ый раз от таких перегибов наш народ не испытывал ничего, кроме несчастья. Эта самая палка, будь она неладна, должна стоять прямо, обеспечивая непрерывное поступательное развитие общества, и колебаться туда-сюда в небольших, безопасных для людей пределах…
И как раз в этот момент в гостиную, где я беседовала с сыном, ворвалась супруга Иштвана, моя невестка Илона – она примчалась из госпиталя, где работала сестрой милосердия и с рыданиями бросилась к нему на грудь. Она тоже очень переживала известие о его исчезновении, и теперь была вне себя от счастья… И он тоже был рад ее увидеть. Поскольку я узнала уже все, что хотела, то отступила в сторону и, утирая непрошеную материнскую слезу, наблюдала за моими воркующими голубками.
Часть 24. Время коротких теней
29 июля 1942 года. 4:55. Венгрия, Будапешт, Королевский дворец (Будайская крепость).
Генеральное наступление советских войск в Венгрии началось с операции под кодовым названием «Водолей». Нервы у всех были на пределе, доверие к Хорти-старшему было близким к нулю, где-то за кадром аки рыкающий лев бродил такой персонаж как Отто Скорцени – до сих пор не нейтрализованный и даже не идентифицированный, – а потому советско-российское командование, получив предварительное согласие венгерского регента на осуществление государственного переворота с подстраховкой, решило также в свою очередь подстраховаться и провести упреждающую спецоперацию «Водолей».
Вечером 28 июля, когда утомленное солнце, насмотревшись на происходящее внизу смертоубийство, уже клонилось к горизонту, на строящийся будапештский аэропорт Ферихедь[29], совмещенный с военной авиабазой (двухкилометровая асфальтобетонная полоса, метеостанция и вышка управления полетами уже в наличии), приехал недавно нашедшийся старший сын диктатора Иштван Хорти. Предъявив начальнику авиабазы коронную бумагу от своего отца с текстом: «Мой сын Иштван действует с моего ведома и по поручению. Миклош Хорти», молодой человек распорядился разрядить и зачехлить зенитные установки, а весь личный состав собрать в одном помещении. Когда это было сделано, Иштван Хорти зачитал собравшимся указ своего отца о том, что во избежание катастрофических потерь Венгрия с ноля часов двадцать девятого июля выходит из войны с Советским Союзом и пропускает войска Красной Армии и экспедиционного корпуса через свою территорию. По форме это должно быть нечто среднее между болгарским и румынским вариантом, и уж тем более не безоговорочная капитуляция. Венгерская армия не сдается в плен, а просто прекращает боевые действия против СССР, не объявляя при этом войну Германии.
Потом Хорти-младший сообщил собравшимся, и так уже изрядно шокированным, что ровно в одну минуту первого ночи, когда указ регента о прекращении боевых действий будет уже в силе, на авиабазе Ферихедь начнут совершать посадки российские военно-транспортные самолеты, доставляющие в Будапешт передовой отряд экспедиционного корпуса. Эта небольшая, но хорошо вооруженная часть обеспечит приличное поведение как местных венгерских фашистов-салашистов, так и небольшого германского контингента, сил СС, СД и абвера, расквартированных в венгерской столице. А иначе, мол, неизбежна попытка прогерманского государственного переворота, дабы заставить венгерскую армию сражаться с русскими до последнего солдата и мирного жителя.
Когда Иштван Хорти говорил о «русских военно-транспортных самолетах», в головах у венгерских летчиков крутились образы чего-то похожего на германский «юнкерс-52» или американо-советский Си-47/Ли-2 – что-то двухмоторное, компактное, вместимостью от двенадцати до восемнадцати пассажиров. Поэтому вид заходящего в свете фар на посадку огромного Ил-76 произвел на местных венгерских аборигенов шокирующее впечатление. Воистину настоящий воздушный корабль, сравниться с которым в этом мире ничто не могло. А уж когда с откинувшейся грузовой рампы на летное поле стали выгружаться подчеркнуто щеголевато экипированные и до зубов вооруженные солдаты двух первых рот пехотного батальона, которому предстояло взять под охрану аэродром и окрестности – тогда-то у «публики» и вовсе отвисли челюсти: настолько наблюдаемая картина не походила на описываемую предвоенной венгерской пропагандой типичную «Красную Армию».
Но это были еще не солдаты экспедиционного корпуса, а бойцы передовой части Венгерской Народно-Освободительной Армии, сформированной из политэмигрантов, бойцов интербригад и недавних военнопленных, прошедших тщательный отбор. С этим же рейсом прибыл фельдмаршал-лейтенант Бела Миклош, назначенный комендантом плацдарма. Не успел первый самолет разгрузиться, как на полосу приземлился следующий самолет, доставивший вторую половину передового батальона. А дальше пошел круговорот бортов в природе: самолеты садились, извергали из себя БТРы, грузовые автомобили и солдат, после чего снова поднимались в небо. К трем часам ночи на аэродроме был уже сформирован ударный кулак, а в расположенном в шестнадцати километрах Будапеште об этом знали только те люди, которых поставил в известность лично венгерский диктатор Миклош Хорти. Наконец, около четырех ночи, с последним рейсом в Ферихедь прибыл главный актор этой ночи господин Иванов и… все. От венгерской секции Коминтерна никто не прибыл, хотя ожидалось, что Сталин пришлет в Венгрию своего наместника, который примет всю полноту власти у регента Миклоша Хорти.
