Никита, оскалившись — направил пистолет на приговоренного, зажмурил глаза и нажал на спусковой крючок. Сухо щелкнул курок, Никита неверяще оглядел пистолет: «Осечка?!» — вновь прицелился, несколько раз попробовал выстрелить и не выдержав — бросился на старовера, пытаясь забить его пистолетом: «Убью, сука!» Участковый и казаки с трудом оттащили его от недостреленого: «Тихо, Никита, тихо! Ну отсырел патрон, бывает! Мы тебе другой дадим, потом! Допросим и если запираться будет — по новой расстреляешь!»
Кололи древлеправославных по одному до глубокой ночи, заодно участковый натаскивал дружинников, поясняя по ходу допроса азы и нюансы оперативной работы. Картина прояснилась — в скиту у древлеправославных заправлял некий старец Фотьма, с кликой приближенных. От руководства и исходили инициатива противоправных деяний. «Реально кубло змеиное под боком!» — Негодовал Серёга: «С багреньем закончим — займемся одурманенными религиозной пропагандой! С корнем ересь выкорчуем!» Встал над открытым люком подпола, в который только что спустили последнего допрошенного:
— Так, граждане сектанты, кормить вас даром никто не намерен! С завтрашнего дня выходите на исправительные работы! Только ударный и самоотверженный труд приведет к пересмотру режима содержания! — Выговорившись, Серёга кивнул Никите. — Закрывай. А вот с тобой что делать? Ума не приложу, куда тебя определить, работать ты не хочешь…
— Хочу! Серёга, я хоть куда готов, на самые тяжелые работы! А давай я вот этих сектантов на работы конвоировать буду?! И дом мой можно под тюрьму определить! Я с них глаз не спущу, по струнке ходить будут! Тока мне бы пистоль какой… — Размечтался Никита.
— А вот вертухаем тебя ставить последнее дело! И так подленький и мстительный, а на этой работе вообще в кусок дерьма превратишься… Подумаем, Никита, решим сообща. Пока давай с сектантами будешь работать. И не присматривать, а наравне с ними пахать, пример показывать! Понял, сучонок?! Ты чо думал, всё забыли и простили?! Ты ещё заработай это прощение!
Галка накормила ужином своих мужиков, помыла посуду и достала газету, переданную рыбакам через Пантелея: «Петя!» — Позвала она сына: «Пойди сюда, почитаешь мне!» Петя недовольно сопя, пришел из другой комнаты, покрутил газету в руках и заявил: «Сами читайте, я не понимаю!» Галия выпала в осадок: «Как это не понимаешь?! А зачем вы учиться ходите, чему вас там вообще учат?!» Петька набычился: «Всему нас учат, чему надо! А про этот алфавит Маня сказала Митеньке, что мы эту херню учить не будем!»
— Пётр! — Строго сказала Галка, Петька, хорошо знавший мать, стал отступать к двери. — Как ты сказал?!
— Ну ладно, ладно! Дмитрию Спиридоновичу Маня сказала. — Заканючил Петя. — Вы же сами его Митенькой зовете!
— Так вы что, совсем не учили алфавит получается? — Галка не могла взять в толк, как так получилось.
Правда, и с их стороны было упущение, так и не приобрели книги в качестве учебных пособий. Но ведь Митеньке были даны четкие и недвусмысленные указания учить детей местному алфавиту! Для начала! Бумага была, несколько школьных досок изготовили! Нет, завтра надо идти к Ксюхе и разбираться! И Митенька улизнул на производство, а его жену она и не отображала толком, настолько та была тихая и незаметная. Интересно, её дети хоть слушались?! Вот Митеньку, судя по всему — не очень.
— Чо молчишь, паразит, отвечай! — Напустилась Галка на сына. — А деревенские тогда и башкирская ребятня неграмотными ходят?
— Как это неграмотными? — Удивился Петька. — Насобирали букварей наших, по ним учатся. Кто тупит, те буквари перерисовывают. Уже все читают, некоторые по слогам пока. А этот алфавит нафиг, мы же не хохлы, чтоб латинскую i вместо нашей православной «и» использовать! И Ольга Дормидонтовна говорит, что этот алфавит — архаичное убожество!
— А вы то что учите? — Возмутилась мать. — Неужели тоже алфавит повторяете?!
— Много чего, — рассудительно стал перечислять Петька. — Над местными шефство у нас, Ольга Дормидонтовна нам символ веры и другие молитвы читает, наизусть учим, врачи лекции читают. А весной ботаника будет, растения изучать начнем, в поле. А практику я в гараже у дяди Расула прохожу, сама знаешь. — Петька отступил к двери, спрятался за дверью и напоследок, прежде чем захлопнуть дверь, выдал: — А будешь на меня орать, к дяде Айрату в токари сбегу!
Галка махнула на него рукой, отметив себе обязательно переговорить с Ксюшей, что это за саботаж учебного процесса?! И принялась сама разбирать, что там понаписали, в свежей газете «С.-Петербургскія Вѣдомости» из столицы.
«Действительно, какое архаичное убожество!» — согласилась она с Оленькой. Ничего заслуживающего внимания не нашлось. Хотя, вот эта полемика интересна! Что-то про реформу грамматики и упрощения алфавита! Тут Галка сообразила, что это жу-жу неспроста. Само обсуждение этой реформы, представленное несколькими статьями каких-то местных маститых блогеров — восхитило. «Божечки, и тут сетевой срач, с поправкой на эпоху конечно!» — Посмеялась Галка.
