– Не, что ни говори, а здесь был госпиталь.
– Или морг…
– Почему морг?
– Потому что выходящих отсюда мертвяков я видел, а больных или врачей – нет. Впрочем, это неважно.
– А что важно? – Вайда словно окончательно забыл, кто здесь командир. С другой стороны, ситуация все меньше напоминала операцию Смерша и все больше – разведывательную.
– Мой Коля любил повторять, что порядок для фрицев – нечто святое. И если замечаешь бардак – обязательно надо искать важную причину.
– И что, по-твоему, тут произошло?
– Думаю, тот, кому была поручена ликвидация, не успел довести дело до конца. Значит, надо искать труп. Или трупы…
– Ты серьезно?
– Вполне. И поскольку вход в колодец там, – Семеняк указал направление, – а мы так и не узнали, что внизу, поиск начнем с противоположной стороны. Ты – осматривай помещения по левую руку. Я – справа. А чтоб не терять связи и постоянно не окликать друг друга, будем тихонько напевать. Тишина – сигнал тревоги. Свист – «Срочно ко мне!». Если удастся обнаружить живых, брать в плен. Стрелять только в самом крайнем случае.
– Я понял тебя… – отставной смершевец действительно уступил командование бывшему разведчику, признавая его профессионализм, и двинулся в указанном направлении, не слишком мелодично, но вполне узнаваемо мурлыкая «Синий платочек».
Семеняк подумал и стал напевать «Землянку». Чтоб мелодии не пересекались…
В первых шести комнатах не обнаружилось ничего интересного. Все та же перевороченная мебель, битая аппаратура… Много толченого стекла. Больше всего прозрачного и мутно-зеленого бутылочного. Иногда попадались и коричневые осколки, скорее всего от химической тары, в которой держат растворы, защищаемые от прямого попадания света.
Нашелся еще один «аквариум». Чуть поменьше первого, но вполне просторный, чтоб уложить в него человека не баскетбольного роста. И крышка к нему. Валяющаяся на полу, словно ее отбросили, с силой толкнув изнутри.
Игорь Степанович наклонился и попробовал ее поднять. Крышка словно примерзла. Достал нож и попробовал подсунуть лезвие, чтоб поддеть. Стекло даже не шевельнулось, как прилипло.
– Ни фига себе, – присвистнул Семеняк, забыв об условном сигнале. Поэтому с удивлением взглянул на влетевшего в комнату Вайду с пистолетом наготове. – Ты чего?
– Свистишь же…
– Тьфу-ты… Извини. Совсем запамятовал. Старею… Но раз уж пришел, помоги поднять.
Общими усилиями, с пыхтением как у самоваров, крышку удалось приподнять, а потом и на ребро поставить.
– Тяжелая, зараза. Зачем она тебе?
Семеняк вытер лоб.
– Именно за этим. Как считаешь, Стефан, если тебя или меня такой штуковиной вот в этом «хрустальном» гробу прикрыть, хватило бы нам силенок на свободу выбраться?
Вайда озадаченно почесал затылок.
– Ну, если сильно поднатужиться… думаю, сдвинул бы. Чтобы хоть воздуха глотнуть.
– Вот. А теперь глянь, где ящик, а где она валялась.
– Да уж… Как взрывом отбросило.
– Или тот, кто был внутри, раза в три сильнее нас обоих.
– Ты сейчас о тех, что тупик штурмовали?.. – непроизвольно оглянулся капитан.
Семеняк пожал плечами.
– Которого я у фонтана завалил, явно не слабее был. Чертовы фрицы… Ничего не понятно, и спросить не у кого.
– Ну, кто ищет, тот всегда найдет, – оптимистично ответил милиционер. – На том весь сыск стоит. Смотрим дальше, или ты еще чего на место поставить хочешь?
Игорь Степанович достал пачку «Честерфилда» и протянул Вайде.
– Кури, капитан. Если подземелье до сегодняшнего дня простояло, то и один перекур ничего не изменит.
Офицеры закурили, привычно пряча огонек в ладони и выпуская дым в рукав. Прикрыв глаза от удовольствия и наслаждаясь тишиной.
– Это у тебя уголек за рукав упал или у меня? – минутой позже поинтересовался Вайда.
– А что?
– Горелым пованивает… Не чувствуешь разве?
Игорь Степанович отставил руку с сигаретой и понюхал воздух. К специфическим ароматам каустической соды, карболки и смеси эфиров, намертво въевшихся в штукатурку и обивку лаборатории, явно подмешивался слабый запах гари.
– Гм… Да, что-то такое витает. Странно, раньше вроде не чувствовалось? Может, в вентиляцию затянуло. Или… – Семеняк бросил окурок на пол, привычно придавил носком и двинулся к двери.
– Или что? – Вайда сигарету выбрасывать не стал. Раздавил огонек пальцами, а «бычок» сунул в карман.
– Или наше недостающее звено обнаружилось, товарищ капитан. Светом и обыском мы его действовать заставили. Теперь гляди в оба. И если что – не церемонься.
– Ты ж говорил, язык нужен.
– Это когда фриц просто прятался… – на ходу ответил Семеняк. – Я же как думал? Не взорвал, потому что жить хотел. И документы кое-какие важные приберег. Для оправдания перед своими. Надеялся, никто его не обнаружит. А что у него в голове теперь, когда он эти самые документы жечь начал – одному Богу да их фюреру известно. Если решишь, что смертник, бей наповал без раздумий. Он все еще выжидает, оттягивает… в том числе и собственную смерть. Но в последний момент может отважиться. Если страх перед русскими окажется сильнее.
