По поводу основных характеристик существующей ситуации не возникает никаких спорных вопросов между сталинистами и их противниками, но и одни и другие пользуются разными словарями и видят будущее под разными углами.
Если не желать попасться в ловушку слов, начнем с различия между упадком исторической совокупности, абсолютная или относительная сила которой уменьшается, и упадком режима, почти совершившегося внутри этой совокупности. Никогда уровень жизни рабочего класса не был таким высоким, как в «приходящей в упадок» Великобритании. Несмотря на две мировые войны, Западная Европа приближается больше, чем когда бы то ни было, к своим экономическим целям[71].
Чтобы сделать вывод о конце европейского доминирования в кризисе капитализма как экономического режима, надо смешать капитализм и империализм, утверждая, что режим, основанный на частной собственности и рыночных механизмах, не может действовать, если не располагает территориями, которые способствуют получению прибыли. Обладая колониями, буржуазная Европа потеряла средства для жизни. Никто не приводит свидетельства подобного типа. Индонезия принесла Голландии значительный процент прибыли (более 15%). Теперь Индонезия независима, а Голландия продолжает оставаться процветающей страной. Рабочий класс Британии теперь имеет более высокий уровень жизни, чем до войны, хотя Индии как колонии больше не существует.
Эти замечания не претендуют на решение спорных вопросов. Использование богатств Азии в прошлом веке способствовало индустриализации Европы (о точном размере этого вклада можно спорить). Функционирование международной системы, основанной на частной торговле, имеет все возрастающие трудности по мере того, как расширяется пространство, вычитаемое из мировой экономики. Возобновление обменов Восток – Запад не отменит результатов разрыва: чем больше страна будет зависеть от рынков сбыта, расположенных по другую сторону железного занавеса, тем больше она будет уязвимой от решений с политическими намерениями, принятых в Москве или в другой столице страны народной демократии. Для того чтобы можно было с уверенностью объявить либо о разрушении капиталистических обществ, либо об их преобразовании в социалистические, надо доказать, что данная ситуация имела только два выхода: победа социалистического лагеря или переход социализма в капиталистический лагерь.
Отсутствие продуктов питания или сырья было бы роковым для капиталистических обществ. Европа, может быть, заплатит слишком дорого в этом и следующем веке за сырье, купленное в независимых странах, а больше не в колониях (не было ли ухудшение «процента обмена» связано со «слабой степенью» освобождения Азии и Африки). Ни Европа, ни a fortiori Соединенные Штаты не подойдут к краю своей гибели потому, что советское правительство откажет им в сырье. В случае, когда будет происходить коммунистическая экспансия, когда зона мировой экономики станет суживаться или возникнет угроза новой мировой войны, приходит понимание, что правительства западных стран будут вынуждены уменьшить оставшийся сектор частной инициативы, особенно в том, что касается международных экономических отношений. Кроме того, эволюция не является непреодолимым феноменом: в 1954 году, может быть, временно эволюция в западных странах, а также в отношениях между странами идет в направлении ослабления дирижистских методов.
С точки зрения сталинистов, историческая совокупность, которую они называют капитализмом, характеризуется частной собственностью на средства производства и рыночными механизмами. Западные общества видят истоки своей цивилизации в множественности партий, представительских институтов, диалоге групп, борьбе мнений и идей, но никак не в характере собственности при множестве ее применений, ни в рыночных механизмах, этой простой технике в зависимости от полезных или рискованных случаев. Если обстоятельства вынудят ограничить часть этой техники и усилить административную роль, только экономисты увидят в этом отрицание, которое сдерживает экономику, соответствующую модели абсолютной конкуренции для высших западных ценностей, и они же увидят тень гестапо за спиной лиц, контролирующих налоговую систему или распределяющих продукты потребления.
Исторические обстоятельства подвергают опасности общества, называемые капиталистическими: достаточно взглянуть на карту, чтобы убедиться в этом. Русская армия находится в Веймаре, Китай призывает к большому крестовому походу «пролетариата», вполне вероятно дальнейшее распространение коммунизма в Азии. Мятеж против Запада, против более богатых народов, в недавнем прошлом народов-тиранов, склоняется к коммунизму в меньшей степени из-за симпатии к мало известному режиму, чем из-за единства по отношению к врагам. Никто не сможет сказать, когда прекратится распространение верований на службе фанатиков при поддержке огромных армий. Сформулированное таким образом предвидение имеет некоторое правдоподобие, но не научную ценность. Мы говорим о суждении, вполне сравнимом с тем, которое вчера относили к соответствующим шансам Третьего рейха и его противников. Прогнозирование в 1954 году является по-другому сомнительным, но его не было в 1942 или в 1940 году. Соперничество двух блоков продолжится на протяжении десятков лет, но без возможности развязывания третьей мировой войны. Нельзя больше заявить о неизбежности тотальной войны между двумя блоками, как и о тотальной войне между капиталистическими государствами. Может быть, это пределы нашего знания, но включенные в структуру исторической реальности.
