— Я не знаю, что произошло, — сказала она. — Все было в каком-то тумане. И я не знаю, кто я. Я просто сирота войны. Я могу быть откуда угодно. Могу быть кем угодно.
Катая это не удовлетворило.
— Цзюнь убежден, что ты спирка.
Но как такое возможно? Когда напали на Спир, Рин была ребенком, и она никак не могла выжить, если не выжил никто другой.
— Но Федерация перерезала всех спирцев, — возразила она. — Выживших не осталось.
— Алтан выжил. Ты выжила.
Студенты понесли пропорционально большие потери, чем солдаты Восьмой дивизии. Выжила всего половина курса, и большинство из них получили небольшие ранения. Пятнадцать однокурсников погибли. Еще пять в критическом состоянии находились в госпитале Энро, их жизни висели на волоске.
Нэчжа был среди них.
— Сегодня ему делают третью операцию, — сказал Катай. — Неизвестно, выживет ли он. Даже если выживет, возможно, он никогда больше не сможет драться. Говорят, алебарда рассекла его насквозь, перерубив позвоночник.
Рин обрадовалась, что Нэчжа не погиб. Она не подумала о том, что может быть нечто худшее.
— Надеюсь, он умрет, — неожиданно сказал Катай.
Потрясенная Рин повернулась к нему, но Катай продолжил:
— Если выбирать придется между смертью и жизнью калеки, думаю, он легко примет смерть. Нэчжа не сможет принять самого себя, если не будет способен драться.
Рин не знала, что на это ответить.
Победа Никана дала им время, но не гарантировала безопасность города. Разведка из Второй дивизии докладывала, что Федерация послала через узкое море подкрепление и основные силы ждут его прибытия.
Когда Федерация атакует во второй раз, Никан не удержит город. Синегард полностью эвакуировали. Имперская бюрократия переехала в столицу военного времени Голин-Ниис, а значит, оборона Синегарда не была главной задачей.
— Академию ликвидируют, — сообщил Катай. — Нас всех переводят в дивизии. Нян — в Одиннадцатую, Венку — в Шестую в Голин-Ниисе. Нэчжу пока никуда не приписали, пока он… Ну, сама знаешь. — Он помедлил. — Вчера я получил приказ отправиться во Вторую дивизию. Младшим офицером.
Катай всегда мечтал вступить в эту дивизию. При других обстоятельствах тут же последовали бы поздравления. Но сейчас радость выглядела неуместной. Хотя Рин все равно попыталась:
— Это отлично. Ты же этого хотел, правда?
Он пожал плечами.
— Им отчаянно не хватает солдат. Это больше не вопрос престижа, призывают даже крестьян. Но будет приятно служить под началом Ирцзаха. Я отбываю завтра.
Рин положила руку ему на плечо.
— Береги себя.
— И ты. Есть мысли по поводу того, когда тебя отсюда выпустят?
— Ты знаешь больше меня.
— Никто не приходил с тобой поговорить?
Она покачала головой.
— После Цзюня — нет. Цзяна нашли?
Катай с сочувствием посмотрел на нее, и Рин поняла, каким будет ответ, еще до того, как он заговорил. Тот же ответ, который она получала уже много дней.
Цзяна больше нет. Он не умер, а пропал. После сражения никто его не видел и не слышал. Обломки восточной стены тщательно обыскали, но не обнаружили ни следа наставника по Наследию. Не было никаких доказательств его смерти, но ничто и не давало надежду на то, что он жив. Он словно исчез в той бездне, которую вызвал.
Как только Катай отправился со Второй дивизией в Голин-Ниис, никто больше не составлял Рин компанию. Она все время спала. Теперь ей постоянно хотелось спать, особенно после еды, и она проваливалась в тяжелые сны без сновидений. Она задумывалась о том, не добавляют ли в еду наркотики. Но была даже почти благодарна за это. Куда хуже было бы остаться наедине со своими мыслями.
Вызвав бога, она больше не была в безопасности. Не чувствовала свою силу. Она была заперта в подвале. Ей не доверяли товарищи. Половина ее друзей мертвы или при смерти, наставник сгинул в бездне, а ее держат здесь ради ее же безопасности и безопасности всех окружающих.
Если такова цена за то, чтобы быть спиркой (если она спирка), то Рин сомневалась, что оно того стоит.
