Пять минут спустя, там же. Товарищ Сталин и Сергей Иванов.
– Итак, товарищ Иванов, мы вас слушаем, – сказал лучший друг советских физкультурников. – Надеюсь, упомянутый вами политический аспект не потребует от нас еще раз менять все планы наступательных операций.
– На ваш последний вопрос можно ответить скорее отрицательно, чем положительно, – сказал тот. – В любом случае, в назначенный Ставкой срок подвижные соединения Рыбалко и Лелюшенко начнут свое продвижение в направлении венгерской столицы. Успех или неуспех задуманной нами политической операции определит лишь то, в каких условиях будет проходить это наступление, и что будет ожидать наших танкистов в его конце: сражение за город или мирная передача власти…
– Мы вас поняли, – с некоторым сомнением произнес Верховный, – вы нашли способ разагитировать венгерского регента Хорти так же, как уже разагитировали болгарского царя Бориса…
– Не совсем так, – покачал головой Сергей Иванов, – непосредственно венгерского регента мы еще не разагитировали. Нет у нас пока такой возможности, чтобы дистанционно влиять на закоренелых русофобов, впитавших это предубеждение с молоком матери. Разагитировать удалось находящегося в нашем плену его старшего сына по имени Иштван, который, по его собственному признанию, отправился на фронт только для того, чтобы погибнуть и не видеть, как все летит в тартарары.
– Ох уж эти молодые идеалисты… – проворчал Сталин, набивая трубку, – в поисках нравственно достойного выхода из безнравственной ситуации они начинают думать, что вместе с ними умрет весь мир. Но ведь это на самом деле не так…
– Мы объяснили молодому человеку эту ошибку, – ответил собеседник советского вождя, – а также рассказали ему, чего его Венгрии стоила эта война в нашей истории. Триста тысяч убитых на фронте солдат и триста тысяч гражданских, погибших от того, что Красная Армия была вынуждена с боями выколупывать немецких оккупантов из венгерских городов и, самое главное, из Будапешта. Уж не знаю, во что там верит его отец, но этот юноша любит свою страну и готов ради нее на все.
– А если этот молодой идеалист вас попросту предаст и, оказавшись на венгерской территории, примет все меры к тому, чтобы режим его отца продержался как можно дольше? – сказал Верховный.
Сергей Иванов уверенно ответил:
– Молодой Иштван Хорти не является ни великим стратегом, ни харизматичным лидером, ведущим за собой последователей, ни кем-то еще, отличающимся от нуля на фоне мятущихся народных масс. Поэтому мы ему объяснили, что если он вместе с нами достигает успеха, то будут спасены десятки, а может, и сотни тысяч венгерских жизней, а если он нас предает, то у врага всего лишь добавится один старший лейтенант, не имеющий каких-либо выдающихся достоинств. Помните, что писал по схожему поводу товарищ Маяковский: «голос одиночки тоньше комариного писка»…
– Мы вас поняли, – сказал Верховный, – позиция у вас, конечно, замечательная. Выигрыш виден, а возможный проигрыш не просматривается. В случае если этот молодой идеалист передумает и встанет в позу, проиграют от этого только венгры. Можете считать, что я одобрил и эту вашу авантюру…
– В таком случае – вот… – сказал Сергей Иванов, доставая из внутреннего кармана незапечатанный почтовый конверт. – Посылать молодого человека к его отцу без конкретных предложений просто не имеет смысла, поэтому, пожалуйста, ознакомьтесь и скажите, что вы по этому поводу думаете. Предварительные условия соглашения выглядят как нечто среднее межу тем, на что согласился болгарский царь Борис, и тем, что подписала румынская королева-мать Елена Греческая…
– Я понимаю, – сказал Верховный, быстро читая текст, отпечатанный на лазерном принтере. – С одной стороны, в отличие от Болгарии, Венгрия сама объявила войну Советскому союзу и воевала с нами при полном благословении своего руководства, с другой стороны, наши танки пока еще не стоят на пороге Будапешта, а вот когда встанут, то и условия примирения станут совсем другими… Да и не примирение это будет тогда, а безоговорочная капитуляция с некоторыми личными послаблениями для семейства Хорти.
– Вы совершенно правы, – сказал посол Российской Федерации в Советском Союзе, забирая у Верховного черновик предложений адмиралу Хорти, – уже завтра, то есть сегодня, мы представим вам на подпись двуязычный оригинал этого документа, заверенный подписью кремлевского переводчика. Ведь надо же удостоверить то, что оба текста наших предложений – русский и немецкий – между собой полностью идентичны… Швыдче надо действовать, швыдче, потому что время не ждет.
5 июля 1942 года, полдень. Югославия, Белград, королевский дворец.
Командир батальона спецназначения и военный советник НОПОЮ гвардии майор Алексей Пшеничный.
Как там поется в песне: «лишь только бой угас, звучит другой приказ, и почтальон сойдет с ума, разыскивая нас». «Другой приказ» действительно прозвучал, как только отгремел ночной бой за Белград. Только никуда он нас не отсылал. Работу нашей бригаде имени Иосипа Броз Тито нашли тут же, прямо рядом с югославской столицей. Дело в том, что хорваты, окопавшиеся на противоположном берегу Савы, почти сразу повадились бомбардировать город из дальнобойных орудий – примерно так же, как в нашем времени артиллеристы ВСУ обстреливали непокорный Донецк. Только тут, по эту сторону Врат, нет ни ОБСЕ, ни Минских Соглашений, поэтому контрбатарейной борьбой с хулиганами сразу и всерьез занялась артиллерия «севастопольской» мотострелковой дивизии.
