— Какая же из вас пара, прямо глаза и душа радуется! — Не удержался Егор от комплимента, по быстрому докуривая самокрутку у дверей харчевни, в то время как Маня с Лёхой его терпеливо дожидались. — Ты, Лёха, правда страшноват, не дай бог такого ночью в переулке встретить. — Заметив возмущение приятеля, примирительно добавил. — Зато любой мудак десять раз подумает, прежде чем в сторону Мани косо посмотреть, не говоря уже о подкатах! У меня как камень с души упал, когда вы познакомились! Манюнь, а ты чо как овца кудри накрутила? Такие волосы шикарные и плойкой уродуешь!
— Бросай свой хабарик и пошли уже! — Почти прошипела Мария.
— А знаете, дорогие родственники, за что я вас особенно люблю⁈ — Сделав эффектную паузу, дождавшись любопытства в глазах пары, затушил окурок в урне и покровительственно продолжил. — Вот вы по отдельности просто невыносимые, Маня язвит беспрестанно, ты, Леха, тоже не подарок и за словом в карман не лезешь. А когда вдвоем, так прямо идиллия какая-то, аж сердце щемит от умиления! Ну чо встали, я же любя! Пошли окунемся в чад и угар кутежа!
Егор шагнул в харчевню, а Маня, придержав кавалера за локоть — с настороженностью шепнула: «Лешь, присмотри за этим клоуном, пожалуйста! У него такие куражи обычно или сутками за мелкое хулиганство заканчивались, или побоями различной степени тяжести, для всех участников…»
Глава 5Вжик, вжик, вжик — уноси готовенького…
Глава 5. Вжик, вжик, вжик — уноси готовенького …
Южный Урал, май 1797 г.
Павел Александрович Строганов из семьи поначалу крупных промышленников, затем аристократов — родился в предместьях Парижа и своим родным языком считал французский. Не было бы счастья, да несчастье помогло — семейный разлад между родителями привел к тому, что в 1779 году вся семья возвратилась в Россию. Матушка вильнула хвостом и пустилась во все тяжкие, оставив мужа и сына ради бывшего фаворита Екатерины Второй, удалившись в имение Братцево. А отец, дабы не травмировать детскую психику — отправил малолетнего сына под присмотром воспитателя Жильбера Ромма в путешествие по России. Говоря простым языком — родитель отделался от воспитания сына, поручив его заботам наёмного работника. С глаз долой, из сердца вон, чтоб о ветреной жене не напоминал и не отвлекал от великосветской жизни…
Родина предков произвела на юного графа незабываемое впечатление, она оказалась такой разной… Берега Ладожского озера, Москва, Казань, Нижний Новгород, Пермь. Эти просторы завораживали и одновременно пугали. Останавливались и долго проживали во время этих странствий в местах, принадлежащих роду. В 1785 Попо (как его звали в семейном кругу), всё с тем же воспитателем Роммом вновь поехал по городам и весям империи, на этот раз удостоив своим посещением южные рубежи — Малороссию, Новороссию и Крым. Естественно, что дольше всего они прожили на Урале, как-никак — родовая вотчина, откуда и началось богатство и стремительное обретение его предками могущества и титулов. Тогда же, с семи до двенадцати лет — изучал исключительно русский язык и православную веру.
Родился Павел даже не с серебряной, а с золотой ложкой во рту. Крестным отцом ему стал Павел, будущий император, а товарищем по детским играм — наследник Александр. Надо признать, что ни отец не жалел денег на образование Павла, ни сам он не страдал склонностью к лени и праздному времяпровождению. На военную службу его записали по приезду в Россию, в возрасте пяти лет, сразу корнетом лейб-гвардии Конного полка. А в 1786 получил чин подпоручика лейб-гвардии Преображенского полка, коим в ту пору командовал светлейший князь Потёмкин. Фактически же — не служил, в Преображенском полку в недолгом времени выправил разрешение от князя на выезд за границу, для продолжения обучения и был таков — при этом не теряя чинов в гвардии и продолжая продвигаться по службе.
Типичный представитель золотой молодежи, как бы его назвали в наше время. То же пренебрежение к лапотной Руси и особенно — к податному сословию. Да и дворянство в основной его массе юный Попо не считал за ровню, даже несмотря на безукоризненное произношение, поставленное учителями из Франции. Было в них нечто этакое, неуловимо отличающее русскую знать от европейского дворянства. Вроде отрыжки после кваса с хреном — настолько явственное, что не ошибешься…
От шаблонного мажора его отличала лишь страсть к учебе, да неуемная жажда до всего нового и такая жизненная позицией, которую как нельзя лучше характеризовало только одно выражение: «шило в жопе». Путешествовал по всей Европе с изрядно опостылевшим наставником, который уже в край подъзаебал (всё-таки, несмотря на рождение во Франции и на тесное общение с европейской знатью — Павел оставался русским, это частенько в междометиях прорывалось, особенно в минуты крайнего душевного смятения). С 87 года начал изучать ботанику в университете Женевы, затем увлекся богословием, а там и до химии с физикой добрался. Занимался немецким языком, пробовал себя в различных видах спорта, от фехтования до верховой езды. На какое-то время увлекся любительской минералогией и даже совершал походы в горы. Нахватался верхушек, можно сказать, но в глубине души не нашел успокоения. А в жизни — занятия по душе и продолжил искания.
