25 июля 1942 года, полдень. Великобритания, Лондон, бункер Правительства, военный кабинет премьер-министра Уинстона Черчилля.
Присутствуют:
Премьер-министр Великобритании Уинстон Черчилль;
Премьер-министр польского правительства в изгнании Владислав Сикорский;
Министр иностранных дел польского правительства в изгнании Эдвард Рачиньский.
Известие о том, что образованное в захваченной большевиками Варшаве Временное Польское Правительство Национального Единства во главе с Болеславом Берутом официально признано Советским Союзом в качестве единственной законной власти, произвело на лондонских сидельцев эффект, сопоставимый с ударом электричества, гальванизирующим едва живой полутруп. Осевшее на Великобританщине беглое панство повскакивало с мест, забегало, потрясая кулаками, затопало ногами, а потом пало в ноги своему благодетелю пану Уинстону Черчиллю с нижайшей просьбой немедленно разорвать с Советами все отношения и объявить им войну за обиду древней Польши. Пан (то есть сэр) Уинстон посмотрел на забежавших к нему в кабинет польских визитеров как на клинических идиотов, по ошибке выпущенных из Бедлама, но не приказал гнать их палками и травить собаками. Как-никак они союзники, то есть сателлиты, которые еще могут пригодиться для проведения хитрой британской политики по схеме «разделяй и властвуй».
– Вы в своем уме, господа? – хмуро спросил «британский боров», пыхнув в сторону пшеков дымом гаванской сигары. – С чего это мы, британцы, должны разрывать все отношения с силой неодолимой мощи, а затем еще и объявлять ей войну? Наша империя ведет сейчас тяжелые сражения одновременно с кровожадными японцами на Дальнем Востоке и плохим парнем Гитлером в Европе. Итальянцы жаждут контроля над Суэцким каналом – и толпой лезут к нам в Египет при поддержке отборных германских частей. И в то же время американцы не торопятся приходить нам на помощь. Их армия и флот терпят от японцев одно поражение за другим, и, кроме того, в их Конгрессе окопалось такое количество изоляционистов, что они никогда и ни за что не дадут президенту Рузвельту объявить войну хоть кому-либо: хоть гуннам, хоть русским большевикам. Оружие, которое мы получаем по ленд-лизу, и прибывающие из Америки добровольцы лишь помогают нам оставаться на плаву. Если вы потеряли свою прежнюю Польшу как связку ключей в траве, по той причине, что все окрестные страны стали вам враждебны, то мы своей Британии такой судьбы не желаем. Все, что мы можем для вас сделать – это послать русским дипломатическую ноту с выражением возмущения и озабоченности…
– Дипломатическими нотами, пан Уинстон, экспансию Сталина не остановить! – вскинул породистую голову Эдвард Рачиньский. – Сейчас наши товарищи бьются с большевистским чудовищем во имя того, чтобы бешеные орды не смогли ворваться в цивилизованную Европу, они страдают и погибают за нашу и вашу свободу…
– Все это слова и эмоции, мистер Рачиньский, – пренебрежительно хмыкнул в ответ Черчилль. – Реальный взгляд на международную обстановку говорит об обратном. Британия ведет тяжелую борьбу сразу на нескольких фронтах, и делать врагов еще и из русских совершенно не в ее интересах. Вашим товарищам следовало бы согласиться войти в это самое временное правительство, стать его частью и изнутри влиять на политику новой Польши, но они сами гордо отказались от такого компромиссного варианта.
– Это мы сами дали такое указание нашему главному представителю в Польше генералу Ровецкому, – встрепенулся генерал Сикорский, – потому что у нашей страны не может быть сразу двух правительств. Мы исходим из того, что только наше правительство в Лондоне имеет право представлять довоенное польское государство, и больше никто иной.
Черчилль парировал:
– А дядя Джо исходит из того, что довоенного польского государства с семнадцатого сентября тридцать девятого года не существует в природе, и в силу этого легитимность вашего лондонского правительства в изгнании равна нулю. Чехословакию в изгнании представляет законно избранный президент Бенеш, Норвегию – король Хокон, Голландию – королева Вильгельмина, Бельгию – законно избранный премьер-министр граф Юбер Пьерло, Грецию – король Георг Второй. А вот вы, господа, сами назначившие себя правительством в изгнании, с точки зрения русских – никто и ничто. Это я говорю вам не в упрек, потому что такое же сомнительное положение – у главы Сражающейся Франции господина де Голля. Но его сторонники ( с которыми теперь у Черчилля не очень хорошие отношения) готовы безо всяких условий сражаться с гуннами, а после войны пойти на свободные всеобщие выборы, а вы, приказавшие своим людям не совершать активных действий против гуннов и копить силы, отказались войти в состав Временного Правительства Национального Единства. Такие предложения русские делают только один раз – и отказавшись от такой возможности, вы сами оставили себя за рамками политического процесса.
Вскочив с места, Эдвард Рачиньский вскричал:
– Но почему, почему вы находитесь на стороне жестокого тирана Сталина, не моргнув глазом разделившим Польшу со своим злейшим врагом, а не на стороне истинных борцов за свободу?
