У них образцовая семья. Николас в Диане души не чает, на руках носит, любой каприз. Диана очень уважает мужа за предоставленную свободу. Он ее опора. Она бы ни-ког-да. Да они… да он… да она!
Лейт не совсем понимал, почему виноват подручный, а страдает он, но привычно списывал это на несправедливости судьбы. А мастера было даже немножко жалко — разочаровываться в близких дело крайне неприятное. Поэтому он честно смотрел на собеседницу, делая вид, что внимает, не торопясь ее разубеждать и пояснять очевидные истины. Зачем? Сейчас сама убедится.
Молча смотреть и не разглядывать было сложно. Но Вольфгер держался, как мог.
И духи сегодня были другие. Логично, конечно, ведь предыдущие-то все еще позавчера кончились! Но эти другие, вроде и не противные, все равно раздражали обоняние.
Не то, категорически не то…
— Хотите, мы заедем за вашим артефактом? Чтобы наверняка? — неожиданно для самого себя внес он предложение в этот монолог.
Зарубочку о том, что у госпожи эксперта имеется подобная вещица, он себе сделал сразу же, хоть и предпочел бы приберечь ее дляболее важных дел. Все же артефакты истины сложны как в производстве, так и в использовании. Они капризны, как избалованные девицы, это известно было даже далеким от артефакторного дела людям. Если эти люди, правда, работают в страже.
— Не раньше, чем через неделю-другую, — кисло отозвалась мастер. — У моего кольца очень малая емкость и подзарядить извне его нельзя, только дожидаться естественного восстановления заряда…
Вольфгер понимающе кивнул и снова созерцательно замолк.
— Капитан Лейт? Эва?
Диана Корвин встретила их в застекленной, заставленной тропическими цветам лоджии. Посередине стоял широкий восьмиугольный стол в восточном стиле, вокруг — тахты с яркими разноцветными подушками, а сама хозяйка дома возлегала на одной из них с книгой.
— А Николаса нет, он будет только поздно вечером.
— Мы к вам, — коротко бросил Вольфгер, и на лице женщины появилось несколько растерянное и — взволнованное — выражение.
— Что ж, присаживайтесь, — она указала на диванчики. — Угощайтесь, — еще один взмах в сторону огромной тарелки с фруктами.
Прежде, чем кто-либо успел хоть слово еще сказать, она звякнула в колокольчик и бросила мгновенно заглянувшему лакею:
— Кристофер, лимонад, пожалуйста.
— Не стоит… — попытался капитан, но его одарили взглядом, в котором явно читалось — вам, может, и не стоит, а подругу я обязана угостить.
Капитан только мысленно хмыкнул и опустился на предложенное сиденье. Тахта оказалась мягкой и неудобно низкой, возлегать на такой, может, и хорошо, а вот сидеть… Мастер Алмия же, в отличие от вервольфа, чувствовала себя вполне комфортно, скрестив ноги в щиколотках и слегка откинувшись на подушки.
Мысленно проклиная аристократический этикет, Лейт терпеливо дождался, пока дамам принесут затребованный лимонад, пока расставят на столе блюдечки с южными лакомствами, к которым, он был уверен, никто не притронется. И только когда за лакеем закрылась дверь, спросил:
— В каких отношениях вы состоите с Кевином Ревенбрандтом?
И тут госпожа Корвин выдала себя с головой. Ее глаза округлились, взгляд панически метнулся в сторону кузины в поисках поддержки и с немым вопросом. В кругах Вольфгера этот вопрос бы сформулировали: «Что за подстава?!» — но высший свет, пожалуй, выражался несколько иначе.
— О чем вы? — неубедительно спросила она, дрогнувшим голосом.
— Подручный Кевина Ревенбрандта по имени Клайв Ламарет дал показания. Нам известно о вашей связи.
Судя по всему, имя подручного ей было прекрасно знакомо, потому что дальше отпираться она не стала — вместо этого устало сложила руки на коленях и произнесла:
— Дрянной человечишко. И зачем только Кевин взял на службу такое ничтожество?
— Для грязных поручений, — любезно пояснил Лейт возвышенной даме. Он морально готовился к истерике с выкриками: «Это все клевета!» и требованиями немедленно покинуть этот дом, но Диана Корвин смогла его удивить.
— Кевин не убивал, — произнесла она внезапно, стиснув в пальцах непонятно откуда взявшийся в них платочек.
— Не убивал кого? — недоуменно переспросил Лейт, слегка потеряв нить промелькнувших в женской голове рассуждений.
— Ивонну, — с той же недоуменной интонацией пояснила Диана.
И до Вольфгера, наконец, дошло. Так вот чего госпожа Корвин так нервничать изволили после попытки ограбления! За любовничка-с переживали!
— Он обещал позаботиться о том, чтобы она не болтала лишнего, но он не убивал ее, я точно знаю!
Это дело все больше напоминало капитану заигранный котенком клубок, в котором мало того, что начала и конца не найти, так еще и при попытках потянуть за нить, чтобы распутать, он стягивается и запутывается только еще сильнее.
— Откуда вы это знаете? — терпеливо уточнил вервольф, пристально глядя на допрашиваемую.