Глава восьмая
Таинственного поджигателя нашли быстро. Вернее, он сам объявился. Сперва выдал себя надсадным кашлем. Еще бы… Это ж какого ума надо быть ученым, чтобы разжечь костер в закрытом помещении? А после любитель огонька выполз в общий коридор на карачках в сопровождении густых клубов сизого дыма. Где и улегся прямо на пол, содрогаясь в приступах кашля.
Дальше действовали не сговариваясь. Вайда ухватил за плечи тщедушное существо в белом халате и потащил его к ближайшему умывальнику приводить в чувство. Вода в кранах имелась, проверяли. А Семеняк, сдернув с крепления у двери в лабораторию огнетушитель, поспешил внутрь.
Едкий дым не давал дышать и вызывал резь в глазах, поэтому Игорь Степанович не терял времени напрасно. Задержал дыхание, выцепил взглядом красное пятно огня и направил на него струю углекислого газа, даже не вникая, что именно горит. Заряда огнетушителя хватило ровно на столько же, на сколько и воздуха в легких. Отбросив пустой баллон, Семеняк выскочил в коридор, отбежал подальше и только после этого продышался. Второй раз возвращаться не стал. В таком дыму пламя и само погасло бы. А если и тлеет где-то еще – все равно не разглядеть.
– Держи, – Вайда протянул ему влажное полотенце. – Протри глаза. Да и вообще, освежись…
– Спасибо. Как немец?
– Жить будет. Лопочет что-то по-ихнему… Только, сдается мне, притворяется, гнида. Глаза выдают…
– Это хорошо, – Семеняк обтер лицо и бросил полотенце на пол. – Хорошо, если притворяется. Тащи сюда… Проверим.
Немец, которого Вайда в буквальном смысле вытащил из соседней комнаты, очень напоминал экранного растеряху ученого, какими их часто изображали в старых комедиях. Взъерошенные волосы, сбившийся галстук, лабораторный халат застегнут не на ту пуговицу, сползающие на кончик мясистого носа очки в металлической оправе. Да и сам он весь походил на встопорщенного воробья. Тщедушного и несоизмеримо воинственного. С одинаковым безрассудством готового затеять драку хоть с другими воробьями, хоть с отражением в луже, а то с кошкой.
– Эй, чучело! – нарочито грубо окликнул его Семеняк. – Ты меня понимаешь? Ферштейн ду?
– Найн… Нихт ферштеен… – затряс тот головой.
– Угу… – Игорь Степанович задумчиво вынул магазин из пистолета и пересчитал патроны. Потом вставил обратно и поглядел на пленного. – Все вы, эсэсовцы, когда гаплык приходит, ничего не знаете и не понимаете. А раньше, небось, вместе со всеми «Хайль, Гитлер» орал?
Немец замотал головой еще энергичнее.
– Найн. Нихт шиссен… Гитлер капут!
– Ну да, ну да… – Игорь Степанович сунул пистолет за пояс. – Свежо предание, да верится с трудом. Уже одно твое присутствие здесь, на таком секретном объекте, говорит само за себя. Сомневаюсь, что фрицы сотрудников с улицы набирали. Небось, все, какие только есть, проверки прошел. Прежде чем допуск получил. Так что про рабоче-крестьянское происхождение можешь не заливать. Как и про сочувствие Рабочей партии…
Немец усиленно делал вид, будто прислушивается к звукам незнакомой речи, но глаза его при этом пытались ускользнуть от прямого взгляда. Что никак не соответствует поведению слабого, заискивающего перед сильным.
– Ладно, чего попусту время терять? – решил подключиться к игре бывший смершевец. Ухватил немца за воротник и крепко встряхнул, так что у бедолаги соскользнули с носа очки и упали на бетонный пол.
Любой настоящий очкарик в такой ситуации попытался бы подхватить их, а этот и не дернулся. Провел равнодушным взглядом и даже на звук бьющегося стекла никак не отреагировал.
– Вот как?
Семеняк наклонился, поднял уцелевшую линзу и поглядел сквозь нее.
– Фальшивые… Что и следовало ожидать.
– Ряженый, что ли? – удивился милиционер. – Впрочем, какая разница? Война закончилась. Зачем нам пленный? Конвоировать, дело оформлять, бумагу переводить, время тратить… Кормить опять-таки… Игорь Степанович, давай шлепнем его, и вся недолга. Баба с воза, кобыле легче. Как считаешь, старшой? Зуб даю, никто не узнает. Какой немец, кто видел?
– Можно… – степенно согласился Семеняк. – Только стрелять не будем. Все равно после объяснять придется. Лучше запрем его в той комнате, где пожар был. Как будто угорел… Ему без разницы, а к нам у контрразведки лишних вопросов не будет.
– Умно… – согласился Вайда и подтолкнул немца в спину. – Шагай, фриц! Шнель, шнель… Да не бойся ты… Это не больно. Ваши гестаповцы тысячи в газовых камерах перетравили. Вот и твой черед платить пришел.
– Стойте! Стойте! – не так чтоб на чистом русском, но почти без акцента воскликнул тот, пытаясь вывернуться из рук капитана. – Как конец?.. Вы не шутите? Война закончилась? Когда?
– О, – милиционер выпустил воротник халата, но спектакль продолжил: – Слышь, старшой, а немчура, кажись, по-нашему лопочет?