А вот сам посещать врачей государь не спешил. Нет, он был им очень благодарен, одни только письменные советы и рекомендации чего стоили. Та же гимнастика дыхательная, присланная ещё по зиме, да и осторожная, в корректных оценках составленная характеристика на него с точки зрения потомков и сохранившихся у них материалов — очень помогла обуздать Павлу Петровичу свой непростой характер. Ну почти, срывы случались, но зато он научился их распознавать и контролировать. А уж книга по практической психологии, некоего Карнеги, «Как завоевывать друзей…» — немало судеб сановников уберегла.
Император любовно погладил кожаный чехол, в коем покоились письменные принадлежности и две книги — недавно заново переплетенная психологическая и Черная, для записей. Бывало, выведут его из себя, своей недалекостью, мздоимством или попросту непроходимой тупостью — глаза застилает кровавой пеленой, рука тянется подписать указ, как минимум о ссылке с конфискацией имущества, а то и попросту сразу на дыбу тащить. А достанет Дейла Карнеги, раза три с оттяжкой по голове бестолковой переебёт — и самому полегчает, умиротворение накатывает, и сановники на глазах становятся сообразительными и понимающими…
А вот сам император свой визит к врачам для обследования — оттягивал до последнего. И за здоровье беспокоился, понимая необходимость воспользоваться столь удачным обретением медицинских технологий двадцать первого века. Но грыз червячок, поселившийся в глубине души — а ну как в голову проникнут с той же легкостью, с которой ту же требуху сподобились рассматривать на этом своем УЗИ⁈ Демонстрировать врачам своих тараканов, пусть вымуштрованных и способных маршировать строем — Павел Петрович пока не был готов, поэтому о возможностях врачей старался вызнать всё тщательно и досконально, задолго до первого приема и осмотра.
Уже и императрица поглядывала на него с некоторым недоумением, и врачи беспокоились, и Павел Петрович, покорившись неизбежному — сдался на милость лекарей. Перекрестился, и как с головой в прорубь — решительно двинулся в медцентр.
Обследовали самодержца со всем тщанием — и УЗИ, и анализы, не говоря о первичном осмотре. От стоматологии, вернее — от его жалкого подобия по сравнению с двадцать первым веком, государь пришел в неприличный восторг, переходящий в эйфорию. Удалили два огрызка съеденных кариесом зуба под лидокаином и эфиром, корни практически. Тщательно обследовавший ротовую полость Олег Сергеевич пообещал императору вскорее поставить несколько коронок, пофиксить кариес, затронувший немало зубов и вставить потерянные зубы: «Химики у нас цемент для пломб совершенствуют, каждую неделю новые образцы привозят! Потерпите немного, ваше величество, потренируемся на котиках, вернее на солдатах и крестьянах и всё вам в лучшем виде устроим! Все представители европейской знати от вашей улыбки на говно исходить будут!» Павел Петрович, взмыкивая от обуревающих его ощущений после эфирного наркоза — был с этим согласен и всячески одобрял, просто временно не способен ясно выражать свои мысли.
На следующий день, ближе к вечеру — император вновь направил свои стопы к врачам, за окончательным вердиктом и результатами анализов. Уже без былого опасения, но всё равно не без настороженности. Вчера то обследовали тело и внутренние органы, и в поднявшейся при его появлении суматохе в больнице — времени и места на разговоры по душам не было. А вот сегодня предстояло выслушать общий диагноз о состоянии здоровья, и император стоял перед выбором, поделиться ли с врачами своими сомнениями, пожаловавшись на беспокоящие его проблемы, либо продолжать мужественно бороться с ними один на один.
Да и кому приятно будет сознаваться в этаком, особенно после прочтения сведений о том, что и современники считали его не совсем психически здоровым, если не сказать хуже. От этих поклепов, прочитанных Павлом Петровичем в материалах из рук потомков — пригорало особенно неистово и все усилия по удержанию психики в стабильном состоянии шли прахом. Только приятная тяжесть чехла с книгами и письменными принадлежностями помогла вернуть ясность рассудка и притушить так не вовремя вспыхнувшую ослепляющую ярость: «Я вам всем покажу безумного императора, нелепое правление и мучительную смерть, пидарррасы!!!»
Разговор в кабинете Анатолия Александровича поначалу не клеился — хирург бодро изложил результаты обследования, отрапортовав что все практически в норме. Есть небольшие проблемы, но с ними разобраться недолго, дадут рекомендации по питанию и поддержанию организма в тонусе, после чего возникло неловкое молчание. Толян прокашлялся и как опытный врач сообразил, как разрядить обстановку и разговорить замкнувшегося государя. Несколько раз бухнул увесистым кулаком, более подобающего мяснику или тяжелоатлету, а никак не хирургу — в стенку кабинете и прокричал: «Олег Сергеевич! Неси микстуру, на родиоле розовой! И сам свою жопу тащи сюда!» И пояснил насторожившемуся императору:
— Тут наш Егорчик гонит самогончик, закачаешься! Только им и спасаемся! Вы не поверите, ваше величество, я сейчас с вами такое волнение испытываю, что без седативных никак! А Олег Сергеевич, как десантник и стоматолог, отличный компанейский собеседник и превосходный психолог, тут как раз к месту будет! А вы не беспокойтесь, знаете, какой у нас мандраж был, когда осознали, куда попали⁈ — На этом месте Анатолий, несмотря на то, что был убежденным материалистом, истово троекратно перекрестился и продолжил. — А уж когда всё завертелось, вначале с участием местных властей, затем с Губиным, то знатно, гм, все варианты перебрали! А уж когда о вашем интересе и осведомленности догадались, деревня муравейник напоминала, который вначале разворошили и подожгли, затем обоссали!
