Умелов еще крепче прижал к себе девушку.
— Я слишком долго тебя искал. Слишком долго.
Так они простояли несколько минут, молча слушая сердцебиение друг друга.
Центральная улица Саппоро носила трудно запоминающееся название — Танукикодзи (впрочем, как и все остальное в Японии). Она, скорее, напоминала не улицу, а огромную торговую линию. Бесконечная череда разнообразных магазинов, кафе и закусочных делала ее очень людной и посещаемой, особенно для туристов.
Умелов впервые был в Японии. Его представление о стране складывалось из многочисленных книг и фильмов, которые он успел посмотреть до поездки. Больше всего информации он сумел почерпнуть для себя из книги Всеволода Овчинникова «Ветка сакуры». Но за те двадцать пять лет с момента издания книги в Стране восходящего солнца многое изменилось.
Урбанизация и «мощный ветер» глобальной интеграции сделали свое дело. Теперь подавляющее большинство японцев стало жить иначе, нежели описывал в своей книге уважаемый автор. Жители крупных японских городов уже не спали на татами, а предпочитали европейскую постель. Значительная часть молодежи не стремилась делить свой быт с родителями, а на улицах с каждым годом открывалось все больше и больше заведений не с традиционным японским обслуживанием, а с сервисом, устроенным на европейский манер.
Саппоро тоже не был исключением из этих правил. Напротив, именно отсюда после зимней Олимпиады 1972 года началось наступление западной культуры на традиционный уклад жизни японцев. А самыми яркими проявлениями этого переустройства были центральные районы и улицы крупных городов. Здесь можно было часто услышать русскую речь. И это было неудивительно.
После распада СССР Дальний Восток переместил свой вектор интересов не в сторону Москвы, а в сторону Токио. Из Японии десятками паромов легально и нелегально вывозились тысячи подержанных машин, а в порты японских островов устремлялись сотни российских рыболовецких судов, сгружая из трюмов волосатого или камчатского краба, разнообразных моллюсков, обитающих на прибрежном шельфе Курил.
Огромные денежные потоки подпитывали и взращивали дальневосточный криминалитет, который азартно коррумпировал все и вся.
Вот и сейчас, слушая русскую речь на Танукикодзи, Умелов узнавал в говоривших тех, кто день и ночь ковал криминальное будущее нашей страны.
Мимо него прошла группа молодых людей, на лицах которых читалось выражение, что именно они были хозяева жизни. По ним было видно, что это не «рядовые бойцы» приморской преступности, а люди, уже имеющие определенный вес.
Умелов непроизвольно обернулся, пытаясь понять, что его так зацепило в этой группе соотечественников. Мэри удивленно посмотрела на Олега.
— Ты кого-то узнал?
— Не знаю, — пожал плечами Олег, не понимая, что именно привлекло его в молодых людях.
Вместе проводив взглядом компанию, Олег и Мэри направились дальше, вниз по улице, искать ювелирный магазин. Выбрав подходящий бутик, пара зашла внутрь.
Девушка в белоснежной блузке с коротким черным бантом в виде большой бабочки и длинной темно-бордовой юбке засеменила им навстречу. На ней были туфли без каблуков, отчего ее кривые ноги казались еще короче, а слишком светлый тональный крем делал лицо японки неестественно ярким.
Подойдя к вошедшим на почтительное расстояние, она поклонилась, глядя в пол.
— Сумимасэн, — произнес Умелов заученную фразу на японском, что означало «извините». — Do you speak English? — продолжил он по-английски.
Японка, не поднимая глаз, кивнула головой. Олег повернулся к Мэри и взглядом показал ей: мол, давай продолжай беседу, я уже все подготовил.
Мэри подошла к девушке и вполголоса объяснила ей, что именно они хотели бы приобрести. Японка, улыбнувшись, закивала головой, как фарфоровый болванчик.
«Вот что значит японский этикет», — подумал Умелов, глядя на это со стороны.
Выбрав украшение с маленьким бриллиантом, которое понравилось им обоим, Олег оплатил в кассу пятьдесят девять тысяч иен.
Счастливые, они вышли на улицу. День, давно вырвавшись из утренних сумерек, радовал и обнадеживал пробивающимися сквозь свинцовые тучи солнечными лучами. Олег прижал к себе Мэри
— Ну что? Отметим нашу помолвку?
— Я не против, — улыбнулась она в ответ.
Пройдя чуть дальше, они нашли кафе с европейским обслуживанием.
Выбрав свободный столик, влюбленные удобно расположились у окна. Олег раскрыл маленькую бархатную коробочку и, взяв ладонь Мэри в свою руку, бережно надел ей колечко на безымянный палец.
— Вот теперь мы обручены. С сегодняшнего дня ты не просто моя любимая, ты — моя невеста.
— А ты мой жених, — выдохнула Мэри. В ее глазах светилось счастье.
— Сейчас мы что-нибудь выпьем, — сказал Олег, развернувшись в сторону бара.
— Сумимасэн, — крикнул он официанту.
Шустрый маленький японец быстро подошел к их столику. Олег посмотрел на Мэри.
— Скажи ему, что мы собираемся потратить на каждого из нас по пять тысяч иен.
