После длительных дискуссий мы остановились на роли человека недоверчивого, настороженного, даже подозрительного, а временами амбициозно непоследовательного в поступках и требованиях. Конечно, такую роль нужно было не играть, а жить ею.
Правило подобных игр гласило: «Блефовать только тогда, когда уже нельзя не блефовать». Вот и пришлось мне взять на вооружение когда-то присущие мне черточки настороженности и элементики амбициозной настойчивости, граничащей с настырностью.
Всю жизнь я боролся с их присутствием в моем характере, а теперь эти черты могли стать инструментом в решении оперативной задачи, ценой которой был труд моих коллег и мое доброе профессиональное имя.
…На подобной ярмарке я был не единожды. Однако нынче нужно было выяснить конкретную обстановку, создать «благоприятные условия» для подхода канадцев и в этот раз.
Я не торопил события. В первые дни, как и все, держался в группе сотрудников павильона. Вместе ходили обедать в другие павильоны.
В один из первых дней ко мне обратился корреспондент местной газеты, затем появилась статья, в которой в доброжелательном тоне говорилось о советской экспозиции. Корреспондент еще несколько раз появлялся в павильоне, беседовал со мной, советовался. Чего-либо подозрительного во время бесед я не заметил.
Ежедневно приходилось разговаривать с десятками посетителей. Наиболее острые беседы возникали при встречах с эмигрантами из русских и украинцев. В общем, шла текущая работа, свойственная выставкам. Провел я несколько встреч в городе с живущими в Торонто знакомыми коммерсантами, которых знал еще по работе в Канаде.
Знакомясь с павильоном транспорта, я обратил внимание на экспонат из военной области – ракету типа «воздух – воздух». Познакомиться поближе с фирмой, выставившей экспонат, я пошел на третий день пребывания в Торонто.
В обеденный перерыв при подходе к павильону обратил внимание на двух людей, которые усиленно маскировались в толпе, чем, собственно, и выделялись. Используя задержку у киоска с мороженым, убедился, что это так и есть.
Войдя в павильон, остановился у интересующего меня стенда и почти сразу же услышал:
– Здравствуйте, господин Максимов.
Я обернулся – незнакомец из поезда.
– Здравствуйте, господин Инкогнито…
– Почему «Инкогнито»? – спросил он весело, уводя меня от стенда. – Я ведь вам тогда, в поезде, представился. Впрочем, понимаю. Вот мое удостоверение.
Это было закатанное в пластик удостоверение сотрудника КККП. Светло-голубого цвета, размером 7 на 10 сантиметров. На лицевой стороне вверху была напечатана на машинке фамилия: Ф.Ф. Дэнтермонт – сотрудник КККП. Чуть ниже – его цветная фотография. Правее приводились сведения о росте, весе, цвете волос, указывалась дата рождения – день, месяц, год. Должность не указывалась. На этой же стороне – герб Канады. На обратной приводились выдержки из канадских законов, определяющих деятельность этой службы, и дата выдачи документа: 28 ноября 1972 года.
Дэнтермонт повторил мне вкратце все то, что говорилось в поезде, причем начал с денег; это был подходящий момент, и я «взорвался»:
– Вас волнует только одно: как всучить мне деньги и получить за них сведения. А человек, его судьба, голова, наконец, жизнь… Будущее его семьи, детей… – Я не давал ему вставить хотя бы слово, проявляя «крайнее возбуждение и возмущение таким деляческим подходом». От «волнения» я даже «не заметил», что мороженое в моей руке стало таять, капать на пол. Но видел и то, что Дэнтермонт явно обескуражен таким поворотом дела, ищет возможности оправдаться.
Наконец он обратил внимание на мороженое и предложил свой платок, вставив тем временем свою реплику.
– Вы не правы, господин Максимов! – воскликнул он умоляющим тоном. – Нас очень заботит ваша безопасность. Согласитесь работать с нами, и вам будут предоставлены гарантии. А может быть, вы хотите остаться в Канаде? Только пожелайте…
– Остаться? Чтобы известись от тоски? Сколько людей оставалось, а потом возвращалось, даже под угрозой серьезного наказания…
Мы с Дэнтермонтом вышли из павильона через заднюю дверь и теперь прохаживались по тихой аллее. Вокруг, шагах в двадцати – тридцати, бесцельно бродили какие-то личности, видимо, сотрудники Дэнтермонта, которые обеспечивали операцию.
Один из них направился к нам, приблизившись, начал скрытую съемку из закамуфлированного в сумке киноаппарата. Я ясно видел открывшийся зрачок объектива. Снимавший прошел мимо. Случай этот был хорошим предлогом для создания вокруг Дэнтермонта нервозной обстановки:
– Вы вот разглагольствуете о безопасности, а вон сколько ваших сотрудников вертится вокруг нас. И все, конечно, знают обо мне. Один из них только что снимал нас на кинопленку. Значит, уже с десяток людей знают о встрече вас с русским. Какая уж тут безопасность?
– Нет, нет, о вас никто не знает, два-три самых необходимых человека в КККП, все – высшие чины. А эти люди вокруг нас – вспомогательный состав. Они не знают, откуда вы и характера нашей беседы, – оправдывался Дэнтермонт. – А насчет киносъемки? Я здесь ни при чем. Может быть, без моего ведома кто-то приказал?
