Опять появился силуэт гор, только теперь все было усыпано спиральными пагодами, храмами и деревнями. Страна, свободная от захватчиков. Благословленная богами.
— Сегодня мы празднуем объединение двенадцати провинций, — провозгласил кукольник. — И восхваляем трех героев. А также отдаем дань богам, которые наделили их талантами.
Дети захлопали.
Выходя из шатра, Катай нахмурился.
— Я никогда не осознавал, насколько ужасна эта история, — быстро произнес он. — В детстве я считал трех героев такими умными, но на самом деле это история о яде и насилии. Обычная никанская политика.
— Я ничего не знаю о никанской политике, — сказала Рин.
— А я знаю, — поморщился Катай. — Отец рассказывает обо всем, что происходит во дворце. Всё, как рассказывал кукольник. Наместники вечно грызутся друг с другом, борясь за внимание императрицы. Жалкое зрелище.
— Ты о чем?
— Ты знаешь, что наместники так увлеклись борьбой друг с другом, что позволили Мугену разорять страну во время Опиумных войн? — Катай выглядел обеспокоенным. — Отец считает, что это снова повторяется. Помнишь, что сказал Йим на первом занятии? Он был прав. Муген не собирается тихо отсиживаться на своем острове. Отец считает, что новое нападение — лишь вопрос времени, и его беспокоит, что наместники не принимают угрозу всерьез.
Раздробленность империи, похоже, вызывала тревогу у всех наставников академии. Хотя ополчение находилось под контролем императрицы, его двенадцать дивизий набирали солдат в основном из своих провинций, а командовал каждой наместник. Отношения между провинциями никогда не были гладкими. Пока Рин не прибыла в Синегард, она не осознавала, насколько укоренилось презрение северян к южанам.
Но Рин не хотелось говорить о политике. Впервые за долгое время на каникулах она могла расслабиться и не желала думать о надвигающейся войне, которую все равно не в состоянии предотвратить. Театр теней ее поразил, и ей хотелось, чтобы Катай перестал говорить о серьезном.
— Мне понравилась часть про Пантеон, — сказала она через некоторое время.
— Еще бы. Это же чистая выдумка, в отличие от всего остального.
— Серьезно? Но ведь говорят, что три героя были шаманами.
— Три героя владели боевыми искусствами. Они были политиками. Талантливыми воинами, но шаманизм — это преувеличение, — сказал Катай. — Ты же знаешь, в Никане любят приукрашивать рассказы о войне.
— Но откуда взялись эти рассказы? — напирала Рин. — Способности Триумвирата слишком специфичны, чтобы быть просто детской сказкой. Если их сила — лишь легенда, то почему она всегда одна и та же? В Тикани мы часто слышали о Триумвирате. По всем провинциям эти истории неизменны. Это всегда Страж, Воин и Гадюка.
Катай пожал плечами.
— Выдумка какого-то талантливого поэта. В это не так уж сложно поверить. Гораздо проще, чем в существование шаманов.
— Но ведь раньше существовали шаманы, — сказала Рин. — Еще до того, как Красный император завоевал Никан.
— Убедительных доказательств нет. Лишь байки.
— Летописцы Красного императора хранили сведения об импортных товарах вплоть до связки бананов, — возразила Рин. — Вряд ли они стали бы выдумывать.
Катай скептически посмотрел на нее.
— Конечно, только это не значит, что три героя и впрямь были шаманами. Дракон-император мертв, а после Второй опиумной войны никто не слышал о Страже.
— Может, он просто скрывается. Может, он до сих пор где-то здесь, ждет следующего вторжения. Или… а что, если цыке — шаманы? — Это только что пришло Рин в голову. — Вот почему мы ничего о них не знаем. Может, они и есть единственные оставшиеся шаманы…
— Цыке — просто наемные убийцы, — фыркнул Катай. — Они убивают ножом или ядом. И не могут вызвать богов.
— Насколько тебе известно, — заметила Рин.
— Ты правда повелась на эту идею о шаманах? — спросил Катай. — Это же сказки для детей, Рин.
— Писцы Красного императора вряд ли стали бы хранить детские сказки.
Катай вздохнул.
— Ты поэтому выбрала Наследие? Решила, что станешь шаманом? Думаешь, что сумеешь вызвать богов?
— Я не верю в богов, — сказала Рин. — Но верю в силу энергии. И думаю, у шаманов был источник этой силы, к которому нет доступа у других, но этому можно научиться.
Катай покачал головой.
— Я скажу тебе, кто такие шаманы. Когда-то мастера боевых искусств были и в самом деле могущественны, и чем больше сражений они выигрывали, тем шире распространялась молва. Вероятно, они сами поощряли эти рассказы, рассчитывая напугать врагов. Я бы не удивился, если бы оказалось, что истории про Триумвират выдумала сама императрица. Это помогает ей удерживать власть. А сейчас она, как никогда, нуждается в этих легендах. Наместники что-то замышляют, наверняка через несколько лет устроят переворот. Но если она настоящая Гадюка, то почему просто не вызовет гигантских змей, чтобы подчинить наместников своей воле?
Рин не подумала о таком очевидном контраргументе, и потому промолчала. Спорить с Катаем все равно бесполезно. Он так убежден в собственной логике, в энциклопедических знаниях по большинству предметов, что с трудом замечает пробелы в собственном понимании.
