На крыльце задержался, всматриваясь, сколько за бортом показывает спиртовой термометр. Были у него сомнения, в точности этого прибора, вышедшего из рук местных киповцев. По крайней мере, со своим, попавшим вместе с деревней в прошлое термометром, висевшим сейчас во дворе дома — расхождение в один-два градуса было. Правда, дом от работы был почти в километре и стоял повыше, на берегу Ая. По хорошему, чтоб расставить все точки над и — следовало или этот домой взять, или родной сюда принести, сверить показания на месте. Но мысль об этом возникала только в те минуты, когда он обращал внимание на температуру.
Вот и сейчас, заметив что если прибор и брешет, то не очень сильно — показывая минус четыре, чиркнул колесиком зажигалки и чертыхнувшись — моментально забыл про термометры. Прокушенный палец напомнил о вчерашнем и не только термометры — всё из головы вылетело и настроение в минус поползло. Ксюха рвет и мечет теперь, когда отойдет по настоящему — неизвестно. Скорей всего — никогда не забудет, а ведь хотел ведь как лучше!
Тут впрочем, следовало начать издалека, отмотав на месяц, а то и больше назад. Когда Мася из шкодной молодой котейки на глазах стала превращаться в чинную кошку, а там и вовсе — начала толстеть. Егор, с тревогой наблюдая эти метаморфозы, поделился опасениями с женой:
— Вот видишь, как без нормального корма для кошек Масю разбарабанило? И жрет как не в себя, ожирение второй степени уже, надо её как-то ограничивать! Колобок какой-то! И с девчонками перестала играться…
— Себя лучше ограничь, Егорский! — Ксюша его озабоченность не разделила. — Она окотится скоро, пусть жрет сколько хочет!
Егор по новому взглянул на любимицу, попозже, улучив момент, когда она пришла к нему ластиться — даже ощупал и признал правоту супруги. А в первых числах октября Мася утащила любимую футболку Егора (раритет из двадцать первого века, между прочим) под ванну, свила там гнездо и благополучно произвела на свет трех маленьких пушистых котят. Одного черно-белого, второго серенького и третью, самую маленькую в помете — такую же трехшерстную разбойницу, как и она сама.
Через несколько дней с гордостью демонстрировала хозяевам детей, придирчиво наблюдая за их реакцией. Ксюха толкнула мужа: «Хвали давай котят, видишь как мамка волнуется, ждет оценки!» И сама начала сюсюкать, то нахваливая деток, то мать, родившую и воспитывающую таких замечательных котеек. Егор подключился к дифирамбам, и Мася, оценив комплименты — принялась с мурчанием нарезать круги. От хозяев к детям и обратно, время от времени затаскивая обратно в свое гнездо вылезающих из него с жалобным писком котят.
А через месяц котята уже активно принялись осваивать свой не маленький дом, как они самонадеянно считали, хозяева их судьбу решили совсем по другому. Поначалу хотели раздать всех, так то и Гугла и Маси порой слишком много, куда ещё одного котенка. Тут Арина с Мариной растут, без питомцев весело и забот хватает. И отдать котят было кому, можно сказать — очередь стояла, стоило только заикнуться. Но мелкая трёхцветка, которую назвали Чайкой — оказалась настолько пакостной и активной, что и Егор, и Ксюша прикипели к ней всем сердцем и не сговариваясь — решили оставить себе.
А вчера Егор с утра ходил с Федусом в овощехранилище — инспектировал состояние помещения, да ведро картошки нагреб домой, раз уж пришел. Все для дома, для семьи! И уже собравшись уходить — мазнул фонариком по стене и заметил прицепившуюся к доске бабочку крапивницу, впавшую в анабиоз. Вспомнил детство, как таких бабочек в городе, найденных в подвале — притаскивал домой. И как они в тепле, постепенно отогреваясь — оживали. Словно маленький кусочек лета вдруг врывался в городскую квартиру, за окном сугробы, метель и лютый минус, а в квартире порхает яркая пестрая бабочка.
Не поленился — осмотрел все стены с фонариком, насобирал с десяток бабочек, неосмотрительно устроившихся здесь на зимовку. «Вот дома то обрадуются!» — В груди теплело, как вспоминал дочек, жену и питомцев: «Мари с Аришей и бабочек не видели толком, летом совсем несмышленые были! А котята вообще отморозки, одно слово — осенние! А тут живые бабочки и много!»
Придя домой, обнаружил что Ксюша с детьми крепко спят в спальне. Убрал картошку на кухню, бабочек раскидал по всем комнатам, пусть отогреваются — будет сюрприз, когда все проснутся. Гугл как обычно — где-то шлялся, а Мася с котятами, подобно Ксюхе — тоже спала. Только Чайка таращила свои глазенки и отважно кидалась на мамкин хвост, устроив на него охоту. Пока остальные бабочки медленно и неотвратимо приходили в себя, Егор одну, специально для Чайки — подверг экспресс разморозке, посредством включенной лампочки на кухне.
Минут через пять крапивница ожила, вначале зашевелились лапки, затем дрогнули крылышки. Ещё через несколько минут бабочка готова была взлететь, но Егор уже бережно держал её, стараясь не повредить крылья и показывал котенку: «Кис-кис-кис, Чайка, смотри какая прелесть! Видела такое⁈» Чайка с опаской и интересом следила за трепыхавшимся в пальцах Егора насекомым. С опаской, потому-что уже понимала, что кусать руки хозяев чревато (не всегда сдерживалась, правда, но старалась). А интерес — ну у какого котенка он при виде такой картины не возникнет? А тут ведь даже не муха, а целая бабочка!