Тут уж я дал волю своему «негодованию»:
– Так вы еще и не знаете, что делается в вашей конторе? Как же можно с вами говорить о чем-либо серьезном? Безопасность…
Дэнтермонт быстро нашелся и прервал меня:
– Ваша безопасность для нас превыше всего. И гарантии ее будут. Какие ваши предложения на этот счет? Мне даны инструкции выслушать вас.
Беседа начинала принимать довольно конкретные формы. Ссылаясь на долгое отсутствие в советском павильоне, я прервал Дэнтермонта и предложил встретиться на следующий день в городе, например, в вестибюле дорогой гостиницы «Фор сизонз Шератон». В свою очередь, Дэнтермонт предложил провести встречу в номере гостиницы, где обстановка способствовала бы обстоятельной беседе.
«Обстоятельная» беседа меня вовсе не устраивала, и я отказался, ссылаясь на то, что в «специально подготовленных» местах я буду в руках КККП совсем беспомощным. А вот на улице, в ресторане и других общественных местах я – гость Канады. Под этим же предлогом отказался и от проведения встречи в автомашине.
Уходя со встречи, я предупредил Дэнтермонта, на всякий случай, что мы якобы только что познакомились и беседовали об оборудовании для переработки пластмасс.
Радостное чувство охватило меня и на сей раз – свершилось, как задумывали. Но тревога не могла не появиться – слишком гладко все шло.
Навязанная канадцам игра начинала приобретать видимые реальные контуры. Сотню раз я мысленно восстанавливал беседу с канадским контрразведчиком, готовясь к очередной встрече.
К этому моменту я уже уверовал в огромную пользу прогнозирования своих действий вплоть до мелочей. Так это было в отношениях с Джеффри, помогло во время подхода в поезде, сработало и сейчас.
…Как-то я вычитал о писателе: «Чувствуется, что он знает об изложенном в книге больше, чем представил на суд людей». Позднее я заметил подобную закономерность и у художников. Вывод – в любой профессии должен быть запас недосказанности.
Заготовок «экспромтов» в беседах с канадскими контрразведчиками следовало иметь больше, чем потребуется для одной из них. На это и уходили бессонные ночи. Отдал дань «экспромтам» я и в эту ночь, как мне казалось, перед решающей встречей.
Минут за десять до назначенного времени я пришел в гостиницу. Было похоже, что люди Дэнтермонта уже поджидали меня: один из стоящих в вестибюле стремглав исчез. Из бокового коридора показался Дэнтермонт.
Продолжая поведение чрезвычайно осторожного и подозрительного человека, который весьма болезненно реагирует на вопросы безопасности, я не вступил с ним в контакт в вестибюле, а вышел на улицу и направился в сторону заранее облюбованного ресторанчика. Дэнтермонт следовал за мной по пятам шагах в десяти. На перекрестке у светофора он попытался заговорить, но я не реагировал.
Подходя к дверям ресторана, я замедлил движение, Дэнтермонт понял меня, и в здание мы вошли одновременно. В зале было безлюдно. Столик заняли в углу, причем я посадил Дэнтермонта спиной к выходу. Какая-то личность заглянула в зал, поискала глазами Дэнтермонта и скрылась.
Он был предельно обходителен, заказал закуски и вино. Разговор начал я с претензий, заявив, что опять «толпа» людей службы маячила в гостинице. Дэнтермонту пришлось снова оправдываться, объясняя, что кто-то должен же был зафиксировать мой приход в гостиницу. Затем он спросил об условиях, которые я хотел бы иметь при работе с КККП.
– Безопасность и гарантии на самом высоком уровне. Политические и финансовые. Если случится провал, я должен иметь гарантии получить убежище в Канаде…
– И тогда вы будете работать с нами?
– Да, если пойму, что вы серьезны в своих намерениях обеспечить мою безопасность.
– Что конкретно для этой цели вы хотите? – спросил Дэнтермонт, внимательно наблюдая за мной.
– Гарантийное письмо о канадском гражданстве за подписью премьер-министра Трюдо. (На лице Дэнтермонта отразилось более чем удивление.) Канадское свидетельство о рождении, канадский паспорт, открытие счетов в канадском и швейцарском банках, соответственно 10 и 60 тысяч долларов. Кредитную карточку типа «Америкэн экспресс». Встречи только за рубежом. И не пытайтесь искать меня в России, а то еще завалите.
– От имени Трюдо? Очень трудно, даже невозможно. А почему 10 и 60 тысяч?
– 60 – это гарантийная сумма на пять лет вперед, из расчета 1000 долларов за месяц. А 10 тысяч в Канаде – на случай экстренного выезда в вашу страну, так сказать, на первый момент. И еще. На каждую встречу привозить 5000 долларов.
– На мой взгляд, все вполне обоснованно, но я должен доложить. На следующей встрече мы поговорим подробнее. А теперь об информации, – поинтересовался Дэнтермонт.
Для меня это был повод проводить свою линию:
– А гарантии? Кто из нас больше рискует? Вы ведь в поезде сами говорили, что «у меня товар, а у вас – деньги». Я же прошу против своего «товара» ваши «деньги и гарантии». Вот и получается, что с вашей стороны только одни разговоры об информации, а забот о гарантиях никаких. Как вы собираетесь реализовывать информацию? Вот ведь где кроется главная опасность. Именно здесь вы со своей слабой организацией провалите меня…