– Оружие и доспехи с повозок – убрать. Облачиться в одежды черных людишек, чтоб не волновать немцев раньше времени. И морды иметь соответствующие. Грязью вымазать морды надо бы. И – спесь с лиц долой. Глаз не поднимать. Очи – долу. Вы теперь не господа, а мужики забитые. Холопы, смерды, кметы безродные. Освальд, тебя это в первую очередь касается. Ты с немецкой стражей говорить будешь.
– Я? – изумился Освальд.
– Ты. У тебя – немецкий, как родной. И это… Не серчай, но усы панские тебе придется остричь.
– Ты что несешь, Вацлав? – вспыхнул добжиньский рыцарь.
– Что надо. Не мужицкое то украшение усищи до плеч.
– Да ты… да я… да они… – Освальд задыхался от бессильной злобы.
– Они еще отрастут, – заверил Бурцев. – Коли вернемся благополучно, отпустишь себе новые – лучше прежних. А Ядвига тебя и безусого любить будет. Так ведь, Ядвига?
– Буду-буду, Освальдушка, – пообещала полячка.
– Но как же шляхтичу без усов?! – взмолился добжинец. – Никак не можно шляхтичу! Это ж позор какой: были такие усы и вдруг никаких не стало.
– Не желаешь – оставайся на заставе, – сухо сказал Бурцев. – Я из-за твоих усов погибать не собираюсь и других губить не стану.
– Пся-а-а кре-е-ев, – простонал Освальд.
Бурцев покачал головой. Жаль пана. Эвон как убивается. Со слезами в глазах и заковыристыми ругательствами на устах Освальд отправился бриться. Обреченные усы висели понуро.
– Василий-Вацлав, – позвал Хабибулла. – Шайтанские модфаа тоже брать с собой не будешь?
Хотелось бы. Обгрузиться, обвешаться трофейными стволами и гранатами. Ох, хотелось! Но…
– Нет, – вздохнул Бурцев. – Нам кровь из носу нужно въехать во Взгужевежу. А там шайтанских модфаа не ждут. Там ждут эти вот бомбарды. С иным грузом могут не впустить.
А впрочем… Спрятать за пазуху компактный «Вальтер», пожалуй, можно. Ну, и зажигалку – для некомпактных бомбард.
Вскоре заставу покинул небольшой обоз: пять поскрипывающих повозок, да семь чумазых человек в грязных драных тулупах. Некоторые были ранены. Один – с обвязанной головой и лицом. На повозках лежали три заряженные бомбарды и риболда, бочонок с порохом, короб с «чесноком». При каждой пушке – по факелу. Дабы не вызывать подозрений, факелы на этот раз пропитали не бензином, а маслом. И густо обмазали пороховой сыпью.
Лошади шли.
Колеса скрипели.
Обозный люд напряженно молчал.
Ни говорить, ни улыбаться никому не хотелось. Даже глядючи на безусого, помолодевшего и пасмурневшего Освальда.
Глава 63
Взгужевежа предстала перед ними в виде ином – непривычном, невообразимом. В забытом Богом и людьми урочище – некогда фамильной вотчине и разбойничьем логове Освальда Добжиньского – разворачивалось строительство то ли небольшого городка, то ли солидной военной базы.
На правом берегу Вислы не было уже холма с основанием из прочной скальной породы. И не было на том холме замка с донжоном, возведенном над развалинами древней арийской башни. Не было взгужи. Не было вежи.
Была громадная, расчищенная от леса, искорчеванная, иссеченная пустошь, к которой вела широкая просека с прямой наезженной дорогой. В центре пустоши зиял широкий, оплывший от времени кратеровидный провал. Окруженный ровными рядами колючей проволоки и минными заграждениями. И деревянными щитами. И пулеметными вышками. И окопами, и траншеями – внешними, внутренними…
За проволочным ограждением виднелись палатки и поставленные на скорую руку бараки. Под натянутыми тентами выстроилась техника. Автомобили, мотоциклы. Вездеходы – заляпанные грязью и, видимо, принимавшие деятельное участие в строительных работах.
Имелась взлетно-посадочная полоса. Длинная, узкая, ровная, тянувшаяся от огороженного «колючкой» пространства до края пустоши. Два «мессершмита» ждали команды на боевой вылет.
Строить такое в глуши добжиньских земель… Да, для этого должны быть весомые причины. Более весомые даже, чем подготовка удобного плацдарма для нападения на Польшу. Заветные шлюссель-башни, скрытые внизу, в недрах кратера, – вот что было главной причиной.
А раскопки уже велись. Немцы сняли верхний слой земли: в провале-кратере выступали из земли откопанные фрагменты кладки разрушенного замка. Однако основные работы по разбору развалин видимо были еще впереди.
За колючей проволокой чернели эсэсовские мундиры. Тевтонов на огороженную территорию не пускали. Орденские отряды расположились вокруг Взгужевежи внешним кольцом – подальше от позиций цайткоманды, поближе к нетронутому лесному массиву. Пестрые шатры, хоругви, стяги, яркие гербовые значки и кресты, кресты, кресты… Немалая здесь собралась рать.
Тевтоны тоже основательно укрепляли свой лагерь. Уже поставлен частокол – невысокий, в полтора человеческого роста, но охватывающий все расчищенное пространство. В сплошной стене кольев – крепкие ворота, возле ворот – бойницы. Из двух смотрят на тракт стволы небольших бомбард. В других – пока пусто, и сквозь рубленые проемы хорошо видно, что происходит внутри, за оградой.
