Генерал Матвеев добавил:
– К тому же до того как начнется наступление на Будапешт, подвижное соединение товарища Лелюшенко и его главную ударную силу – двадцать седьмую мотострелковую Севастопольскую дивизию экспедиционного корпуса – необходимо пополнить людьми и дать ей время для восстановления поврежденной техники в походных мастерских. Операция по освобождению Белграда вышла далеко за рамки запланированных форматов, хотя кровопролитным ожесточенным сражением я бы ее тоже не назвал. Так, ночной бой высокой интенсивности. На закате все началось, а на рассвете уже закончилось. Безвозвратных потерь в танках, самоходках и боевых машинах пехоты практически нет, однако среднего и мелкого ремонта хоть отбавляй. Но тяжелее всего пришлось нашим людям: ценой своей крови и зачастую жизни они разгромили вражеский гарнизон и не дали свершиться запланированной расправе над мирным населением. Ведь именно с этой целью Гитлер собирался нагнать в город хорватских усташей и бошняцкие батальоны, одновременно эвакуировав остатки немецкого гарнизона…
– Мы об этом знаем, – кивнул Сталин, выпустив плотный клуб дыма, – нам докладывали. А теперь, товарищ Василевский, скажите: это самое восстание, которое устроил в Белграде главный коллаборационист генерал Недич – оно нам помогло или же только помешало?
– Конечно, помогло, товарищ Сталин, – ответил начальник Генерального Штаба, – немцы вообще очень любят заранее составлять свои планы, где расписано все до последней подробности, и любая неожиданность приводит их в состояние, близкое к ступору. К тому же до самого конца у смешанной немецко-хорватско-бошняцкой группировки не было единого командования. Немцы не считали это нужным, потому что планировали втолкнуть своих сателлитов в город и взорвать за ними мосты – а потом пусть делают что хотят, ведь ни тех, и других за их зверства над мирным сербским населением ни наши, ни югославы в плен брать не будут. Поэтому, как мы считаем, решение товарища Лелюшенко с ходу начать штурм города еще до того, как оккупационные части успели подавить восстание, было совершенно правильным, и именно эта ночная сумятица позволила минимизировать наши потери и избежать больших жертв среди сербского гражданского населения…
– Ну хорошо, раз это именно так, – сказал Верховный, положив в пепельницу погасшую трубку, – есть мнение, что мы вполне можем выписать господину Недичу охранную грамоту, обнуляющую его прежние грехи на немецкой службе. Но на орден Победы, как болгарский царь[14], он явно не заработал.
– Вы правы, товарищ Сталин, – скромно улыбнулся Сергей Иванов, – обычной индульгенции, обнуляющей прежние грехи, для господина Недича и в самом деле будет достаточно. Я бы посоветовал вам обратить внимание на другого человека, присутствие которого на нашей стороне позволило до минимума снизить антикоммунистическое сопротивление в Сербии. Я имею в виду бывшего наследного принца Сербии Георгия Карагеоргиевича…
– Я знаю об этом человеке, – сказал Верховный, – и он для меня пока загадка. Какой-то мистер Икс в плаще и маске, история которого полна самых невероятных кульбитов, а будущее покрыто плащом тайны.
– Как докладывают наши люди, вступившие с этим человеком в непосредственный контакт, Георгий Карагеоргиевич – вполне наш человек, в самую последнюю очередь думающий лично о себе и в самую первую о сербском народе, – парировал Сергей Иванов. – Думаю, что именно за это, а не за излишнюю вспыльчивость, его и отстранили от наследования власти. Познакомившись с этим человеком поближе, сербские коммунисты перестали видеть в нем бывшего принца, теперь он для них – лицо, пострадавшее от произвола прежнего королевского режима и товарищ по борьбе, пусть даже придерживающийся несколько некоммунистических убеждений.
– Возможно, вы, товарищ Иванов, и правы, – хмыкнул вождь, – и жизнь этого человека еще раз подтвердит ту истину, что порой яблочко может укатиться довольно далеко от яблони. Пока же мы возьмем этого человека на заметку и будем за ним внимательно следить. А пока, товарищ Василевский, скажите: по какой причине корпус товарища Лелюшенко продолжает находиться в непосредственных окрестностях Белграда, а не переправляется на левый берег Дуная на Банатский плацдарм, хотя для этого имеются все возможности?
– В связи с тем, что Будапештская операция несколько откладывается, у нас с товарищем Матвеевым возникли некоторые дополнительные соображения тактического и стратегического характера, которые мы и хотим вам сейчас изложить… – ответил тот.
– Интересно, какие же именно соображения тактического и стратегического характера способны перевесить уже утвержденный Ставкой план операции? – с некоторым раздражением спросил Верховный.
