Я, конечно, позвонил в газету. Редактор, извиняющимся голосом, пояснил, что никто не предполагал такого поворота, и что подготовить очерк о Смирнове просто физические не могли. О полковнике очерк, а о генерал-полковнике заметка – это как-то не очень было возможно.
– Но вы можете использовать этот материал в любом другом издании, – сказал он.
Хороша отговорка… Впрочем, если бы не этот случай с материалом, может быть, я бы не стал искать, где ещё написать о Гулякине, да и всё слоилось бы иначе, нежели сложилось.
Я отправил очерк в журнал «Тыл и снабжение Вооружённых Сил», где в то время ещё никого не знал. А тут вдруг «Известия» опубликовали очередной мой материал о героях Таганрогского подполья. Я заехал в военный отдел «Известий», ну и рассказал о казусе.
Редактор «Известий» по военному отделу Валентин Петрович Гольцев заинтересовался:
– О таком герое?! Давай нам немедленно! Только сократи на две трети.
Что ж сокращать? Я взял и написал заново, стараясь использовать и те факты, что не вошли в очерк, посланный в журнал.
Мне ещё отец – писатель Фёдор Шахмагонов – говорил, что если работаешь в газете или журнале, то обо всех публикациях в иных изданиях должен докладывать своему главному редактору. Видимо, порядок этот был уже утрачен, потому что главный редактор «Советского военного обозрения», в то время полковник (а в последствии генерал-майор) Валентин Дмитриевич Кучин, которому я доложил о публикации в «Известиях» вместе с представлением о назначении на должность, сказал, чтобы я обязательно сделал очерк для журнала.
– Материал о таком человеке очень важен для нашего пропагандистского журнала, – сказал он. – Пусть знают за рубежом, какие у нас замечательные военные хирурги.
Таким образом, вместо одного очерка появилось в печати три. Это, кстати, стало предметом интереса отдела печати Главного Политического Управления Советской Армии и Военно-Морского Флоте. Кто-то «стукнул», мол стрижёт новоиспечённый журналист купоны на одном герое. «Разбор полётов» ничего не дал, поскольку все три материала не были написаны под копирку, а оказались совершенно разными – это в ту пору допускалось. Теперь-то всё допускается, а тогда ревностно следили за журналистской этикой.
После каждой публикации я звонил Михаилу Филипповичу, но газету «Известия» он и сам видел и сам купил экземпляры, ну а журнал «Тыл и снабжения Вооружённых Сил» в госпитале получали. А вот когда напечатали очерк в «Советском военном обозрении» я отвёз несколько номеров, тем более журнал в отличие от тылового, выходил на отличной бумаге и с качественными фотографиями.
Время выпало удачное, посидели, поговорили, даже чай попили. Михаил Филиппович рассказал и ещё много интересного – он был неистощим на рассказы. За чаем мне было неудобно за блокнот хвататься, а потому я уже дома по памяти на всякий случай записал несколько эпизодов, хотя и не знал, как их можно использовать – после газеты «Известия» уже некуда предлагать материал.
Но публикация в центральной газете, видимо, возымела действие.
Через некоторое время мне позвонили с телевидения и сообщили, что принято решение пригласить на праздничный концерт, посвящённый празднованию Дня Советской Армии Михаила Филипповича с сыном Евгением и фронтовую медсестру, а мне предложили подготовить небольшое интервью с ними для записи во время этого концерта.
Я сказал на это:
– По Михаилу Филипповичу Гулякину готов сделать интервью, но я ничего не знаю о медсестре?
Мне ответили:
– Мы вам подготовим необходимую справку и дадим возможность прорепетировать перед.
И вот запись концерта началась. В те времена очень немногие передачи делались в прямом эфире. Вот и здесь концерт шёл долго, некоторые номера повторяли для записи не один раз.
Для рассказа о Михаиле Филипповиче Гулякине я выбрал самые сильные моменты его биографии – воздушно-десантные войска, междуречье Дона и Волги, Сталинград – и коснулся сложнейших хирургических операций, которые он начал делать на фронте.
Я старался рассказать то, что Михаил Филиппович из скромности о себе не стал бы говорить. Задавал вопросы, он отвечал. Так же провёл короткие беседы с его сыном Евгением и фронтовой медсестрой.
Как только завершилась наша беседа, прозвучала со сцены замечательная песня «Люди в белых халатах». Вспомним слова, посвящённые военным медикам…
…Сколько раненых в битве крутой,
Сколько их в тесноте медсанбатов
Отнимали у смерти слепой
Люди в белых халатах
Люди в белых халатах
Отнимали у смерти слепой.
О фронтовых медсанбатах есть немало замечательных песен, полностью посвящённых именно этим подразделениям милосердия – «На всю оставшуюся жизнь» или «Вальс фронтовой медсестры», но именно эта прозвучала на том концерте и особенно запомнилась, а концерт я смотрел уже дома по телевизору. Тогда ведь телепрограмм было очень мало, и потому такие вот передачи смотрела практически вся страна.
