Все прошли к приставному столу. Академик поднял крышку серого чемодана. В оставшейся лежать на столе его части находилась синяя материя с десятком углублений. В углублениях лежали булыжники разного размера и конфигурации желтого и серебристого цвета.
— Это платиновые и золотые самородки из коллекции горного нашего института, — вымолвил академик. — Самородки уникальные и бесценные, они собирались в России со времен Петра Первого. Их надо срочно вывезти в безопасное и надежное место.
Все устремили свои взгляды на содержимое чемодана.
«Надо же!?» — рассматривая блестящие оригинальные камни, удивился Ермолай.
Он слышал о редкой коллекции самородков горного института, но не видел ее.
— Мы согласуем этот вопрос, — медленно изрек Истомин. — Согласуем и место их будущего хранения…
Вскоре Понаровский и Сергеев отправились на погрузку экспонатов музея в машины. Истомин и Максимов вместе с Ильиных отправились по своим служебным делам.
Погрузка проходила по уже отработанной схеме. В ходе нее внезапно раздался неприятный вой сирены. Вскоре послышался и гул самолетов. Стали доноситься звуки взрывов, где-то невдалеке усиленно-надрывно заработали зенитные установки. Но погрузка не останавливалась ни на минуту…
Ленинград,
Кирпичный переулок, д. 4, кв. 44…
Калиновский проснулся от сильного шума, исходившего из прихожей. Часы показывали половину третьего ночи.
В спальню вбежал взъерошенный Василий в халате.
— Стучат в дверь. Что будем делать, Федор? — воскликнул родственник. — Они говорят, что из милиции, требуют открыть.
Шум из прихожей не прекращался.
— Ведь выломают дверь, супостаты, — бросил Василий.
— Открывай, — поднимаясь с постели, выдавил Негоциант…
В гостиную вошли трое серьезных мужчин, двое в военной форме, один — в милицейской.
— Майор Истомин, — представился самый фактурный из гостей. — Со мной капитаны Максимов и Ильиных.
— Эксперт Калиновский Федор Федорович. Чем обязан в ночное время, товарищи? — стоя в халате, встретил гостей хозяин квартиры.
В это время с улицы послышались приглушенные звуки противовоздушной сирены.
— Вы знаете Шарова Николая по кличке Шар? — спросил один из капитанов.
«Началось! — воскликнул Негоциант. — Надо держать себя в руках и не показывать слабости», — приосанился и вымолвил:
— Я прожил всю жизнь в городе и многих знаю. Кажется, припоминаю и Шарова, мелкого такого спекулянта.
— Он заявил, что вы сделали ему предложение — украсть картину из Эрмитажа, — напористо продолжил капитан.
Хозяин квартиры сделал удивленное выражение лица.
— Глупость, если не сказать большее.
— Почему? — спросил Истомин.
— Я всю жизнь занимаюсь коллекционированием, — решительно изрек Калиновский, — меня знает весь город. Я никогда не был связан с криминалом и черным художественным рынком. Украсть картину из Эрмитажа!? — слегка покраснел. — Одного из лучших и защищенных музеев мира!? Глупость несусветная…
С улицы послышались звуки отдаленных взрывов.
— Сейчас идет смертельная война, Негоциант, — строго вымолвил майор. — Многие люди меняются, кто-то хочет нажиться на войне. Кто-то даже становится предателем. Почему мы должны вам верить?
— Я — честный гражданин страны, — вымолвил Калиновский. — За меня могут поручиться многие уважаемые люди города. А этой продажной шантрапе, типа Шара, я плюю в наглую рожу. Надеюсь, его слова вы не воспринимаете всерьез. Ведь так, вот запросто, можно оговорить любого коллекционера города…
Примерно через полчаса сосредоточенные офицеры одни покинули квартиру…
К концу погрузки немецкий авианалет закончился.
Во двор Зимнего дворца подъехали на легковой машине сосредоточенные Истомин, Максимов и Ильиных. Выходя из машины, они о чем-то переговаривались.
— А я что вам говорил, — бросил в сторону майора капитан Ильиных.
— Да, согласен. Все не просто с этим «фруктом», — вымолвил Истомин.
— Вот-вот, — вставил Ильиных, — я и хотел спокойно разузнать, проследить…
— Времени у нас нет, — решительно изрек Истомин. — Придется мне у вас задержаться и во всем разобраться.
— Жить можете у меня на аэродроме, — вставил Максимов.
Истомин согласно кивнул.
Затем взглянул на Сергеева и вымолвил:
— Ермолай, садись со своим бесценным чемоданом в легковое авто. А мы с Максимовым поедем на грузовиках.
Понаровский тепло, едва не пустив слезу, попрощался с офицерами. Крепко обнял Ермолая, попросил передать самый теплый привет сибирякам.