– Первоначально мы предполагали, что немцы и хорваты будут находиться по одну сторону Савы, а мы по другую, – сказал генерал-лейтенант Матвеев. – Но эти мерзавцы почти сразу принялись обстреливать Белград из стопятимиллиметровых дальнобойных пушек-гаубиц образца тридцать пятого года, произведенных в Чехословакии и доставшихся хорватскому домобрану в наследство от старой югославской армии. Сделают несколько выстрелов, потом сразу же цепляют пушки к тягачу и меняют позицию, чтоб не попасть под ответный обстрел артиллерии экспедиционного корпуса. Корректировать огонь и рассчитывать установки для стрельбы с большой точностью при этом не надо, потому что югославская столица – чертовски большая цель. Такая вот мерзкая месть за надранные задницы…
– В связи с этим безобразием югославские товарищи обратились к нам с просьбой форсировать Саву и отогнать усташей от Белграда, – добавил Василевский. – Пехоту для этой операции предоставит югославская народно-освободительная армия, у нас просят поддержки артиллерией, десантно-штурмовыми и понтонными частями для наведения переправы. А дальше они сами, тем более что земли по другую сторону Савы тоже заселены сербами, и хорваты там не хозяева, а насильники и оккупанты…
– И как далеко вы планируете «отгонять» хорватскую армию от Белграда? – с некоторой иронией спросил Верховный.
– Югославские товарищи просят, чтобы фронт был отодвинут от Белграда еще примерно на сто километров, – сказал Василевский. – Если продвинуться еще дальше, примерно до линии Осиек-Винковцы-Жупанья, а еще лучше – до предгорий массива Папук, то можно получить хорошие исходные позиции для наступления на Будапешт вдоль правого, то есть западного берега реки Дунай. А чтобы адмирал Хорти не встревожился раньше времени, можно будет широко объявить, что мы наступаем на Загреб и только на Загреб…
Широко улыбнувшись, Сергей Иванов сказал:
– Тогда в том самом Загребе в штаны навалит уже Анте Павелич. А если серьезно, то такое наступление – конечно, при условии его надлежащей подготовки – будет крайне полезно для укрепления доверия между советским и югославским руководством…
– Мы это тоже понимаем, – резко сказал Верховный, – но сомневаемся, что это ваше дополнительное наступление местного значения можно провести в необходимые для этого сроки. А вдруг случится так, что нам надо немедленно наступать на Будапешт, а необходимая для этого подвижная группа товарища Лелюшенко втянута в бои местного значения? Тем более что товарищ Матвеев только что доложил нам, что это соединение после сражения за Белград в значительной степени утратило свою боеспособность…
– Основные потери в ночном бою понесла российская 27-я Севастопольская мотострелковая дивизия, – терпеливо произнес генерал-лейтенант Матвеев. – Советские танковые, самоходные штурмовые и механизированные стрелковые части мехкорпуса товарища Лелюшенко, как не подготовленные к боевым действиям в темное время суток, участвовали в сражении за Белград только на его завершающем этапе, и поэтому ни в малейшей степени не утратили своей боеспособности.
– К тому же подвижное соединение товарища Лелюшенко, за исключением отдельных артиллерийских и штурмовых самоходных частей непосредственной поддержки пехоты, не планируется задействовать в наступлении против хорватской армии, – сказал Василевский. – Основной ударной силой в этом наступлении будут части народно-освободительной Югославской армии, поддержанные нашей артиллерией и действиями авиации. Иное для хорватов будет слишком жирно.
– Я вижу, что наши генералы между собой хорошо сговорились, – хмыкнул Сталин, обращаясь к Сергею Иванову. – Мне только непонятно, что для них главное – укрепление военных связей с югославским руководством или возможность провести наступление на Будапешт сразу вдоль обоих берегов Дуная?
– Я думаю, что это ярчайший пример военной диалектики, единства тактических и стратегических целей операции, – улыбнулся посол Российской Федерации в Советском Союзе. – Союзнические отношения с югославским руководством и обеспечение безопасности Белградского транспортного узла – это тактические цели, а возможность синхронного удара подвижными соединениями по Венгрии вдоль обоих берегов Дуная – цель стратегическая. Чтобы ни у кого не было никаких иллюзий, что, взорвав мосты, он хоть на какое-то время окажется недосягаем для длинной руки Москвы. Ну и, кроме всего прочего, когда до венгерского командования дойдет, что все это «шу-шу-шу» в Хорватии неспроста, это будет для него дополнительный повод еще сильнее растянуть свои войска, чтобы их фронт можно было проткнуть просто пальцем, а не только механизированной подвижной группой…
– Мы вас поняли, товарищ Иванов, – с некоторым сомнением в голосе произнес Сталин, – и поскольку ваши оценки ситуации до сих пор оказывались верными, то мы, пожалуй, согласимся с этим небольшим исправлением первоначальных планов.
– Кое-какие аспекты политической ситуации в Венгрии я бы хотел обсудить с вами позже, с глазу на глаз, – с серьезным видом сказал Сергей Иванов, – ибо строить военные планы на основании этих сведений преждевременно.
– В таком случае я бы предложил закрыть наше совещание в расширенном составе, – сказал Верховный. – Товарищи генералы должны удалиться к себе в Генштаб, чтобы через трое суток представить нам точный план: где, чего и когда следует вешать в граммах. А мы с вами, товарищ Иванов, поговорим о тех самых политических аспектах, ибо политические факторы в войне раз от разу оказываются старше и тактических, и стратегических соображений. Ведь это политика определяет цель, а тактика и стратегия – лишь средства ее достижения…