А утром на следующий день после демонстрации концерта по телевизору, мне позвонил главный редактор Издательства ДОСААФ СССР писатель Юрий Александрович Виноградов, с которым я незадолго до того познакомился на юбилее у нашего замечательно писателя-фронтовика, фронтового разведчика, Героя Советского Союза Владимира Васильевича Карпова.
В издательстве ДОССАФ готовилась к изданию моя первая книга рассказов и очерков – небольшая книжонка, скорее брошюрка. Ну уж сколько к тому времени написал, столько написал.
И вдруг Юрий Александрович предложил:
– Давай пока отставим этот твой сборничек. Срочно готовь книгу о Гулякине, с которым ты вчера выступал на концерте.
Ну что тут скажешь?! Очерки и рассказы вроде как на редакторском столе, а тут всё ещё даже не в чернильнице. Я и ответить не успел, как Юрий Александрович добавил:
– Книга о Гулякине гораздо значимее и важнее. А рассказы ещё напишешь, будет объём побольше. Тогда и издадим. Так что давай срочно заявку.
Ну что ж, заявку я отнёс, но зная уже о том, как работают издательства и что после заявки на книгу может пройти не один год, особенно не торопился, тем более, занятость Михаила Филипповича не позволяла некоторое время начать работу.
Так прошло лето. Я успел даже подружиться с Женей Гулякиным, моим сверстником, сделал о нём очерк в одну из газет. И вдруг осенью, кажется в октябре, снова позвонил Виноградов и поинтересовался, насколько готова книга о Михаиле Филипповиче Гулякине?
Я осторожно спросил:
– А что? К каком сроку нужно? Работаю…
– Если готова, то ставлю в план. Когда сможешь сдать?
– Через два месяца нормально? – спросил я.
– Но только не позже.
– Хорошо, сдам…
Закончив разговор, я прикинул: «Сейчас октябрь, середина октября. Значит, сдать надо в середине декабря, ну пусть в конце… сколько же дней на работу? Семьдесят, максимум семьдесят пять! Ну что ж… Это всего две страницы в день, поскольку книга где-то в районе 150 страниц».
Пустяки… Я ведь и тогда уже научился работать очень быстро. Да и служба в журнале «Советское военное обозрение» позволяла отлучаться с работы для вот таких встреч с героем ради написания книги.
Был замечательный главный редактор в то время. Во многом, оригинал. Заходишь, бывало, вот так отпроситься, и причина ведь веская. Спрашиваешь:
– Валентин Дмитриевич, разрешите мне пораньше уйти с работы, для…
– Благословясь, Николай Фёдорович, благословясь…
И даже не интересуется причиной отлучки.
Я как-то поинтересовался, почему не дожидается, когда проситель объяснит причину.
– А для чего мне выслушивать выдумки? Ведь чаще всего причину выдумывают. Верно одно – нужно отлучиться. Ну раз нужно, отчего не отпустить, тем более, если по службе всё в порядке.
Словом, все условия были для работы. И я, объяснив Михаилу Филипповичу, что нужно срочно, буквально в два месяца, сделать книгу, которая чуть ли не сразу пойдёт в набор, попросил о встрече.
С тех пор я стал часто бывать в небольшом, уютном кабинете главного онколога госпиталя, кабинете, который на многих просто наводил ужас одним своим названием. Пришлось через годы и мне советоваться с Михаилом Филипповичем по поводу сурового недуга, но это было много позже, о чём позже и расскажу, а пока я был автором книги, а он её героем.
Работу начал. Начал первую книгу с самых истоков его военной биографии.
Конечно, с одной стороны, две страницы совсем немного, даже если учесть, что я ведь был и на основной службе, и приходил домой примерно в 19 часов. Да и нужно было готовить немало текущих материалов. Но когда речь идёт о тематике не очень знакомой, о медицине, о полевой хирургии, а тактике медицинской службе, это не очень просто.
И всё же работа началась…
Подошли октябрьские праздники. Договорились созвониться сразу после них. Михаил Филиппович предупреждал, что будет занят, поскольку у него – очень серьёзный больной, из-за которого он даже не поехал на охоту.
И вот праздники остались позади и я, как всегда, ближе к окончанию рабочего дня позвонил Михаилу Филипповичу. Он долго не брал трубку, хотя, как я понял, был в кабинете. Наконец, взял. Голос был и знакомым и незнакомым, изменившимся был голос.
– Михаил Филиппович, это я… Мы договорились условиться о встрече сразу после праздников…
– Коля, извини, извини…, – и после паузы, совсем тихо: – Я Женю потерял.
Вот это «потерял» как-то не вязалось с мирным временем, с мирным небом над головой, а по этому я не воспринял, как что-то серьёзное – можно было подумать, что потерял, то есть, давно не звонил, или не смог приехать, куда-то пропал на службе. Я так и воспринял. И даже сказал:
– Как потеряли? Да ну, не волнуйтесь, найдётся. Может просто не смог вовремя позвонить…
Гулякин, видимо, понял, что выразился не точно и сказал с надрывом…
– Женя погиб…
Я потерял дар речи, что-то пробормотал, типа «не может быть», «как это возможно».
– Женя погиб на охоте… Извини, Коля, я сейчас не могу, я позже когда-то расскажу…