Кого-то наши МСТы-С в артиллерийских дуэлях даже прищучили, в результате чего, выпустив по несколько снарядов в направлении городских кварталов, усташи стали сниматься с позиции, цеплять свои пушки к тягачам и уматывать подальше, пока не зашибло ответным подарком, чтобы через некоторое время повторить то же самое. Этим вопросом даже занимались перелетевшие к Белграду «горбатые» (Ил-2), и тоже с переменным успехом, потому что у дальнобойных батарей имелось весьма сильное зенитное прикрытие из двадцатимиллиметровых зенитных автоматов, установленных в кузовах полугусеничных тягачей – таких же, что таскают сами пушки. А у Ил-2 бронированы только кабина пилота и мотор, стрелок уже сидит с внешней стороны бронеперегородки, а крылья при плотном обстреле просто превращаются в лохмотья. Да и не дело это – гоняться на штурмовиках за каждой хорватской пушкой. Тут нужен системный подход, ибо, как стало понятно, никаких усташей ни по эту, ни по ту сторону Савы поблизости от Белграда быть не должно.
По этой причине товарищи Благое Нешкович и Арсо Йованович запросили у нашего командования содействия в проведении операции по очистке Нового Белграда (так называется заречная часть города) от хорватских и немногих немецких оккупантов. Пехоту должна была предоставить югославская сторона, которая сейчас реорганизовала свои силы из оставшихся без дела партизанских отрядов с освобожденной территории Сербии. Македонский корпус, например, прекратив собачиться с болгарской армией, развернулся фронтом на запад в сторону Албании, чтобы помочь хозяевам тамошней земли напомнить незваным итальянским гостям, что им тоже пора до дому. А то загулялись. Туда же, помогать наводить правильные порядки, регулярно летает советская и российская авиация. На головы одних она сбрасывает бомбы, а другим на парашютах разные вещи, нужные в нелегкой партизанской жизни. По данным разведки, в результате всей этой деятельности итальянскую армию охватила апатия. Поражение теперь кажется потомкам римлян совершенно неизбежным, а затея с возрождением былого могущества Римской империи – крайне дурацкой. Ничего иного, кроме совершенно ненужных потерь, Италия от этой авантюры дуче не получила, и теперь может вовсе утратить свою государственность.
При этом второй ударный корпус НОАЮ, более чем наполовину сформированный из черногорцев, после Белградской операции начал передислокацию в Санджак на исходные позиции для освободительной операции в Черногории, а его место в боевых порядках занял свежий сербский корпус, объединивший все отряды, до освобождения действовавшие на территории Сербии. Кроме того, резко на убыль пошло четническое движение. По одному и целыми отрядами четники вливаются в народно-освободительную армию, и этому способствуют сразу несколько факторов. Первый – делегитимация правительства в изгнании после смерти короля Петра Второго. Второй – личность бывшего наследного принца Георгия Карагеоргиевича, поддерживающего временное правительство советской республики Югославия (и, в частности, Благое Нешковича). Третий – недвусмысленная позиция Советского Союза и Российской Федерации, военным и политическим способом поддерживающих то же временное правительство. Четвертый – отсутствие в руководстве новой Сербии раздражающего этих людей хорватского элемента. В нашем прошлом, когда народно-освободительным движением руководили Тито и Ранкович, четников и вообще сербских офицеров, перешедших на сторону партизан, зачастую попросту расстреливали как агентов королевского режима. Зато перебежчиков из хорватского домобрана принимали как родных. А тут с этой практикой было покончено. Во всех смыслах этого слова.
В общем-то, видя такое усиление своего югославского союзника, Москва думала недолго, и согласилась на операцию против усташей при условии, что фронт будет отодвинут до предгорий массива Папук. В качестве советского вклада в операцию планировалось задействовать одну десантно-штурмовую бригаду, которой предстоит форсировать Саву и захватить на той стороне первичный плацдарм, одну понтонно-мостовую бригаду для наведения через реку достаточного количества понтонных переправ, всю артиллерию подвижного соединения генерала Лелюшенко (ибо своей у местных партизан пока нет), а также один полк штурмовых самоходов, предназначенный для непосредственной поддержки атак югославской пехоты огнем и гусеницами.
При этом НОАЮ получила в свое распоряжение все трофеи, взятые с немцев и их подручных на территории Сербии, и еще подкинули вооружения (в основном стрелкового) с трофейных складов на территории СССР. Для переброски всего необходимого использовались огромные по нынешним временам самолеты Ан-22 и Ан-12, обладающие подходящими характеристиками для того, чтобы совершать посадку на полевом аэродроме в окрестностях села Смедерево. Тем же путем доставляли запчасти для восстановления поврежденной в бою техники, а также маршевые пополнения для понесшей потери 27-й Севастопольской мотострелковой дивизии. Поскольку желающих служить в славном экспедиционном корпусе значительно больше, чем имеется вакансий, восполнить потери из людей находящихся в листе ожидания не представляло сложности.