В предрассветной, туманной тишине караван из трех машин медленно двинул вперед…
Ленинград,
ул. Итальянская, д. 3, кв. 45…
Сонет получил из центра шифровку с перечнем культурно-художественных ценностей, которые заинтересовали начальство (а именно, в чем не сомневался агент, лично Риббентропа). Он с нескрываемым удивлением читал список всемирно известных мастеров-художников: Питер Пауль Рубенс, Якоб Йорданс, Антонис ван Дейк, Хендрик Гольциус, Франс Хальс, Ян Стен…
— Он (Риббентроп) совсем рассудок потерял!? — возмутился агент. — Как я могу изъять из охраняемого государственного Эрмитажа полотна этих живописцев?.. — немного успокоился. — Хорошо, допустим эту ситуацию. А где люди для дела? Где деньги для подкупа сотрудников музеев?.. — судя по шифровке, и люди, и деньги должны вот-вот подойти. — Вот когда все это будет, тогда можно будет и что-то сделать?..
Правда, в шифровке были указаны координаты двух ленинградских коллекционеров, которых рекомендовалось привлечь для дела…
Но… служба есть служба.
Сонет выпил коньяку, попытался расслабиться.
Вскоре, окончательно успокоившись и прочитав небольшую молитву, он начал разрабатывать планы. План реализации указаний центра по изъятию культурно-художественных ценностей Питера с привлечением русских коллекционеров…
До аэродрома доехали без приключений. Ермолай с болью смотрел на улицы и скверы любимого города.
Вот и КПП аэродрома показалось. Из помещения вышел маленького роста боец в очках, в шинели, пилотке и с винтовкой на плече. Увидев подошедшие машины, он быстро открыл шлагбаум. Машины въехали на территорию аэродрома и сразу проследовали к транспортному самолету с бортовым номером 13.
Из кабины самолета спустился командир экипажа, майор Теплов. Бросил вышедшим из машин военным:
— Можно загружать, — и быстро прошел к Истомину.
Они в течение минуты о чем-то тихо говорили.
Уже по отработанной схеме груз стали выгружать из грузовиков и расставлять в салоне самолета. Эта операция заняла часа три…
После загрузки самолета капитан Максимов, на правах хозяина, предложил перекусить. Трапеза прошла молча и заняла небольшое время. После нее Истомин отозвал Сергеева в сторону и сказал:
— Ермолай, диспозиция для тебя следующая. Приземляетесь в Свердловске, ты берешь чемодан с самородками и везешь на хранение в свое хранилище. Машину на аэродроме тебе военный комендант предоставит. Самолет в это время летит в Новосибирск, выгружается. На обратной дозаправке забирает тебя снова в Свердловске. Далее летите за новой партией груза в Ленинград. Вопросы?
«Побываю в своем хранилище! — обрадовался Ермолай. — Вот здорово!» — и весело ответил:
— Операция «Театр» продолжается.
Майор улыбнулся.
— Так точно, друг.
— Вопросов нет. А вы остаетесь здесь?
— Да, — быстро став серьезным, ответил Истомин. — В Ленинграде дел просто невпроворот. Втихаря воруют из Эрмитажа экспонаты. И воруют сотрудники, надо разобраться с этим и покончить с воровством. Но это между нами, друг. Понял?
— Понял, Николай Максимович.
Майор улыбнулся.
— Знаю, Ермолай, ты человек понятливый, можешь держать язык за зубами. Передашь привет всем там в своем уральском хранилище «Каменная гора». И будь там посерьезнее, посолиднее, ты сейчас очень ответственное лицо.
— Обязательно…
Ленинград, музей Эрмитаж,
отделение НКВД…
От усталости капитан Ильиных с трудом сидел на стуле. Перед ним на столе лежали груды не первой свежести папок, личные дела действующих сотрудников музея. Рядом находился лист бумаги с десятком фамилий, требующих, исходя из беглого просмотра дел, дополнительных и отдельных проверок.
Во исполнение указания полковника Шадрина, капитан просматривал дела сотрудников. Вот к горлу подкатил приступ кашля…
Ильиных с трудом прокашлялся, в сердцах в очередной раз обругал полковника и снова приступил к просмотру папок.
«Какие можно найти зацепки в этих пыльных, наполовину устаревших делах! — возмущался капитан. — Для другой работы с людьми времени нет…», — заглушил вырвавшийся из груди кашель…
Сергеев поднялся на борт самолета. На этот раз второй пилот молча закрыл дверь грузового салона и проследовал на свое рабочее место.
Ермолай как обычно оборудовал себе место у иллюминатора.
Едва самолет поднялся в воздух, как рядом показались два наших шустрых ястребка «Як-9». Погода стояла ясная, небо было какое-то бирюзово-голубое. Видимость была отменная, Ермолай просто прилип к стеклу иллюминатора.
Вот и город исчез из видимости, пошли леса и перелески. Пролетели над населенным пунктом, промелькнули купола церковного храма. Внезапно раздался взрыв сбоку, затем второй. Самолет сделал небольшой вираж, слегка изменил курс.
«Наверное, с земли фашистская зенитка работает по нам», — подумал Ермолай.
Снова послышались взрывы.
Но вскоре снова стало тихо, самолет уверенно летел на восток.
Сергеев взглянул на часы.
«Похоже, линию фронта пересекли, занятую фашистами территорию — тоже. Можно и подремать…».
Через 4 часа Ермолай проснулся. Немного размялся и легко перекусил.