Операция «Яростный полдень» — страница 31 из 58

Присутствуют:

Верховный главнокомандующий, нарком обороны и генеральный секретарь ЦК ВКП(б) Иосиф Виссарионович Сталин;

Начальник генштаба генерал-лейтенант Александр Михайлович Василевский;

Главнокомандующий экспедиционными силами генерал-лейтенант Андрей Николаевич Матвеев;

Посол РФ в СССР – Сергей Борисович Иванов.

Василевский расстелил перед Верховным шуршащую карту-склейку, и перед Сталиным во всей красе предстала начальная фаза белорусско-балтийской наступательной операции под кодовым наименованием «Кутузов». Клинья ударных подвижных группировок в пяти местах вонзились в бреши прорванного в первый же день германского фронта. Классические для немецкой тактики двойные клещи, вырваться из которых у обороняющейся стороны нет никакой возможности. (Сталин представил, как по проселкам вслед за уходящими в прорыв механизированными корпусами нового строя заклубилась пыль.) Четыре германских армии из пяти, оказавшиеся в полосе нового наступления, оказались рассечены советскими ударами на части и стали отступать на запад. Где-то это процесс был медленным, с оказанием ожесточенного сопротивления, как в полосе между Бобруйском и Борисовым, а где-то быстрым, перерастающим в головокружительное бегство, как в полосе действия Первого Украинского фронта, которым командовал генерал Жуков. Это прославленный генерал, чье мастерство оттачивалось в горниле Смоленского сражения, просто смел противостоящую ему шестую армию Паулюса, превратив сто двадцать километров немецкого фронта в сплошную рваную рану, куда потоком хлынули танки и кавалерия.

Каждое вошедшее в прорыв подвижное соединение – это сто двадцать импортированных из-за Врат тяжелых танков Т-55, двести сорок средних Т-34М с удлиненными пушками, а самое главное, пять сотен модернизированных БМП-1 и две сотни штурмовых артсамоходов СУ-152 на шасси КВ для поддержки действий мотострелков и броневого десанта. Примерно двадцать процентов личного состава – добровольцы из России будущего; остальные – битые, горелые, в трех водах мытые бойцы и командиры РККА, получившие боевой опыт во время судорожной и суматошной летне-осенней кампании сорок первого года. Часть бойцов и командиров в качестве «закваски» перевели из «старых» мехкорпусов, успешно отыгравших операцию «Меркурий». Другие были рекрутированы из числа тех, что успешно взаимодействовали с экспедиционными силами потомков во время грандиозного Смоленского сражения, когда только совместными усилиями удалось окружить, разгромить и похоронить группу армий «Центр».

Замыкая внутренние «малые» клещи с севера, от Даугавпилса в направлении на Вильнюс по отличным прибалтийским дорогам рванулся вперед механизированный корпус генерала Богданова. С юга навстречу генералу Богданову с целью замкнуть окружение вокруг Минской группировки немцев в районе Лида-Барановичи, выступил в поход мехкорпус генерала Кравченко. Северную половину «больших» клещей составлял наступающий от Риги на Каунас мехкорпус генерала Ротмистрова, южную – «старый» мехкорпус генерала Лизюкова, продвигающийся от Любомли на Белосток. Внешнее кольцо окружения должно было замкнуться в районе Гродно. Это была стратегическая составляющая операции «Кутузов» – лишить вермахт последних боеспособных армий и поставить его командование на грань отчаяния.

Геополитическую задачу операции «Кутузов» решал мехкорпус Катукова, который при поддержке Таманской и Кантемировской дивизий потомков вместе с первым стрелковым корпусом Войска Польского и кавалерией Белова и Доватора от Владимира-Волынского через Люблин наступал прямо на Варшаву. Германские резервы, прежде дислоцированные как раз в окрестностях польской столицы, недавно убыли оттуда в южном направлении – спасать от краха Венгрию и отчасти Хорватию, – и теперь этот авангардизм выйдет командованию вермахта боком. Если Катукову удастся сходу ворваться в Варшаву и, главное, втащить туда за собой солдат Берлинга, то тогда пан Сикорский, пан Миколайчик и другие паны с лондонской пропиской смогут проваливать прямо в ад или еще куда-нибудь подальше. В Польше для них будет уже все кончено. Если польское просоветское правительство Болеслава Берута обоснуется на первых порах в Люблине, это хорошо, а если сразу в Варшаве – так и вообще отлично.

Тут, в мире Врат, Верховный ни в коей мере не собирался торговаться с Черчиллем по поводу послевоенного устройства Польши, да и вообще Европы. И уж тем более товарища Сталина не заботили желания и беспочвенные мечты о возрождении довоенного польского государства, обуревающие сбежавших в Лондон политиканов и их сторонников на местах. Все: умерла гиена Европы – значит, умерла. И нечего ее гальванизировать. На вмешательство Америки в польские дела антисоветскому сопротивлению этой страны тоже рассчитывать не стоит. Рузвельт, которого сейчас лупцует японский адмирал Ямамото, в европейской игре на этот раз не участвует, и ради второго фронта в Манчжурии будет согласен и вообще на все. А еще милейший Фрэнки очень хочет пожить подольше – а для этого ему нужно вскрыть заговор медноголовых змей, в американской истории изжаливших насмерть уже не одного президента. Лучше всего такой заговор можно вскрыть из двадцать первого века. Адмирала Киммеля американские компетентные органы уже трясут как грушу, и скоро к нему добавится генерал Макартур, по полной программе провалившийся на Филиппинах[22].