Тын – это, судя по всему, только начало. Сразу за частоколом тевтонские кнехты и черный люд возводили толстые деревянные – пока деревянные – стены, рыли рвы, насыпали валы. Орденской рабсиле помогал небольшой вездеходик на полугусеничном ходу. Урча и фыркая, машина целыми связками таскала неподъемные бревна. Судя по всему, место раскопок планировалось оградить не одним кольцом укреплений. «Очень похоже на типичный средневековый город, – невольно подумал Бурцев. – Внешние стены охватывают приличную территорию, а в центре – небольшой замок. Цитадель».
Что ж, разумно. В случае внезапного нападения противник вначале должен будет штурмовать из леса тевтонские фортификации, чтобы затем попасть под огонь эсэсовского гарнизона? Да и «мессеры» успеют подняться в воздух.
Дорога уткнулась в запертые ворота тына.
– Кто?! – крикнули из-за острых кольев.
– Обоз! – отозвался Освальд. – Бомбарды из Мариенбурга.
– Почему так мало?! Где «Бешеная Грета»?! Где охрана? Где отряд сопровождения?
– Перебиты все, – развел руками Освальд. – На нас напали поляки, литовцы и русичи. Их войска уже перешли через Древенцу-речку и хозяйничают в округе.
– Неужто всех поубивали?
– Так большая рать была, отовсюду ударили. Мы вот только насилу спаслись. Раненые у нас. Один вовсе помирает. Голову бедняге проломили. Богу душу вот-вот отдаст. Открыли бы вы нам, а?
За тыном загомонили, засуетились, забегали. Ворота распахнулись тяжело, нехотя, со скрипом. К обозу вышел пожилой орденский брат и сержант в сером плаще. Сзади толпилось с десяток настороженных кнехтов.
Рыцари заглянули в повозки.
– В бочонке что?
– Порох.
Открыли. Проверили. Отсыпали жмень, потерли на пальцах. Закрыли. Кликнули кнехтов. Приказали забрать.
– Огненное зелье у нас положено хранить в надлежащем месте, – хмуро сказал орденский брат, – а не раскатывать с ним по всей крепости.
Ну, блин, досмотр, как на таможне! Бурцев очень надеялся, что хоть раненого-то трогать не будут. А то у раненого за пазухой – пистолет – и не скинешь уже. А еще – зажигалка…
Раненого не тронули, зато заинтересовались большим деревянным ящиком у заднего борта телеги.
– Чеснок там, – объяснил Освальд. Добавил поспешно и жалобно: – Да ведь нас на заставе уже проверяли, господин рыцарь.
– А мы еще раз проверим, – буркнул орденский начальник.
Короб тевтоны тоже открыли. Заглянули внутрь. Сунулись, укололись. Покивали. Чеснок здесь ждали.
– Ладно, проезжайте, – махнул, наконец, рукой тевтонский брат. – Потом обо всем расскажете. Кому надо расскажете. О вас уже доложено.
Кнехты расступились. Обоз проехал.
Створки сомкнулись с глухим стуком. Тяжелый дубовый засов лег в пазы. Такие врата так сразу и не отворишь.
«Хорошо хоть в пушки не заглянули», – подумал Бурцев. Стволы бомбард и риболды были по-походному заткнуты тряпьем. Поняли б тевтоны, что заряжены, – объясняться, небось, пришлось бы долго и нудно.
Прибывшим указали на утоптанный пятачок неподалеку от ворот. Здесь, за символической оградкой из жердей, аккуратными горками и пирамидками возвышались каменные ядра и ядрышки разного калибра. Еще валялась пара бомбардных стволов. И треснувшая колода, выдолбленная посередке. С краю стояла разбитая телега с лопнувшими ободьями на колесах. В телеге – деревянные ведра, пороховые мерки, ржавые железные обручи, которыми крепились пушечные стволы. Топорщились медной проволокой шомполы и торчали овечьи банники на длинных рукоятях.
Видимо, здесь находилось что-то вроде арсенального двора и ремонтной мастерской для орудий. Порохового запаса вот только не наблюдалось. Оно и понятно. Кто ж станет хранить огненное зелье под открытым небом, да на голой земле? Зато неподалеку стоял дощатый сарайчик. Ворота закрыты, при воротах – вооруженная стража. Вот это, верно, и есть пороховой склад.
Он самый: изъятый в воротах пороховой бочонок кнехты уже катили в ту сторону.
«Мариенбургским пушкарям» велели ждать. И оставили в покое.
– Хоть бы накормили, что ли, – пробурчал Джеймс, глядя на дымившиеся у шатров огни.
– Ничего, брави, – успокоил Бурцев. – Авось не подохнешь. А коли и суждено нам копыта здесь отбросить, так не от голода – уж поверь.
В общем-то, он был доволен. Можно считать, половина плана реализована успешно. Без сучка без задоринки. Теперь оставалось добраться до бригаденфюрера Зальцмана. И если повезет – унести ноги.
– Ну что, располагаемся…
Со стороны казалось, что телеги с пушками поставлены бестолковыми обозными людишками абы как, в беспорядке. Но беспорядок этот был продуман и устроен с умыслом. Заряженные стволы смотрели в разные стороны. Вот только в какие…
Две бомбарды, готовые выплюнуть по ядру размером без малого с человеческую голову, как бы между прочим, развернули жерлами к опутанным колючкой позициям цайткоманды. К главной цитадели Взгужевежевской базы.