Каково логическое значение утверждения, что третья мировая война разразится через десять или двадцать лет? Что некоторые убедительные факты – противостоящие интересы Советского Союза и Соединенных Штатов, характеризующие правящие классы и здесь и там, соперничество экономических режимов и т. д. – какими бы ни были люди, стоящие у власти, непредвиденные случаи, хорошие или плохие пересечения, – все это может, наверное, спровоцировать войну. Нет доказательств того, какой будет современная ситуация. Возможно, что шансы постепенно будут уравнены.
Что будет представлять собой по идее всеобщая третья мировая война или продолжение холодной войны, предвидение победителя ускользает от нашего понимания. Смешно доказывать необходимость западной победы наивысшим потенциалом американской индустрии и не менее неразумно основывать необходимость коммунистической победы на более быстром распространении советской экономики. Впрочем, конфликт за планетарное господство будет категоричным благодаря жестоким методам, а столько непредвиденных обстоятельств (Кто будет обладать инициативой? У кого будут лучшие дистанционно управляемые ракеты или лучшие самолеты?) произойдет, что никто, кроме специалистов гадания на кофейной гуще, не сможет разгадать тайну будущего. А может быть, конфликт будет разрешен только в результате долгого нового, может быть, никогда не окончательного равновесия, постепенно установившегося после незначительных битв и преобразования двух миров. И в этом случае от нас также ускользает вывод: каждый из миров знает свои собственные слабости лучше, чем недостатки другого. Одна из слабостей западного мира состоит в том, что она в какой-то степени доверяет прогнозу о неизбежном наступлении социализма и предоставлении врагу возможности убедиться в причастности к судьбе.
Прошлая историческая судьба есть только навсегда приобретенная концентрация наших поступков; будущая же судьба никогда не будет известна. Не потому, что наша свобода станет полной: ее границы будут определять наследие прошлого, человеческие страсти и коллективная зависимость. Ограничение нашей свободы не заставит нас заранее подчиняться отвратительным порядкам. Нет всеобщей неизбежности. Трансцендентность будущего для человека является со временем побуждением желать и гарантией того, что при любом положении дел не погибнет надежда.
Термин «диалектика» является двусмысленным, связанным с таинственными отголосками. Применительно к системе становления он приобретает два значения. Впрочем, мы понимаем под исторической диалектикой последовательность, под взаимным действием – причины и следствия со сроком действия, систему, отличающуюся от предыдущей системы. Впрочем, этим словом обозначается последовательность совокупностей, значительных сами по себе, переход от одной совокупности к другой, соответствующей невещественной необходимости.
Первый термин альтернативы пояснен ссылкой на марксистские темы. Развитие производительных сил будет сопровождаться концентрацией экономической мощи, оно влечет за собой увеличение все более бедного пролетариата, который будет организовываться в партию, непреодолимо посвятившую себя революции. В таком представлении историческое движение происходит из взаимодействия между причинами, отношения между которыми таковы, что мы неизбежно движемся от строя частной собственности к социалистической системе.
Причинная диалектика не поднимает никакой проблемы, которую мы бы не рассматривали на предыдущих страницах. И понятно, что экономика, основанная на частной собственности и рыночных механизмах, стремится к результатам, которые тем самым парализуют работу. На самом деле, никакая из распространенных версий этой теории не выдерживает критики. Капитализм изменяется с течением времени, он не разрушает сам себя. Роль конкуренции понемногу ограничивают скорее политическая демократия и идеология, чем техника или промышленность, они расширяют роль государственного администрирования. Ничто не доказывает, что эволюция будет продолжаться в том же направлении бесконечно и что партия или страна должны быть единственными, кто получает выгоду от этой исторической тенденции.
Второе значение диалектики, напротив, поднимает все остальные проблемы. Они кратко изложены в единственном вопросе: какова природа связи между двумя моментами истории? Связаны ли между собой две эпохи, два стиля, две цивилизации значащими отношениями или, самое большее, неоднозначными отношениями случайного детерминизма? Мне попытаются возразить, что этот вопрос в меньшей степени следует из философии и критики, чем из опыта. Нельзя заранее установить природу последовательности: посмотрим на прошлое, и вопрос разрешится сам собой. Действительно, эмпирические изыскания предполагают наличие теории: природа последовательностей является результатом внутренних свойств реальности.