Наконец Верховный, вволю насладившись четкой и ясной картиной начавшегося наступления, повернулся к стоящим чуть в сторонке Сергею Иванову и генералу Матвееву.

– Все это просто замечательно, – сказал он, – но есть нюансы. Почти через сутки после сего момента восточнее Сталино в окрестностях Иловайска будут вскрыты еще одни Врата, на этот раз ведущие не на территорию союзной нам Российской Федерации, а на ничейную землю, в никем не признанную Донецкую республику – и это немедленно вызовет в вашем мире гальванизацию застарелого конфликта. А у нас тут большая часть войск Красной Армии втянута в размашистые широкомасштабные наступательные операции, и резервов для купирования возможной угрозы совершенно недостаточно. Не думаю, что одна ваша Ченстонховская дивизия, выведенная из боев и переброшенная в окрестности Сталино, сможет сдержать натиск аналогично вооруженной украинской армии.

– На самом деле все далеко не так страшно, – чуть заметно пожал плечами Сергей Иванов. – Ченстонховская дивизия – лишь подстраховка на этой стороне Врат, а на самом деле все главные события произойдут в нашем мире. Могу вас заверить, что попытки Украины вторгнуться в Донецкую республику вызовет к жизни такие тектонические политические сдвиги, что по ту сторону линии соприкосновения не поздоровится никому из наших врагов. Могу вас заверить, что рука нашего президента не дрогнет даже в случае необходимости принимать самые радикальные меры для купирования ситуации. Всем нехорошим людям вдоволь достанется невкусных пряников. А вы здесь не волнуйтесь, заканчивайте Белорусско-Балтийскую и проводите Будапештскую операции, после чего примерно в годовщину нашего появления в вашем мире придет время ставить в существовании Третьего Рейха красивую точку.

– Вы, товарищ Иванов, говоря о точке, имеете в виду ту самую «именную» бомбу, которую вы припасли в Кратово для Гитлера? – сказал Верховный.

– Именно так, – подтвердил тот. – Захват Будапешта и выход Венгрии из войны с СССР завершит запланированный нами для весенне-летней кампании каскад наступательных операций. Резервы при этом, конечно, будут исчерпаны, как и накопленный запас огнеприпасов, но Гальдер с Гейдрихом об этом, разумеется, не знают. Это самый подходящий момент прихлопнуть Гитлера, на которого в Третьем Рейхе завязана вся структура подчинения, и поставить перед обезглавленной Германией выбор между почетной капитуляцией и полным разгромом как во времена Атиллы.

Генерал Матвеев добавил:

– Главное, чтобы этот полоумный не перепугался раньше времени и не начал метаться по оставшейся у него территории в личном бронированном поезде. Отловить его в таком случае будет гораздо сложнее…

Сталин усмехнулся в рыжеватые усы.

– Не думаю, что этот, как вы выразились, полоумный примет такую сложную и рискованную тактику – ведь так вполне запросто можно попасть под случайный удар вашей или нашей авиации, нацеленный на железнодорожную сеть Третьего Рейха. Как две недели назад и предсказывал товарищ Василевский, теперь у нас очень хорошо получается пресекать войсковые перевозки железнодорожным транспортом. Как нам уже докладывали, до четверти вражеских войск, перебрасываемых из Польши на помощь Хорти и Павеличу, уже нашли свой конец от ударов по эшелонам и узловым станциям. И Гитлер, несомненно, понимает, что может разделить их судьбу, даже если это произойдет случайно, а потому инстинкт должен будет привести его в Берлин, в бетонированный бункер под Рейхсканцелярией.

– Нет там еще никакого бункера, товарищ Сталин, – проворчал генерал Матвеев, – а то, что есть – совершенно несерьезно. Мы слишком быстро воюем, и из-за этого немцы не успевают строить не только рубежи долговременной обороны, но и убежища для своих бонз. Единственный подходящий в смысле размещения Ставки Гитлера объект в окрестностях Берлина – это подземный комплекс в Цоссене, построенный перед самой войной, но еще ни разу не использованный по прямому назначению, ибо управление войсками осуществлялось из передовой ставки в Восточной Пруссии.

– Ну хорошо, – сказал Сталин, – пусть будет комплекс в Цоссене. В любом случае, такую крысу как Гитлер непременно потянет в самую глубокую нору.

– Это нам, товарищ Сталин, абсолютно параллельно, – сказал генерал Матвеев. – Ну, потратим мы на этот Цоссен не одну тяжелую бомбу, а десяток, а потом, напоследок, приголубим это место «папой», чтобы под руинами не осталось живых. Игра будет стоить свеч, потому что, кроме Гитлера, в эту «хорошо защищенную» нору наверняка забьется вся военная и политическая верхушка Третьего Рейха…

– И кто же в таком случае будет подписывать необходимую нам Почетную капитуляцию? – хмыкнул Сталин, – если вы всех этих деятелей прибьете одним махом и никого не оставите на развод?