— Он мне поклялся, — она сказала это и сама поморщилась, понимая, как глупо звучит фраза. — Нет, это все не так. Вы не понимаете.
В этом Вольфгер Лейт был с ней согласен — он пока что ничегошеньки не понимал.
— Николас прекрасный человек, и я признательна ему за все, что он сделал и делает для меня. Но я вышла за него без любви, считая, что это вовсе не обязательный атрибут счастливой жизни. И когда я встретила Кевина, я поняла, что ошибалась! Я знаю, что не должна была, но… это было сильнее нас обоих. Я безгранично ему доверяю и, полагаю, у меня есть на то основания!
Она шмыгала носом, и слезы блестели на ресницах, и платочек яростно терзался в тонких пальцах. Семейная драма во всем ее великолепии. Вольфгер против воли покосился на молчаливую Алмию и увидел, что лицо ее бесстрастно, как посмертная маска. О чем сейчас думала госпожа эксперт не смог бы, наверное, догадаться и ясновидящий.
Лирика вервольфу была неинтересна, но если даме для душевного равновесия и дальнейшего внятного ответа на вопросы нужно себя оправдать, то так тому и быть.
— Как давно вы вместе? — спросил он, когда путаный поток объяснений и заверений иссяк.
— Около года…
— Как давно вы знаете о том, что в кабинетном сейфе вашего мужа есть потайная ячейка и о том, что именно в ней хранится?
— Я не… — Диана, несмотря на растрепанность чувств наживку не заглотила, только покраснела чуть сильнее и отвела глаза. — Я не понимаю, о чем идет речь. И какое это вообще имеет отношение…
— Госпожа Корвин, — голос у капитана сделался тихим-тихим, но при этом предельно четким. Такие интонации вбивались в подкорку, проникали в мозг, подчиняли его, заставляя собеседника прислушиваться и внимать, — я прошу вас сейчас немного отвлечься от ваших глубоких душевных терзаний, которые, вне всякого сомнения, имеют место быть…
Вольфгер очень старался, чтобы в его голосе не прорезалось ни скепсиса, ни, упасите боги, насмешки. Только величайшее сочувствие к переживаниям многоуважаемой дамы. И, наверное, ему это все же удалось, потому что Диана Корвин по-прежнему смотрела на него слегка испуганно, а не оскорбленно.
— Я понимаю ваши переживания за господина Ревенбрандта, но вы тоже должны меня понять. Если он невиновен, то ему ничего и не угрожает. А чтобы я мог установить, кто виновен, а кто нет, я должен владеть полной и достоверной информацией. А те, кто эту информацию от меня пытаются скрыть, вызывают во мне не доверие, а подозрения. Вы понимаете?
На несколько мгновений в лоджии повисла тишина, взгляд госпожи Корвин метнулся с капитана на подругу — которая по странному стечению обстоятельств куда больше была сосредоточена на высоком стакане с лимонадом, чем на происходящем — потом обратно. И Вольфгер мог поклясться, что так же судорожно в хорошенькой голове метались мысли.
— Да, понимаю, — наконец произнесла она тихо и трагично, как будто собралась взойти на эшафот.
Вольфгер приободрился. Может быть, как женщина госпожа Корвин и не образчик благообразия, но хотя бы свидетель, дающий показания, из нее не такой уж и ужасный.
— Итак, как давно вы знаете о том, что хранится в потайной ячейке сейфа в кабинете вашего мужа?
Она пожала плечами.
— Почти сразу, как сейф появился в доме. После назначения на новую должность Николас заинтересовался потайными хранилищами и их устройством — даже меня расспрашивал, как тайники обустраивают на кораблях. Потом я несколько раз видела у мужа справочники по артефактам — еще злилась на него за то, что он бросает их в кабинете. Один раз даже унесла в библиотеку — но через пару дней она снова перекочевала к Николасу на стол. А потом ему внезапно понадобилось разломать кабинет, чтобы установить там чудо-сейф, да не абы какой, а от Макса Шантея за бешеные деньги. Очевидно было, что это для каких-то рабочих надобностей. А раз мне дан был доступ, но ничего рабочего я там не нашла, значит, наверняка была потайная ячейка…
Она отвлеклась от душевных терзаний, и теперь голос хозяйки дома звучал, как и раньше — со спокойным достоинством.
— Так что да, я знала, что у нас дома в большой секретности хранится артефакт, не принадлежащий Николасу лично, а связанный с его работой. Но что это за артефакт я, к слову, не имею ни малейшего представления и это абсолютнейшая правда! А что я попыталась это скрыть, — уязвленно заметила она, припомнив капитану намеки на вранье, — так это служебные секреты мужа, о которых мне знать не полагается. Я просто исходила из его интересов…
Просто идеальная жена, блюдущая интересы супруга. Добродетельная хранительница семейного очага…
— Но при чем здесь Кевин?
Капитан с некоторым трудом удерживал на лице сдержанно-заинтересованное выражение. Вервольфы издавна славились крайне нетерпимыми взглядами на супружескую неверность, да и в целом к семейным узам относились весьма трепетно.
— Вы случайно не рассказывали об этом господину Ревенбрандту? — поинтересовался он.
— О чем? О том, что у нас в доме хранится неизвестно что и невесть где? — иронично обронила Диана.