— Я обратила внимание, что кукольник умолчал о том, как мы на самом деле выиграли Вторую опиумную войну, — сказала Рин через некоторое время. — Ну, сам знаешь. Спир. Резня. Тысячи погибших за одну ночь.
— Это ведь все-таки была сказка для детей, — ответил Катай. — А геноцид — это слишком неприятно.
Следующие два дня Рин и Катай просто валяли дурака, наслаждаясь минутами отдыха от академии. Играли в шахматы. Лежали в саду, уставившись на облака, и сплетничали об однокурсниках.
— Нян довольно симпатичная. Как и Венка, — сказал Катай.
— С самого поступления Венка думает только о Нэчже. Даже я это вижу.
Катай поднял брови.
— Я бы сказал, что это ты думаешь только о Нэчже.
— Не будь таким мерзким.
— Точно-точно. Постоянно меня о нем спрашиваешь.
— Потому что мне любопытно, — ответила Рин. — Сунь-цзы сказал, что нужно изучить своего врага.
— К дьяволу Сунь-цзы. Ты просто считаешь его красивым.
Рин запустила в его голову шахматной доской.
По настоянию Катая Лан приготовила острое рагу с перцем, и каким бы оно ни было вкусным, Рин не могла сдержать слез. На следующий день она много времени провела в туалете, с полыхающим задним проходом.
— Думаешь, так чувствовали себя спирцы? — спросил Катай. — А что, если понос и жжение — это цена за посвящение своей жизни Фениксу?
— Феникс — мстительный бог, — промычала Рин.
Они перепробовали все вина из шкафчика отца Катая и напились до приятного одурения.
— Мы с Нэчжой все детство устраивали набеги на этот шкафчик. Попробуй вот это. — Катай передал ей керамическую бутылку. — Это сорговое вино. Пятьдесят градусов.
Рин сделала большой глоток. Жидкость обожгла горло.
— Прямо жидкий огонь, — сказала она. — В этой бутылке живет солнце. Напиток спирцев.
Катай хохотнул.
— Хочешь знать, как его делают? — спросил он. — Секретный ингредиент — это моча.
Рин выплюнула вино.
Катай засмеялся.
— Теперь используют всего-навсего соду. Но легенда гласит, что один рассерженный чиновник помочился в винном погребе Красного императора. Вероятно, одно из лучших случайных открытий времен Красного императора.
Рин перекатилась на живот и покосилась на Катая.
— И почему ты не на горе Юэлу? Ты должен стать ученым. Мудрецом. Ты столько всего знаешь.
Катай мог часами разглагольствовать на одну тему и все же мало интересовался учебой. Он прошел Испытания, потому что из-за идеальной памяти вообще не нуждался в учебе, но сдался Нэчже, как только схватка на турнире приобрела опасный оборот. Катай был умен, но его место было не в Синегарде.
— Я так и хотел, — признался он. — Но я единственный сын. А отец — министр обороны. И какой у меня был выбор?
Рин покрутила бутылку.
— Так ты единственный ребенок?
Катай покачал головой.
— Еще есть старшая сестра. Кината. Она сейчас на Юэлу, изучает геомантию или что-то в таком духе.
— Геомантию?
— Искусство размещения зданий и прочих предметов. — Катай помахал руками в воздухе. — Чистая эстетика. Предполагается, что это важно, если твое главное желание — выйти замуж за важного человека.
— А ты прочел об этом хоть одну книгу?
— Я читаю только интересное. — Катай перекатился на живот. — А ты? У тебя есть братья и сестры?
— Нет, — ответила она и нахмурилась. — Вообще-то есть. Не знаю, почему я так сказала. У меня есть брат, точнее, сводный брат. Кесеги. Ему десять. Было. Сейчас уже одиннадцать.
— Ты по нему скучаешь?
Рин прижала колени к груди. Ей не понравилось, как вдруг заныло сердце.
— Нет. То есть… не знаю. Он был так мал, когда я уехала. Прежде я за ним присматривала. Наверное, я рада, что больше мне не приходится этим заниматься.
Катай поднял брови.
— Ты ему пишешь?
— Нет. — Она задумалась. — Не понимаю почему. Видимо, я решила, что Фаны не желают меня знать. Или что ему лучше меня забыть.
Поначалу она хотела написать хотя бы учителю Фейрику, но обстановка в академии была такой кошмарной, что Рин просто не могла рассказать ему об этом. А потом занятия стали настолько изматывающими, что мысли о доме причиняли боль.
— Так ты не любишь свой дом, да? — спросил Катай.
— Не люблю о нем думать, — промямлила Рин.
Ей и впрямь не хотелось думать о Тикани. Хотелось сделать вид, будто она никогда там не жила — нет, что Тикани не существует. Потому что если она просто сотрет прошлое, то нарисует себя такой, как хочет. Студенткой. Ученым. Воином. Все, что угодно, кроме того, кем она была.
Главным событием Летнего фестиваля был парад в центре Синегарда.
Рин прибыла на него вместе с семьей Ченов — отцом Катая и грациозной матерью, двумя дядьями с женами и старшей сестрой. Рин забыла, насколько важный человек отец Катая, пока не увидела весь клан в одежде фамильных цветов — бургундского с золотом.