Мэри перевела пожелание на английский язык, отчего официант расплылся в широкой улыбке и, отвесив причитающийся в этом случае поклон, быстро скрылся за стойкой.
День, так красиво начавшись, не сбавлял обороты. К обеду совсем распогодилось. Тяжелые низкие облака, из которых ночью и ранним утром сыпал мокрый снег, разошлись, и солнце косыми низкими лучами окрасило в розовый цвет ровные, как шахматные клетки, переулки Саппоро.
В темные тонированные стекла кафе, где сидели Олег с Мэри, тоже пробивался тускловатый свет ноябрьского солнца.
— Я так счастлив, что нашел тебя, — Умелов легонько сжал узкую ладошку Мэри. Она с нежностью прижалась щекой к его руке.
— Я тоже.
— Давай никогда не расставаться.
— Давай, — прошептала Мэри.
Олег взял руки Мэри в свои, поднес их к губам. Мэри осторожно отстранилась, и на ее лице отразилось беспокойство.
— Олег, я давно хотела тебя спросить… что с тобой произошло тогда, на острове? И почему тебя арестовали?
Олег попытался перевести разговор на более важную для него тему.
— Я тебе потом все расскажу. Лучше ты мне подробно опиши, что происходило на судне, когда меня увели.
Решив не спорить с Олегом, Мэри не спеша стала рассказывать ему о том, как развивались события после его ареста. Из ее рассказа Олег узнал, что супружескую чету Гольц, после того как Александр выкинул за борт свои вещи, долго допрашивали российские пограничные дознаватели. Хотя сама Мэри и не присутствовала на этом допросе, но от Барбары Кински, которая оказалась на редкость осведомленной особой, она впоследствии узнала, что именно Александр говорил дознавателям. Он объяснил свой поступок тем, что в его вещах якобы лежали доказательства его супружеской неверности, которые могли скомпрометировать его перед женой. Именно поэтому он и выбросил свой вещмешок за борт. Далее Мэри рассказала Олегу, что Кудо Осиму тоже допрашивали пограничные дознаватели, но что конкретно он им сказал, Мэри так и не узнала. И вообще, после этого инцидента на Онекотане все в экспедиции стали какими-то молчаливыми и замкнутыми.
По пути к Аляске супруги Гольц почти не выходили из своей каюты, как впрочем, и японец. На Алеутских островах Александр и его жена высадились на одной из военных баз, где судно делало пополнение запасов. С тех пор она их больше не видела. Японец же по прибытии в Ном сразу взял билет и вылетел на родину с пересадкой в Сан-Франциско.
Выслушав Мэри, Умелов снова взял в руки ее ладонь. Голос его звучал решительно.
— Мэри… теперь выслушай меня внимательно. Я здесь не просто так. Я веду журналистское расследование. Кудо Осима — это единственная ниточка, которая может помочь мне распутать этот клубок и привести к истине. Поэтому, прошу тебя, если со мной… Если вдруг что-нибудь случиться, сразу же обращайся в свое посольство или консульство. Твое государство обязательно защитит тебя.
В глазах девушки отразились тревога и недоумение.
— Олег, не пугай меня. Что-то должно произойти?
Умелов, заглянул ей в глаза.
— Я не буду тебя обманывать… Даже я не знаю, куда может привести мое расследование. Поэтому, прошу, не поддавайся эмоциям, что бы ни случилось. И если вдруг произойдет что-то плохое, воспользуйся моим советом. Хорошо?
— Да, я все поняла, — еле слышно обронила Мэри.
Ноябрьское солнце тщетно пыталось отыграть свое осеннее отступление, скользя косыми лучами по широким улицам Саппоро. Заглянув своим лучом в широкие окна кафе, оно высветило симпатичную пару, сидящую за столиком у самого стекла.
Помолвка состоялась.
Кафе со странным названием «Каку-таку» располагалось в двухстах метрах от станции метро «Мотомаши». Улицы в вечернее время были ярко освещены неоновой подсветкой и разноцветными фонарями.
«Черт бы их побрал, эти японские названия», — думал про себя Олег. Если бы все писалось только на английском языке, это было бы полбеды. Замысловатые иероглифы полностью дезориентировали многочисленных европейцев, впервые посетивших Японию. Иногда казалось, что вывеска на магазине или кафе была уже знакома. Но это только казалось. На самом деле строгие японские иероглифы в европейском восприятии просто были очень похожими друг на друга.
Войдя в открытые двери заведения, Олег обратился к встречающему посетителей официанту:
— Сумимасэн. Я хочу видеть господина Кудо Осиму.
Молодой человек, скорее всего, не понявший вопрос Умелова, широко улыбнулся новым посетителям и провел их к свободному столику. Удобно расположившись, Олег и Мэри неторопливо огляделись. Вулканолога среди немногочисленных посетителей кафе не было.
Заказав себе зеленый чай — не тот, который пьют сами японцы, взбивая бамбуковой метелочкой в миске чайную пудру до состояния жидкой кашицы, а обычный зеленый листовой, они стали ожидать появления японца.
Тот появился почти сразу же, как они наполнили свои чашки ароматным напитком из тяжелого металлического чайничка, который им принес на наборном бамбуковом подносе услужливый официант. По лицу азиата было видно, что он не ожидал здесь увидеть русского журналиста.