Глава 19
Все шло хорошо. Незримыми ужами в высокой траве и густом кустарнике они парами-тройками расползались по овражкам-ложбинкам. Двигались прочь друг от друга, но в одном направлении.
К холмам! К холмам!
Бурцев пропустил даму вперед. Не галантность то – необходимость. Сейчас впереди безопасней, чем сзади, где чешут по зарослям конники и грузовик с пулеметом. Да и пригляд требовался за княжной, не приученной ползать по-пластунски. Едва пятая точка полячки поднималась выше чем следовало, Бурцев сердито шипел и без лишних церемоний дергал супругу за ногу. Княжна пыхтела обиженно, но замечаниям внимала и всякий раз послушно прижималась к земле. Боялась…
Они уже обогнули правый фланг облавной цепи. Спасительные холмы были совсем рядом. Ну, совсем!
Да, все шло хорошо, покуда…
Испуганный ойк… – и Аделаида вдруг вскинулась как ужаленная, прижав правую руку к груди. Подскочила. Поднялась в полный рост! На ногах, правда, дуреха простояла недолго: Бурцев мигом свалил бестолковую полячку обратно – в густую жгучую…
Вот ведь гадство! Крапива! Да ядреная ж, зараза! Заползли, блин!
…поросль.
– Ай-й-й!
Превозмогая боль и злость, Бурцев навалился сверху. Захлопнул рот жене горящей от ожогов ладонью. Выцедил сквозь зубы:
– Молчи! Замри!
И замер, замолчал сам.
Так и лежали в обнимку в смятой кусачей постели, тяжело дыша, прислушиваясь. Секунду лежали, две, может, три. Надеялись… Но нет, не пронесло. Заметили!
Все-таки заметили!
Крики, стук копыт, рокот двигателя – все это приближалось к ним. Быстро приближалось.
– Лежи смирно, – приказал Бурцев.
Хотя какой теперь-то в том прок?
Отпустив жену, он осторожно выглянул из крапивных зарослей. Ну да! Так и есть! Облава двигалась в их сторону. Уже не цепью – полукругом, что норовил сжаться в кольцо. Облава узрела цель, и уже… не вырваться уже.
Впереди дребезжит грузовик. Развевается флаг со свастикой. Прыгает пулеметный ствол. Слепят фары. В кузове кричат, указывают на него, на Бурцева. Грузовик набирает скорость.
Бурцев окинул жгучий пятачок тоскливым взглядом. Ничего похожего на оружие! Не крапивными же вениками отмахиваться от пулемета. И спрятаться негде.
Зашевелилась, завздыхала, забормотала что-то Аделаида. Нижняя губа закушена чуть не до крови. Во всю левую щеку горит нездоровый румянец. Пятно ожога – пухлое, багровое, с белым посередке. Покрасневшие, густо усыпанные волдырями руки оглаживают одна другую.
Княжна выползла из зарослей, поднялась. Да чего уж там! Пускай. Таиться больше нет смысла. Бежать – тоже. Одному можно было б попытаться. Так, для очистки совести. Рывок в сторону, в другую. И зигзагами, петляя как заяц… Хотя нет, вряд ли. Достанут – не стрелой, так пулей. К тому же не один он сейчас. С женой. Не бросать же дуреху.
Бурцев тоже встал на ноги.
Будем стоять. Привлекать к себе внимание будем. Путь хоть остальные уйдут. Должны теперь уйти. Стягивая все свои силы к зарослям крапивы, немцы открывали путь к холмам.
Взяли их с Аделаидой просто, быстро и как бы мимоходом, между прочим. Грузовик с эсэсовцами даже не остановился. Проехал мимо, проложив в густой крапивной плантации две темные колеи. Посветил фарами, порыскал туда-сюда в поисках других беглецов. Никого не нашел.
Тяжелым галопом подскакали рыцари. Не вынимая мечей из ножен, оттеснили здоровенными конями Бурцева от Аделаиды. Окружили, сжали тисками лошадиных крупов, крытых попонами. Да так, что никуда уже и не денешься.
Устраивать махалово с закованными в латы всадниками Бурцев не стал. Зачем? В лучшем случае разобьешь кулаки о железо. В худшем – лишишься головы. Разумнее поберечь пока и то, и другое. Авось пригодится еще…
Командовал группой захвата знакомый уже рыцарь. Маршал ордена Святой Марии Фридрих фон Валленрод. Но, видимо, не маршал здесь принимал решения. Тевтоны ждали «Опель» союзников.
Грузовик развернулся. Подъехал. Скрип тормозов – машина чуть не боднула бампером группку рыцарей, окружавших Бурцева. Рыцари расступились.
Затем последовало громкое – громче, чем требовалось, – хлопанье дверцы. Из кабины выскочил молодой подтянутый эсэсовец. «Шмайсер» на груди. Ствол – вперед. И челюсть выпячена. Еще торчит кадык. И большой, с горбинкой, нос. Глаза злющие-презлющие. На поясе – кинжал-динсдольх. Бурцев разглядел четыре звезды по уголкам петлиц и пустой «плетеный» погон. Штурмбанфюрер СС. Майор, если по-нашему…
Фриц раздраженно припечатал кулаком захлопнутую дверь кабины. И вроде как успокоился – выплеснул эмоции. К Бурцеву подходил уже человек вполне владеющий собой. И пистолетом-пулеметом, впрочем, тоже. «Шмайсер» штурмбанфюрера смотрел в солнечное сплетение пленника. А над кабиной – пулемет «MG-42» на турели. Пулеметчики тоже держали Бурцева и Аделаиду под прицелом.
– Где остальные? – негромко, но отчетливо спросил немец.
Бурцев ответил. То, что думал, на что надеялся:
– Далеко. Уже.