Егор, видя нерешительность любимой котейки — поощрил её ещё одним «кис-кис-кис», поднес руку у самому носу Чайки, демонстрируя крапивницу и отдернул, заметив в глазах котенка блеснувший интерес. А у Чайки сработал инстинкт, она молниеносно метнулась к жертве и поймала её! Вцепившись для верности когтями в руку хозяина и прокусив бедную бабочку, вместе с подушкой большого пальца Егора. Практически насквозь, ну или как минимум — до кости, как Егор сразу же осознал. Чудом сдержавшись, чтоб не заорать в голос — матерился шепотом, кляня Чайку, животное это неразумное и насекомых гребанных всех скопом. А Чайка уволокла уже покусанную бабочку под стол и там во все стороны летели обрывки крыльев…
Егор поспешил на работу, на полпути успокоившись, да и палец перестал так сильно болеть — сам ведь виноват, думать надо! Сколько отучал котят с руками играться и тут с этой бабочкой — сам весь воспитательный процесс запорол! Надо было за нитку привязать, или по другому как-нибудь показать. Ну ничего, зато познакомилась Чайка с бабочками, других, отогревшихся и оживших — уже не упустит!
А после обеда к нему постучался казак, и пряча усмешку в бороде — изволил поинтересоваться:
— Егор, меня Ксения Борисовна послала, спросить. Это не ты сегодня ведро картошки домой принес и бабочек?
— Я конечно же! — Егор поспешил подтвердить свою причастность, чтоб никто другой на его лавры не покусился. — Кто, кроме меня принесет⁈
— В таком случае, я бы на твоем месте сегодня домой не ходил, — уже неприкрыто сочувственно разулыбался посыльный. — Ксения Борисовна когда соизволила проснуться от дикого шума, заметила что ошеломевшие кошки полдома разнесли. Там и этот твой, главный здоровый белый котяра подключился. Все цветы уронили и перцы, посуду побили и даже одну гардину сорвали, не иначе все вместе за одной бабочкой гонялись! Ксения Борисовна в бешенстве!
Домой Егор, конечно же — пошел, не дело, напакостив, хоть и по недомыслию — скрываться. И со всем смирением покаялся в своей вине, ну и Ксюша, поорав минут пять — отошла. Даже посмеялись, но как понял Егор — вспоминать это она будет ещё очень долго, если не всю оставшуюся жизнь. А уж как он задолбался прибирать последствия — вспомнить страшно, кто бы мог подумать, что две взрослых кошки и три котенка могут устроить в нескольких комнатах, во время охоты за бабочками. Если бы не помощь пришедшей няньки, сжалившейся на Егором — один он несколько дней бы порядок наводил. Ксюха демонстративно самоустранилась и тут Егор её понимал, оставленные без присмотра Ариша с Мари могли дел натворить не меньше вошедших в раж кошек…
Всё это промелькнуло у него в голове аккурат за то время, что он курил самокрутку и шел до радиорубки. У крыльца покосился на украшавшую дверь надпись «Чем громче крикнешь, тем дальше слышно» и показывая пример стоящему на посту охраннику— выбросил бычок в урну. Оббивая ноги от снега — вознамерился зайти внутрь, узнать, что радисты вызнали за ночь. С появлением радио — жизнь стала гораздо интересней, пропало то чувство оторванности от событий в мире, появилось осознание причастности к тем великим делам, что сейчас происходили по всему свету, и что самое главное — не без их участия. Ну а больше всего интересовало — как у там у ляхов? И у чухонцев? Константин Павлович и генералиссимус, один в Финляндии, другой в Польше — действовали настолько успешно, что каждая радиосводка была как бальзам на душу.
Но насладиться информацией, выловленной связистами за ночь — не получилось. Охранник доложил, что по его душу приехали особисты и ждут сейчас на КПП.
— Птицу какую-то важную привезли, — добавил постовой. — то ли проверяющий, то ли ещё кто. А пропуска нет на него, тебе звонили, ты к аппарату не подходишь, передали нам, а тут смотрю ты идешь. Вот значица, иди таперича на КПП…
Гадая про себя, какие к чертям важные проверяющие могут быть — отправился на контрольно-пропускной пункт. И впрямь — особист саткинский и пара казаков переминались у шлагбаума. А в санях сидел с брезгливой миной какой-то важный гусь, в богатой шубе, насколько Егор разбирался в нынешней одежде. Хотя нечто в лице и мимике этого типа, сидящего в санях — подсказывало, что важность не соответствует месту и времени. Словно этому гусю вначале добрую часть перьев из хвоста выдернули, а затем дали пинка. И кого-то он Егору смутно напоминал, то ли с императором летом приезжал, то ли ещё где-то пересекались.
Особист внес ясность, доложив, что эта особа — политзаключенный. Да, из знатных, и в ссылку отправлен не за абы что, а за участие в заговоре против императора. Но помилованный Павлом Петровичем в память о своем учителе, воспитанником которого это хлыщ в санях являлся. Смертную казнь ему заменили ссылкой на Урал и исправительными работами, учитывая знатных родственников и их протекцию — довольно щадящими условиями содержания. В общем, месяц тот прокантовался в Миассе, утомив там всех, перевели в Златоуст, он и там не прижился.