А дело в том, что кандидатуры всех находившихся в Москве высокопоставленных венгерских коммунистов советский вождь забраковал на корню. Ни Имре Надь, ни Эрне Герё, ни тем более Матьяш Ракоши не соответствовали высокой роли первого руководителя Народной Венгерской Республики. Говорят, читая доставленную из будущего историю Венгерского восстания 1956 года и комментарии специалистов из будущего, проводивших параллели между этим событием и цветными революциями конца двадцатого-начала двадцать первого веков, лучший друг советских физкультурников угрюмо ругался по-грузински, что считалось у него высшим признаком душевного волнения.
Если бы было возможно, товарищ Сталин воскресил бы покойного Хрущева, который своим волюнтаризмом довел социалистическую систему до таких потрясений – но только для того, чтобы с особой изобретательностью изничтожать его снова и снова. Шестьсот шестьдесят шесть казней ему будет мало, блудливому коту. Впрочем, нетоварищ Хрущев был ему уже недоступен, да и нетоварищей Матьяша Ракоши с Имре Надем можно было казнить не больше одного раза. А вот товарищ Эрне Герё, не обладающий ни достаточным уровнем интеллекта, ни необходимой руководителю харизмой, был не больше чем функционером-исполнителем – в чем вождь окончательно убедился, когда при его участии разрабатывал окончательное решение венгерского вопроса. На вторую-третью роль такой человек подходит, а вот на первую – уже нет.
В результате придирчивой сортировки венгерской кадровой обоймы, с выбрасыванием гнилья в мусорную корзину с надписью «НКВД», была выбрана кандидатура неожиданная для местных, но вполне предсказуемая для выходцев из двадцать первого века. Когда о выборе советского вождя узнал товарищ Иванов, он сказал, что если кто-то из местной камарильи и способен сделать дело так, как требуется, то это только он, и никто другой. А поскольку находился этот человек не в Москве, в уютных коминтерновских кабинетах, а прямо в Будапеште, на подпольной работе, в окружении жестоких врагов – то и встреча с ним должна была состояться немного позже.
В четыре часа тридцать минут колонна колесной бронетехники без опознавательных знаков выехала с территории авиабазы Ферихедь и по только что отстроенному шоссе направилась в направлении восточной окраины Будапешта. Под путепроводом, по которому железная дорога, соединяющая Восточный и Южный вокзалы[30], пересекает проспект Иллей, господина Иванова и его спутников ожидала группа молодых людей в штатской одежде вполне пролетарского вида. Решительный вид и первоклассное вооружение, скорее свойственное советско-российским диверсантам (пистолеты с глушителем и бесшумные винтовки под дозвуковой патрон), говорили о том, что это не просто подпольная группа, а товарищи достаточно высокого полета, которым могут быть доверены крайне важные и щекотливые дела. Возглавлял эту команду молодой человек лет тридцати, с решительным, будто высеченным из камня, скуластым лицом, член ЦК Венгерской коммунистической партии и один из руководителей Пештского обкома КПВ, отзывающийся на псевдоним Янош Кадар[31]. Это и был тот последний человек, необходимый товарищу Иванову для того, чтобы окончательно сложить паззл просоветского государственного переворота.
Располагавшийся в этом важном месте пост венгерской военной жандармерии нейтрализовали самым решительным образом: офицер и подчиненные ему солдаты были застрелены из бесшумного оружия в упор без всякой пощады и сантиментов. Увидев аккуратно сложенные чуть в стороне от поста тела офицера и пятерых солдат, Иштван Хорти только тяжело вздохнул. Жандармы в смысле отношения к мирному населению оккупированных территорий и даже к собственным солдатам считались законченными мерзавцами и садистами – и металлический нагрудный горжет, надеваемый ими при исполнении служебных обязанностей, наводил даже больший ужас, чем фуражки с малиновыми околышами сотрудников советского ГУГБ НКВД.
На восточном фронте жандармов даже не считали военнопленными, а после короткой процедуры оформляли как военных преступников первой категории (ВМСЗ), ибо в зоне ответственности венгерских войск расстрелы евреев, коммунистов, комсомольцев и прочих советских активистов, а также пленных красноармейцев, были делом как раз рук этих отморозков. Вот и сейчас венгерские же подпольщики не нашли никаких оснований для того, чтобы проявить к жандармам хоть капельку милости. Впрочем, в настоящий момент это не имело значения. Янош Кадар сел в машину, где находились товарищ Иванов, Иштван Хорти и фельдмаршал-лейтенант Бела Миклош; другие же его товарищи, назначенные проводниками в боевые группы, разошлись по своим машинам, и колонна снова двинулась в путь. Если королевский дворец, центральную телефонную станцию и телеграф предполагалось взять под усиленную охрану и при необходимости оборонять до подхода советских частей, то германское посольство, представительства абвера и гестапо, штаб-квартиру полулегальной нацистской партии «Скрещенные стрелы», а также места жительства ее ведущих функционеров, было необходимо зачистить до белых костей. Сопротивление перевороту следовало задавить в самом зародыше, а иначе последствия могли быть непредсказуемыми.