Видимо, ему поверили. Не было оснований не верить.
– Где вы должны встретиться?
– Еще дальше.
– Ладно, – дернул кадыком немец, – дальше так дальше. Гоняться за твоими дружками у меня сейчас нет ни времени, ни желания. Вряд ли они того стоят. Будем считать, что им повезло. А вот вам двоим – нет. И это еще мягко сказано.
Бурцев отвел взгляд. Да уж… Второе пленение за сутки ему тоже не внушало оптимизма.
– Тебе и ей, – эсэсовец кивнул на Аделаиду, – придется отдуваться за всех. Обещаю – это будет крайне неприятно.
И сразу, без перехода:
– Кто такие? Почему выдавали себя за послов ордена Святой Марии? Ваши люди напали на замок?
Бурцев не ответил. Только глянул вокруг. Странно, что допрос решили учинить прямо здесь, прямо сейчас…
– Вы будете говорить?
Бурцев говорить не собирался.
– Будете или нет, а, Васья?
Глава 20
Та-а-ак! Бурцев вздохнул поглубже. «Васья», значит? Немец, исковеркавший с непривычки его имя, смотрел со злой насмешкой. И как, интересно, фашики узнали? Ах, да! «Здесь был Вася». Сам ведь накарябал мечом на развалинах арийской башни перехода. Причем такими буквами накарябал, которые в пятнадцатом веке еще не в ходу. И дату рождения сдуру поставил.
Нетрудно, в общем, догадаться.
Но если немцы видели его граффити… Не значит ли это, что фашистско-тевтонское посольство прибыло в эти края не своим ходом, а используя магические башни перехода? Для цайтпрыжков они нынче не годятся, а вот для телепортации, для перемещения в пространстве – в самый раз.
– Или, может быть, не Васья? – глумливо продолжал немец. – Может быть, все-таки лучше называть вас полковник Исаев?
Час от часу не легче! Этому типу известен еще и псевдоним, которым Бурцев представлялся господам из цайткоманды. Что, впрочем, тоже не удивительно. Эсэсовец-то ведь явно из этих… из хрононавтов Третьего Рейха. Но как штурмбанфюрер догадался, что Бурцев и полковник Исаев – одно и то же лицо? Если сам прежде лица этого ни разу не видел. Или не догадался? Или это просто проверка?
– Не понимаю, о чем вы, благородный рыцарь, хотя в вашем благородстве я очень сомневаюсь.
Бурцев нарочно говорил спесиво, с вызовом. Еще пытался закосить под оскорбленного дурачка-феодала.
Не дали. Закосить…
– Не нужно ломать комедию, полковник, – хмыкнул немец. – Я ведь вас сразу узнал. И вас, и вашу супругу Агделайду.
Проклятье!
– Разве мы с вами где-то встречались? – холодно осведомился Бурцев.
Лихорадочно вспоминая. Но – нет, в калейдоскопе виденных ранее лиц, мелькавших теперь перед его мысленным взором, этой горбоносой физиономии не было. А на зрительную память Бурцев пока не жаловался.
– Лично – не встречались. Но заочно я с вами знаком. И с ней тоже. – «Шмайсеровский» ствол указал на Аделаиду. – Хорошо знаком, как и все сотрудники цайткоманды.
Цайткоманда! Значит, все-таки цайткоманда!
– Мы вас давно ищем, полковник. Не столько вас даже, сколько вашу спутницу. Нашего анкер-менша, которого вы так беспардонно похитили.
Проклятье! Проклятье! Проклятье! Дважды, трижды, десятижды проклятье!
– Не понимаю, – упрямо насупился Бурцев.
– Да бросьте! Вашу жену сфотографировали в хронобункере. Прежде чем отправить в допросную камеру. Позже снимки были распространены среди солдат и офицеров. И теперь милую мордашку Агделайды Краковской знает каждый член цайткоманды.
Бурцев думал. Соображал. Ладно, пусть… Сфотографировать Аделаиду в центральном хронобункере СС фашики могли, но его-то – нет. Не было у них ни времени, ни возможности этого сделать. Ну, то есть он так предполагал. Разве что в Венеции, у отца Бенедикта, когда их накачали усыпляющим газом. Но неужели при средиземноморской цайткоманде имелся штатный фотограф? Неужели вместе с вояками фашики засылали в прошлое папарацци?
– Ну, а что касается вас… – продолжал немец. – Украденная папка рейхсфюрера – вот, что вас выдало. Кстати, если вам это интересно, господин Гиммлер выжил после вашего визита и жаждет мщения.
– Я не знаю никакого Гиммлера, – Бурцев все пытался отнекиваться. Понимая, что бесполезно. Все бесполезно.
Его возражений будто не слышали.
– Кроме того, ваш мужественный облик нам известен благодаря одному вашему знакомому, с которым вы встречались в Венеции. Очень талантливому знакомому.
– У меня было много знакомых, – озадаченно пробормотал Бурцев. – И талантливых в том числе.
– Но не каждый смог бы запечатлеть вас так… узнаваемо.
– Что вы хотите сказать?
– «Шумный палец».
– Что?
– Так в переводе с итальянского звучит название полотна работы Джотто ди Бондоне, на котором изображены вы, полковник. С венецианским мечом-чиавоной и с пистолетом марки «Вальтер». Эта неизвестная широкой публике картина дошла до нас вместе с архивами Средиземноморской цайткоманды. К картине приложена пояснительная записка, из которой явствует, что ди Бондоне задержали в Венеции. Вскоре после того, как вы сбежали из крепости Санта-Тринита. Маэстро допросили. Заставили изобразить вас по угольному наброску, сделанному им же в таверне «Золотой лев». Посл