Когда начнут расспрашивать о нападении на обоз — кивайте на меня, мол, я попал в самую заваруху и потому больше всех видел, больше всех слышал и больше всех знаю. А когда ко мне придет воевода-магистр немецких колдунов…
— Думаешь, он придет? — перебил Гаврила.
— Не думаю, Алексич, знаю, — усмехнулся Бурцев. — Есть у меня одно словечко заветное, чтоб магистра того вызвать. Два словечка, точнее…
«Полковник Исаев» — вот они, эти словечки. На такую приманку бригаденфюрер должен прибежать. И притом вприпрыжку. Нужно только при первом допросе намекнуть, что отряд, разгромивший тевтонский обоз, вел русич, которого именовали именно так: полковник Исаев. Тогда второй допрос будет проводить уже Томас Зальцман. Лично.
— И главное… самое главное, — заканчивая наставления, Бурцев сделал долгую внушительную паузу. — Что бы ни случилось, без моего приказа в драку не лезть. Ясно?
Вообще-то, об этом было уже сказано неоднократно, но лишний раз напомнить — не помешает.
— Ясно, спрашиваю?
— Ясно, — не очень охотно отозвались дружинники.
Глава 64
— О, глянь-ка, Василь, — прошептал Дмитрий. — Идут ужо к нам немцы-то.
В их сторону, действительно, направлялась целая делегация. Впереди — эсэсовец с сухим жестким лицом. Плотно сжатые губы, остренькие глазки-лопатки, что так и норовят выковырнуть всю подноготную. На высокой фуражке — нацистский орел и эмблема «Мертвой головы». Тотенкопф: череп, кости. И черный мундир… Знаки различия на петлицах — три дубовых листа с желудями — и светло-серые погоны с плетением серебряного и золотого жгута указывали на высший офицерский чин.
Неужели, сам магистр-бригаденфюрер? Неужели вот так сразу? Такое везение, что аж тревожно и подозрительно.
По обе стороны от офицера следовало по автоматчику. Ну, тут все просто. Тут стандартный набор: каски, «шмайсеры»… Гладкие петлицы и черные окантованные погоны рядовых-эсэсманов.
Чуть позади позвякивал железом тевтонский рыцарь в панцире, белом плаще и в шлеме с опущенным забралом. Забрало было вытянутое и чуть сплюснутое с боков, наподобие собачьей морды. Рыцаря сопровождали оруженосцы и кнехты. С полтора десятка человек.
Подошли. Окружили.
Блин, что за почетный караул?! И что за нужда опускать забрало в собственном лагере?!
Бурцев все это сильно не нравилось. Очень сильно. Постанывая, как и положено тяжелораненому, он медленно-медленно, стараясь не насторожить немцев, потянул руку за пазуху. За пистолетом. Потянул и…
Резкий кивок офицера цайткоманды. Глухой выкрик рыцаря из-под забрала.
С обоих сторон вдруг навалились два дюжих кнехта, схватили за руки, припечатали к повозке — Бурцев и ойкнуть не успел. Они что же тут, со всеми своими ранеными так обращаются? В высшей мере странно. И тревожно.
Бурцев повел глазами. Вправо. Влево.
Так… Не его одного тут коснулось фашистско-тевтонское гостеприимство. В грудь каждому мариенбургскому пушкарю целило по два-три копья или меча. Автоматчики тоже вскинули «шмайсеры».
Да какого?!.
— Не двигаться! — негромко, но отчетливо приказал офицер.
Один из эсэсманов быстро и умело обыскал Бурцева. Вытащил припрятанный «Вальтер», нашарил зажигалку. Пистолет сунул за пояс. Зажигалку — в карман. Отступил на шаг.
Дружина вконец ошалела. Такого приема не ожидал никто. Народ ждал приказа, знака воеводы — хотя бы погибнуть с честью.
Воевода молчал. И никаких знаков не подавал. Рано еще погибать.
Бурцев не двигался. Пока. В принципе, стряхнуть с себя кнехтов-увальней будет не трудно. Но все же… Разобраться в происходящем не помешало бы. А еще — усыпить бы бдительность врага.
— Позвольте представиться, — по сжатым губам офицера скользнуло что-то вроде насмешливой улыбки, — бригаденфюрер СС Томас Зальцман.
Обращался бригаденфюрер СС Томас Зальцман почему-то к раненому с перевязанной головой.
«Значит, в этом я не ошибся, — подумал Бурцев. — Значит, действительно, бригаденфюрер, магистр Зальцман. Но в чем тогда? В чем же тогда была ошибка?»
— … А вы, я так полагаю, знаменитый полковник Исаев? Не так ли?
Офицер-магистр не отводил взгляда от перевязанного лица Бурцева.