В номер кто-то постучал, открылась дверь. В гостиную вошла, вернее, впорхнула сосредоточенная молодая женщина в цветастом платье и с подносом в руках. У нее были волосы льняного цвета. Причем волосы были сплетены между собой в длину и ниспадали до груди.
— Здравствуй, Раечка-краса! — воскликнула Молева. — Какая у тебя коса шикарная! Проходи, дорогая ты наша, к столу, ставь свой фирменный грибной пирог!
Девушка мило улыбнулась, робко прошла, поставила на стол пирог. Флейта придвинул к столу стул и со словами:
— Посиди с нами, Рая, поужинай, — усадил гостью.
— Спасибо, — тихо вымолвила девушка.
— Красавица! — рассматривая гостью, бросила Молева. — Посмотри, Ермолай, какая красивая наша Раечка. А? Какая коса! Солнышко ты наше ясное! Смотри, специально для тебя пирог приготовила.
Ермолай рассматривал незнакомую, симпатичную, смущающуюся, бледнолицую девушку.
— Красивая? — повторила вопрос Молева.
— Красивая, — согласился Сергеев, вдыхая аромат цветочных духов от расположившейся в полуметре от него молодой гостье.
Флейта наполнил рюмки и выкрикнул:
— За красоту! За женскую красоту!
— И за любовь, — хитро улыбаясь, добавила Молева.
— А пирог-то Раи какой вкусный! — воскликнул майор.
Ужин продолжался…
Кенигсберг, штаб-квартира Абвера в Восточной Пруссии,
кабинет начальника
Адмиралу Канарису сообщили, что агент Яннис, находящийся в районе Свердловска с важной миссией, не вышел на связь.
Адмирал задумался:
«Дисциплинированный агент, исключающий случайности, и вот… Что это могло означать? Яннис просто вне доступа к связному и не может передать сообщение? Работал он по Хранителю — Сергееву… Скажем, вновь вышел на след Хранителя и преследует его?.. Или агент обнаружил хранилище, куда русские вывезли золотые резервы страны, и находится в засаде?..».
Канарису не хотелось думать о плохом. Например, гибели агента или его аресте… Яннис очень подготовлен и очень опытен, многое знает… в любом случае, живым в руки врага агент не должен попасть. По неписаным законам разведки, надо было найти Янниса, найти живым или мертвым. И проанализировать ситуацию, в которой он мог оказаться…
Адмирал подумал об одном из самых способных русскоязычных агентов, Парисе. Он в данный момент находился в Самаре, где русские оборудовали свою резервную Ставку.
«От Самары до Урала, по русским меркам, — усмехнулся Канарис, — рукой подать. Уверен, Парис найдет пропавшего Янниса и сделает это оперативно…».
Внезапно строгая Молева засобиралась, встал из-за стола и улыбающийся Флейта.
— Мы пойдем, а вы, молодежь, еще повечеряйте, поговорите, — бросила Молева и направилась к выходу.
За ней последовал и майор. Сергеев хотел было что-то сказать, но… осекся.
Дверь быстро захлопнулась. Ермолай и Рая скромно, не поднимая глаз, сидели рядом.
«Ситуация, — подумал Ермолай, — надо что-то делать. Или… или…».
…Обнаженные молодой мужчина и девушка опускаются на кровать. Что может быть прекраснее и совершеннее молодых человеческих тел!?!. Мощный, бугристый мужской торс ритмично опускается и поднимается, дыхания умопомрачительной женской груди не ощущается вовсе. Откровенные, страстные взгляды! Их широко раскрытые глаза блестят, они полны томительных ожиданий и предвкушаемых невероятных удовольствий. Неведомая сила влекла молодых людей друг к другу. Порывисто тела сливаются в единое целое… Мгновение, другое… Почти одновременно их глаза заволакивает невидимая пелена, вот-вот на волнах экстаза они умчатся в неведомую и так влекущую даль. Человеческий праздник страсти, любви и неиссякаемой жизни продолжается…
Ермолай проснулся от какого-то шума в гостиной.
— Кто там? — спросил недовольно.
— Это я, — раздался голос Молевой. — Время четыре часа, пора, товарищ Сергеев, подниматься.
Ермолай включил ночник, стал приходить в себя и вспоминать события вчерашнего дня.
«Ужин… девушка Рая с косой. Потом… А где Рая?» — осматривая помещение, подумал.
Но ничего, чтобы могло напоминать девичье присутствие, он не смог заметить.
«Уж не сон ли был про Раю? — подумал, вспомнил приятные мгновения интимной близости, уловил легкий запах цветочных духов. — Нет, не сон», — улыбнулся.
Настроение было замечательное. Думать о том, правильно он поступил по отношению к девушке или нет, он не хотел…
— Ермолай!
— Иду-иду, Ольга Олеговна…
Завтракая, за столом Ермолаю хотелось спросил о Рае. Но он как-то не решался спросить Молеву.
— Вижу, думаешь о Рае-красе, запала она тебе, — улыбаясь, изрекла женщина.
— Есть такое. Как она?
Молева стала серьезной.
— Не думай о плохом. У нее все будет хорошо, в обиду мы ее не дадим. Ты, лейтенант, делай свое мужское, а мы, женщины, здесь, в тылу будем делать все для победы. После победы разберемся.
«Мудрая она женщина, все у нее складно получается», — подумал Сергеев, кивнул.
— Снегу за ночь навалило почти полметра, — улыбаясь, продолжала Молева. — Я тебе, начальник, шапку, носки, перчатки принесла. Все одень, надо думать о своем здоровье, беречь его. И продуктов тебе немного собрала, покушаешь в дороге.