В 88 году юный граф и Ромм переехали в Париж, где как раз разгоралась революция. В Париже Павел продолжил заниматься науками, а его воспитатель Жильбер внезапно обрел активную гражданскую позицию и с головой окунулся в общественную жизнь. Воспитатель всё более вовлекался в процессы, всколыхнувшие Францию, и даже принял участие в создании клуба «Общество друзей закона», где Павел познакомился с многими будущими революционерами. В частности с Робеспьером, Дантоном и другими. В 90 году Ромм уже вовсю готовился к выборам, видя себя в депутатах и всецело посвятил все силы предвыборной компании того времени. Ну а Павла воспитатель всеми правдами и неправдами пытался втравить в этот пока безобидный с виду политический блудняк с мутными раскладами и перспективами.
Граф к политике оставался индифферентен, на заседаниях клуба, куда Павла записали библиотекарем — зевал и предавался мечтам. А во время предвыборной компании Ромма, когда воспитатель занимался популизмом, читая крестьянам газеты и объясняя новые законы — воспитанник не терял времени даром и обхаживал юных и наивных селянок. Интерес француза по вовлечению графа в политику был понятен, за будущим наследником строгановских вотчин стояли такие капиталы, что грех было не попытаться завербовать такого спонсора.
А вот отец Павла, Александр, благодаря негласному присмотру за сыном — был изрядно обеспокоен такими бессовестными манипуляциями. И принимал всяческие меры, вначале выслал несколько письменных распоряжений Ромму, с требованием вернуть наследника в Россию. Ушлый лягушатник эти письма проигнорировал, не оставляя надежд увлечь Павла идеалами свободы, равенства и братства. Ну пальцы в кошель Строгановым запустить, не без этого. Разгневанный петербургский губернский предводитель дворянства в ответ на такое демонстративное неповиновение — послал в Европу Николая Новосильцева, старшего двоюродного брата Павла. В декабре они отбыли из Европы, но вот в Россию граф прибыл уже с изрядно подмоченной репутацией якобинца…
По возвращении на историческую родину графу было рекомендовано поселиться в подмосковной усадьбе Братцево, где как раз доживала свой век поджавшая свой хвост маменька. От «идиллии» деревенской жизни Павел чуть не взвыл волком и сам не заметил, как попал в брачные сети (раскинутые при участии маман, мечтавшей на склоне лет понянчить внуков) к княжне Софье Голициной. До разрешения вернуться в Санкт-Петербург в самом конце царствования Екатерины — успел настрогать двоих детей, обожаемого первенца-сына и дочку. Жену любил, детей ещё больше, но вот сама жизнь в глубинке, с её неторопливостью, приземленностью и сугубо хозяйственными интересами — сидела глубоко в печенках.
И едва получив весть о снятие подписки о невыезде — устремился в столицу. Первая же встреча с другом детства, великим князем Александром — изрядно его разочаровала. Наследник приветствовал его пылкими объятиями и бессвязным лепетом, граничащим со слабоумием, в нынешних политических реалиях:
— Ах, Павел, друг любезный! С жадным любопытством внимал всем известиям о твоих деяниях! И с одобрением, восхищаясь твоим мужеством! Я и сам восторженный поклонник Французской революции! И даже якобинец, пока правда только в глубине души!
— Ээээ… — Павел чудом задавил чуть не вырвавшееся у него наиболее подходящее к данному моменту словосочетание, перенятое им во время путешествия по стране, а именно на одном из пермских заводов. Тогда мастеру прожгло насквозь робу вылетевшей из расплава каплей чугуна, а вылетевшее из уст мастера навеки осталось в памяти графа. — Я не хочу обратно в деревню, СашА!!!
Всячески открестившись от политики — принялся наверстывать упущенное, посещая балы, нанося визиты и сдружившись с Адамом Чарторыйским. Тот хоть тоже был ушиблен политикой, однако на ней не зацикливался. По крайней мере, во время пирушек и визитов к веселым девицам — пропагандой и агитацией не занимался. А тут и Екатерина преставилась, престол занял Павел, а в обществе повисло напряженное ожидание перемен…
И изменения не заставили себя ждать — вначале так называемая свобода слова, от которой все как с цепи сорвались, затем череда непонятных, но крайне показательных событий, ясно показывающих, что Россия уже не будет прежней. Трагическая и нелепая смерть братьев Чарторыйских потрясла Павла, ещё больше усилив его неприятие подлого сословия. Ну не дворяне же до смерти забили поляков, ограбив и раздев их до исподнего! А тут и папенька, который всегда держал нос по ветру — стал совершать весьма странные, на взгляд сына, телодвижения.
Свернул все свои дела в Европе, распродал имевшуюся в собственности недвижимость, на недоумение сына — загадочно пояснил: «Вывожу активы, чтоб пыль не глотать!» И всецело сосредоточился на делах уральских заводов, с раздражением попеняв сыну, что хватит уже порхать мотыльком, пора бы и к делам приобщаться. Павел как-то резко и сразу вспомнил, что он гвардеец, причем не из последних чинов. И дабы не вызывать неудовольствие отца — решил сосредоточиться на продолжение военной карьеры. Какая разница, в каком статусе хлестать шампанское и девиц тискать…