– Могу вас заверить, что Правительство Великобритании – всецело на вашей стороне, – ответил Черчилль, – но на стороне господина Сталина – сила, которой нашей Империи в настоящий момент нечего противопоставить, и не в наших интересах ссориться с Покровителями большевиков, пределов могущества которых мы просто не ведаем…
После этого заявления, прозвучавшего для Сикорского и Рачиньского как гром с ясного неба, те ошарашенно переглянулись. У них в головах не укладывалась картина, в рамках которой Британская Империя, над которой никогда не заходит солнце, окажется бессильной предпринять хоть что-нибудь для воспрепятствования большевистскому вторжению в Европу.
– Неужели ваши американские союзники бросили Великобританию в одиночестве перед угрозой большевистского вторжения в Европу? – удивленно спросил генерал Сикорский.
С несколько угрюмым видом Черчилль ответил:
– Несмотря на то, что Великобритания и США вместе подписали Атлантическую хартию, президент Рузвельт в Европе готов оказать нам только моральную поддержку. К тому же ни о каком препятствовании большевистской экспансии с его стороны не может быть и речи, поскольку успешное завершение этой экспансии является условием дяди Джо для открытия в Манчжурии второго фронта Тихоокеанской войны. Скорейшее вступление Советского Союза в войну с Японией желательно и для Великобритании, ведь, несмотря на все подкрепления, направляемые в Индию, наша оборона в провинции Ассам едва держится перед неистовым японским натиском. Эта борьба, грозящая отнять у нас самое дорогое, не оставляет для противодействия большевизму ни одного свободного боевого корабля, самолета, танка или даже простого солдата. К нашему счастью, гуннам сейчас приходится даже хуже, чем нам, а не то они обязательно попытались бы провернуть свою высадку на Острова. Если Британию эта война раздела догола на холодном ветру, то у вермахта с костей уже сдирают последнее мясо.
– Это значит, что вы отказываете нам от дома? – с таким же мрачным видом спросил генерал Сикорский. – В какой срок наше правительство должно покинуть Великобританию?
– Совсем нет, – осклабился Черчилль, вытащив изо рта огарок сигары, – вы меня неправильно поняли, мистер Сикорски. Живите в Лондоне сколько хотите, хоть сто лет. Мы даже не будем отзывать признание законности вашего правительства в изгнании. Но запомните раз и навсегда: ни о каком разрыве отношений с Советами, и уж тем более объявлении им войны не может быть и речи – по крайней мере, до тех пор, пока за плечом у Дяди Джо стоят ужасные Покровители из-за Врат. По большому счету, русским из будущего все равно, кого обращать в прах: Третий Рейх или Великобританию. Сделав одно-единственное предложение, справедливо решающее проблему с их точки зрения, в случае отказа они или умывают руки, или сами берутся за меч. Зато те, кто согласился с ними сотрудничать, как болгарский царь Борис, теперь не будут знать горя, поскольку Покровители никогда не меняют своего мнения и не предают союзников. Так что имейте в виду, что в недобрый для себя час вы отвергли предложение дяди Джо войти в состав широкого коалиционного польского правительства. Ничего, кроме полного уничтожения ваших сторонников на территории Польши, из этого не получится.
Эдвард Рачиньский хотел что-то сказать в ответ на речь сэра Уинстона, но после некоторого размышления только раздраженно махнул рукой; затем два этих польских деятеля в изгнании встали и, гордо вздернув головы, вышли из премьерского кабинета. Вот и все об этих людях – так сказать, до особого распоряжения. При этом Черчилль ни на минуту не усомнился в том, что, несмотря на отказ в поддержке с его стороны, битва с большевизмом в Польше продолжится до тех пор, пока не будет убит последний сторонник этих людей. При этом безумцам, которые пойдут на смерть во имя химеры «Польши от можа и до можа» будут до самого конца рассказывать, что Великобритания в самом ближайшем будущем объявит войну Советам и освободит несчастное панство, страдающее под гнетом большевиков. Воистину мотивированные дураки только для того и существуют, чтобы умирать во имя вечных британских интересов, даже если сама Великобритания не ударит для и палец о палец.
И, кроме того, сейчас, когда в районе Лида-Гродно замкнулось кольцо окружения вокруг группы армий «Центр», у британского премьера возникло острое предчувствие, что эта война завершится так же стремительно и внезапно, как и прошлая Великая Война. Тогда, после того как рухнул фронт во Франции и армии Второго Рейха стремительно покатились обратно к бельгийской границе, германский кайзер сразу запросил у союзников экстренного перемирия. Гитлер, конечно, более уперт, чем старик Вильгельм, но Черчилль не сомневался, что Покровители большевиков знают, как решить эту проблему. По крайней мере, если судить по их действиям, они знают не только чего хотят, но и как этого добиться. По крайней мере, некие условные проанглийские круги в германском генералитете, до того осторожно вступавшие контакт с людьми Стюарта Мензиса на предмет возможного «антифашистского» переворота, с недавних пор резко оборвали все связи с британской разведкой. И Черчилль понимал, что это неспроста. Наверняка такой переворот случится, но его главным бенефициаром будет не Британия, а совсем другая страна.