Захар лежал дома пластом, после белуги и выпитого — отказала спина. Татьяна сострадала, но на лице красноречиво было написано: «А я же говорила!» По причине спины — послали за медицинской помощью, а пока Председатель лежа принимал посетителей. Первым пришел Корепанов:
— Здравствуйте, Захар Михалыч! Я всё, готов к продолжению службы управляющим! Товарищ Анисим мне всё подробно разъяснил! — Светился Николай.
— Что всё? — С подозрением уставился на него Захар.
— Всё! — Торжественным шёпотом произнес Коля и отогнув ворот рубахи, показал приколотый к изнанке старый, с облупившейся эмалью комсомольский значок. — Я с вами, товарищи! Будем строить завод, быт и просвещение рабоче-крестьянских масс!
«Нет, так дело не пойдет», — мрачно подумал про себя Михалыч: «Надо не только Анисима дальше конюшни не выпускать, но и к нему никого не впускать! Нам тут ещё свежеиспеченных адептов-фанатиков коммунизма не хватает!» Корепанова же напутствовал:
— Ты, Коля, главное, перед тем как что-то сделать, семь раз отмерь! И спроси старших и опытных товарищей, то есть нас! А то настроите!
— Нешто я не разумею! — Загорячился Николай. — Мы без перегибов на местах! А можно мне уже к Расулу и Борису?!
— Иди! — Напутствовал его Председатель. — К Анисиму больше не ходи, хватит с тебя его науки…
Корепанов с облегчением перекрестился и пока Захар не передумал — исчез. «Таня, Татьяна!» — Позвал он жену. «Чего тебе? Придут врачи, придут. Лежи спокойно. Или приспичило чего?» — Пришла из кухни Таня. Захар, кряхтя — приподнялся:
— А что попик то у нас, как он?
— Не нарадуюсь! — всплеснула жена руками. — Исполнительный, послушный, по хозяйству все делает, что ни скажешь! А так сидит тихо в своей комнате, от книжек не отрывается!
— От каких книжек, Таня? Какой послушный? Он и так забитый приехал, ему авторитет надо нарабатывать в селе, как служителю культа, а ты его по хозяйству гоняешь как батрака! И что за книжки он читает, где взял?
— Я дала! — Поджала губы Татьяна. — Тянется будущий батюшка к знаниям, не препятствую! Твою библиотеку показала…
Захар схватился за голову, книг у него было множество и разных, больше половины следовало пустить на утилизацию или даже сжечь. То же наследие девяностых — серию «черная кошка», про воров в законе и ментов. Или коллекцию жены — иронические детективы всяческие. А ведь эта макулатура занимала несколько полок! Захар, замычав — рванулся с постели, героически превозмогая отказавшую спину. Татьяна всполошилась:
— Лежи, дурень! Пошутила я! Рабле ему дала почитать, про Гаргантюа и Пантагрюэля, там как раз божественное что-то было и про монахов. Неужто не понимаю? И Есенина ещё, сборник…
Пока Захар лихорадочно размышлял, как высказать жене всё, что он о ней думает — без последствий, пришел Азат. Приехавший с Иргизом и своими батырами, как договаривались — на багренье совместное. Поздоровались и Захар сходу отказался от своего участия в намечающемся празднике жизни. И рад бы, но не в состоянии…
— Азат! — Вдруг осенило Председателя. — А ты ведь лукавил, когда ухватился за то, что мы рыбу разведать можем! Посмотрел я на это багренье и даже поучаствовал, не надо там ничего разведывать. В чем твоя выгода, что мы на твоей земле с вами вашу рыбу ловить будем?!
Тот засмеялся: «Я же спрашивал несколько раз, когда вы наших детей в учение взяли — чем помочь надо? Вы сказали — ничего не надо. Кормите, учите и даже одеваете. И нам выгоды не надо. Прислать Иргиза? Он хоть и не ваши лекари, но спину посмотреть может». От помощи Иргиза Захар отказался, пусть с Егором жрут свои поганки, лучше дотерпит до прихода традиционной медицины…
Ксюха пришла утром в учебный корпус в расстроенных чувствах, и не только. Маня, заметив непорядок — увлекла её за собой в пустой класс: «Пойдемте, Ксения Борисовна, посоветоваться надо!» Та вяло отбивалась, не понимая что племяшке от неё надо. В классе, закрывшись — Маня вручила ей зеркальце:
— На, смотри! Ты чего растрёпанная такая пришла, Ксюша? Садись, расчешу. — Достала расческу и стала причесывать послушно усевшуюся тетку.
— Есть кому по утрам трепать! Опаздывала, проглядела! — Смутилась Ксюха. — Вся деревня уже в курсе про Егора, Мань?
— А то! — С гордостью воскликнула Маня. — Айрат то только одного застрелил, а наш двоих насмерть! И одного в ногу! Лечим сейчас, выживет. Прикинь какой дикий он, Ксюх! Анатолий Александрович сказал, что этому упырю, раз они на наших кидались, рану будем чистить без премедикации, только с местной анестезией, привязали чтоб не дергался. Я шприц приготовила с лидокаином, подхожу к нему. А он как затрясется! Завыл и обосрался, вот умора!
— Маня!!! — Укоризненно начала Ксюша и не выдержав, засмеялась тоже. — Весело там у вас, посмотрю. И что дальше, как оперировали?
— А вот так! — Маня, вспомнив детали операции поджала губы и излишне резко дернула расческу, Ксюша ойкнула. — Тихо, Ксюх, прости, я нечаянно! — Чмокнула её в голову и погладив, принялась аккуратно расчесывать дальше и рассказывать. — А дальше нам его мыть пришлось. Ничего, я ему перевязки буду делать, на всю жизнь медицину запомнит!