— Да всё так и было, — заметил вошедший эндокринолог, ловко расставив на столе три стопки, разлил медового цвета жидкость из бутылки и придвинув свободный стул поближе. — и горели, и староверы эти, и набег шпионов с примкнувшими ренегатами. И неопределенность, ваше величество, подвешенное состояние никак не добавляет спокойствия! Какой только хуйни за это время не передумали, чего ожидать и к чему быть готовым…
Император слегка расслабился, даже не от стопки настойки, огнем проскользнувшей по пищеводу и приятным теплом разлившейся в желудке. А от слов врачей, кому не польстит быть благодетелем. Да и потомки оказались обычными людьми, с присущими им страхами и недостатками, и от этого более понятными, человечными даже что-ли…
— Давайте ещё по одной! — С бесцеремонностью человека, отслужившего срочную в ВДВ, предложил Олег.
— Пейте, ваше величество, — заметив сомнение государя, настоятельно рекомендовал Анатолий. — это полезная настойка, считай что фенибут природный, по паре стопок только во благо! А я вам потом пектусинкой закусить дам, чтоб Мария Федоровна не унюхала. Ну и всю пачку отдам, детей побалуете, не каждый день императора всероссийского пользовать приходится! Берегу пару пачек, как воспоминание о том, потерянном для нас мире, ну а тут не жалко!
Атмосфера в кабинете стала более дружелюбной и император разговорился, и потомки, видя нормальное человеческое отношение — не отставали. Павел Петрович пожаловался на плохо контролируемые вспышки гнева, поделился опасениями о ухудшении самочувствия после длительного сидения за экраном ноутбука. Мнительности государю добавило увещевание Суворова, что от неумеренного потребления контента можно и ослепнуть. Тут и хотелось, и кололось, и несмотря на опаску — рабочий день императора заканчивался вместе сигналом ИБП и миганием светодиода, что означало потухшую топку генератора, переделанного под древесный газ. И все это ближе к полуночи, а то и позже, так и с детства сложившийся распорядок дня самодержца пошел вразнос. Просыпался он теперь не раньше шести утра, а то и пол-седьмого, отчего и слуги, и окружение испытало временное облегчение, переходящее в надежду, что так останется и впредь.
Новый сложившийся распорядок врачи одобрили, по поводу ослабления зрения опасения подтвердили, посоветовав излишне компьютером не увлекаться и чередовать работу за монитором с физическими упражнениями и отдыхом. По жалобам на проблемы психологического характера высказался, решившись — Олег Сергеевич:
— Вы, ваше величество, перфекционист, для которого нет предела совершенству. С людьми это плохо коррелирует и чревато разочарованием. А учитывая вашу власть, для некоторых грозит и более серьезными последствиями. Делайте скидку на человеческую природу и проявляйте снисхождение, естественно, где оно уместно. А вот эмоции лучше не сдерживать и не копить в себе. Хочется кого-нибудь повесить, не стесняйтесь, особенно если заслуженно! Не сразу, конечно, в петлю волочь, а объявить об этом. А там через недельку сами отойдете, и пациент дозреет, замените петлю ссылкой и все довольны останутся. Главное, с психикой бережней обращайтесь, ну и по возможности, изыщите возможность своими переживаниями делиться с кем-нибудь, сеансы психотерапии хоть и во многом переоценены, но и польза от них есть очевидная.
— Вы что же, тоже считаете меня безумным⁈ — Глядя исподлобья, глухо спросил император.
— Упаси бог! — Принялся его успокаивать Толян. — Нормальных людей с точки зрения психиатрии вообще не существует! А вам вообще позавидовать можно, во главе такой страны стоите, тяжелое детство и взросление, тут ещё мы как чертик из табакерки выскочили! Мало у кого чердак не задымит! А вы молодцом держитесь! И мы все усилия приложим, чтоб и дальше так оставалось! Мы же ведь, Павел Петрович, сейчас всецело от вас зависим! Случись что с вами, и нам не сладко придется, так что вы уж, пожалуйста, берегитесь! И с семьей больше времени проводить старайтесь, особенное внимание обратите на воспитание наследника!
— Мы после всего, от вас узнанного, незамедлительно создаем министерство здравоохранение, — сменил тему изрядно расчувствовавшийся после последних слов самодержец. — есть мнение, что вас, как наиболее образованных и знакомых с лекарским делом, во главе поставить, возьметесь?