Ермолай улыбнулся.
— Спасибо вам.
— Сочтемся. Ты сейчас по делам снова в блокадный Ленинград?
«Вот ведь!..» — воскликнул Ермолай, выдавил:
— Э… не могу я говорить об этом, Ольга Олеговна…
— Ну, и не говори. И я никому не скажу. Береги только себя, очень прошу, будь внимателен и осторожен. Тебе надо жить, да жить, страну защищать, да и поднимать потом.
Ермолай кивнул.
— Передавай привет майору Истомину, — строго продолжала Молева. — Серьезный и ответственный мужчина. Ты, Ермолай, держись за него крепко, слушайся. Обещаешь?
— Обещаю, Ольга Олеговна.
— Ну, и добре…
Ленинград, музей Эрмитаж,
отделение НКВД…
В кабинете находились майор Истомин и капитан Ильиных. Капитан через своих коллег быстро установил, что легковая машина, приезжавшая к Калиновскому, принадлежит заместителю директора Бадаевских складов товарищу Пехоеву. Описание женщины, соседки Калиновского, полностью совпадает с самим Пехоевым. Капитан оперативно навел справки по этому Пехоеву. Сей товарищ оказался одним из крупнейших коллекционеров города. И вполне возможно, именно он мог быть главным коллекционным заказчиком…
Майор и капитан раздумывали, какие далее предпринять действия для нейтрализации заказов на экспонаты Эрмитажа.
— Этот Пехоев — коллекционер еще более крутой, чем Калиновский! — воскликнул капитан. — При его должности, я не исключаю, он знаком с самим товарищем Ждановым!
Истомин вспомнил недавнее совещание в обкоме партии и разнос, который выдал Жданов. Сморщился и вымолвил:
— Вполне возможно. И у нас против него конкретно ничего нет. Ну, общается Пехоев с коллекционером Калиновским, у них это заведено… Ну, купил или обменял у него пару картин. Это же не подсудное дело! И по сути — все.
— Мелкий спекулянт Шар наверняка и его знает, — рассуждал капитан. — Дабы спасти свою шкуру, он может также и на него указать…
— И еще на кого-то, — быстро вставил майор. — Но с Пехоевым этот номер не пройдет. У нас должны быть против него железные улики или стопроцентные, надежные показания.
— Война, — вяло ругнулся капитан, — разрушения, потери, болезни, огромные трагедии. А для кого-то возможность нажиться, пополнить коллекцию, — и раскашлялся…
Сергеев расположился на заднем сиденьи легкового «газона». Вдоль дороги тянулся уже занесенный снегом лес.
У Ермолая было паршивое настроение. В голове все перемешалось: мертвая водитель-женщина, улыбающийся железнодорожник с пистолетом, веселая, но с хитринкой в глазах Молева, сосредоточенная Рая с пирогом, и… обнаженная, прекрасная, с льняными волосами…
В аэропорту Сергеев прошел к военному коменданту. Дежурным оказался знакомый капитан.
— О! Сергеев! — воскликнул капитан. — Молодец, что зашел. Самолет твой прилетел, стоит на заправке и загрузке. Но ты постой, друг, постой.
— Стою.
— Я с тебя, лейтенант, должен снять показания по инциденту на дороге с двумя трупами, мне из военной комендатуры звонили.
— Какие показания? — насторожился Ермолай.
— Просто напиши своими словами, как дело было и все. В дело надо подшить, понимаешь. Ты же один-единственный свидетель.
Вспомнил указания майора Истомина — ничего не делать без санкции руководства. Опять же непонятно, кем был этот железнодорожник? Как бы лишнее не написать. Ермолай вымолвил:
— Давай, капитан, я сначала позвоню по инстанции в ГРУ. Ну, а потом напишу.
— Давай.
Дежурный по Свердловскому отделу ГРУ посоветовал Ермолаю написать буквально три-четыре слова. Что Сергеев и сделал. После этого он направился к самолету…
— Привет, лейтенант! — бросил майор Теплов, командир самолета.
Сергеев подошел к стоявшим у самолета троим членам экипажа.
— Здравия желаю, товарищи летчики!
— И тебе не хворать! Как отдохнул?
Сергеев махнул рукой.
— Какой отдых! — воскликнул. — Попал в переплет, перестрелка, два трупа.
— Лихой ты мужик, лейтенант, — весело бросил майор. — Залезай в салон, через пятнадцать минут взлетаем.
— Это хорошо, хоть высплюсь. Как там Новосибирск?
— Стоит, все там путем. Тебе все передавали приветы, большие и теплые…
Ленинград,
Набережная реки Мойки, д. 33, кв. 33…
В начале 1941 года в результате сложного обмена Пехоев переехал на Мойку. В престижный, исторический центр города, буквально в двух шагах от Дворцовой площади. Из доставшейся ему старой обшарпанной квартиры он сделал «конфетку».
В самом начале войны Пехоев отправил жену и троих детей на родину жены, в Краснодарский край, в теплые и сытые края. Огромную пятикомнатную квартиру убирала приходившая пять раз в неделю домработница. Сегодня ее не было, поэтому Пехоев привез с работы к себе молодую девушку. Дела шли хорошо, и он решил слегка развеяться. Тем более, что в свои 55 лет Пехоев считал себя в расцвете мужских сил, поэтому после отъезда жены периодически приводил в дом молодых женщин. Любил, ох как любил он наслаждаться молодым женским телом! Снимать сливки с молоденьких! Порой до умопомрачения! Хотя было не всегда ясно, доставляло ли это удовольствие девушкам. Поскольку почти все они категорически отказывались приходить к Пехоеву снова…