Она спала, а когда больше не могла заставить себя спать, сворачивалась в уголке и плакала.
На шестой день заключения Рин проснулась, как раз когда открылась дверь в главный зал. Внутрь заглянул Ирцзах, увидел, что Рин не спит, и быстро закрыл дверь за собой.
— Наставник Ирцзах.
Рин разгладила помятую рубаху и встала.
— Теперь я генерал Ирцзах, — сказал он. И непохоже, чтобы его это радовало. — Потери способствуют повышениям.
— Генерал, — поправилась она. — Прошу прощения.
Он пожал плечами и жестом пригласил ее снова сесть.
— Сейчас это вряд ли имеет значение. Как твои дела?
— Устала.
Рин села на пол, скрестив ноги, потому что в подвале не было стульев.
После секундной заминки Ирцзах тоже сел на пол.
— Итак. — Он сложил руки на коленях. — Говорят, ты спирка.
— Что вам известно? — тихо спросила она.
Знает ли Ирцзах, что она вызвала огонь? Знает ли Ирцзах, чему научил ее Цзян?
— Я воспитывал Алтана после Второй войны, — ответил Ирцзах. — Я знаю.
Рин почувствовала облегчение. Если Ирцзах хорошо знает Алтана и на что способны спирцы, он наверняка за нее поручится, убедит ополчение, что она не опасна, по крайней мере, не для своих.
— По поводу тебя вынесли решение, — объявил Ирцзах.
— Я не знала, что по этому поводу состоялись дебаты, — ответила Рин просто из вредности.
Ирцзах устало улыбнулся, но не посмотрел ей в глаза.
— Скоро ты получишь приказ о переводе.
— Правда? — Рин выпрямилась, ее вдруг охватила радость. Ее выпустят. Наконец-то. — Надеюсь, я поступлю во Вторую дивизию вместе с Катаем…
— Ты не поступишь во Вторую, — отрезал Ирцзах. — Ни в одну из двенадцати дивизий.
Радость мгновенно сменилась страхом. Рин внезапно услышала в воздухе слабый гул.
— Что это значит?
Ирцзах потеребил пальцы и сказал:
— Наместники решили, что лучше послать тебя к цыке.
Рин на мгновение тупо уставилась на него.
Цыке? Пользующаяся дурной славой тринадцатая дивизия, императорский отряд наемных убийц? Убийцы без чести, без репутации, без славы? Настолько злодейское и низкое воинство, что в ополчении делали вид, будто цыке не существует?
— Рин? Ты понимаешь, о чем я говорю?
— Цыке? — повторила Рин.
— Да.
— Вы посылаете меня в отряд безумцев? — Ее голос дрожал. Хотелось расплакаться. — К Странным детям?
— Цыке — такая же дивизия ополчения, как и другие, — поспешил ответить Ирцзах неестественно гладким тоном. — Это уважаемое подразделение.
— Никчемное и отверженное! Они…
— Они служат императрице, как и вся остальная армия.
— Но я… — Рин сглотнула комок в горле. — Я считала себя хорошим солдатом.
Выражение лица Ирцзаха смягчилось.
— Ох, Рин. Это так. Ты великолепный солдат.
— Так почему же я не могу попасть в настоящую дивизию?
Она понимала, насколько по-детски это звучит. Но решила, что при подобных обстоятельствах может вести себя как ребенок.
— Ты знаешь почему, — тихо произнес Ирцзах. — После последней Опиумной войны спирцы не дрались вместе с Двенадцатью провинциями. А до того, когда дрались, всегда было… трудно координировать усилия.
Рин знала историю. Знала, о чем говорит Ирцзах. В последний раз, когда спирцы дрались вместе с ополчением, их рассматривали как варваров, диковину, почти как сейчас цыке. Спирцы сражались сами по себе, они были ходячей угрозой каждому — и друзьям и недругам. Они выполняли приказы, но неточно, им давали цели и ставили задачи, но можно только пожелать удачи офицеру, который попробовал бы совершить какой-нибудь сложный маневр.
— Ополчение ненавидит спирцев.
— Ополчение опасается спирцев, — поправил ее Ирцзах. — У никанцев всегда плохо получалось иметь дело с непонятным, и рядом со спирцами они всегда чувствовали себя неуютно. Думаю, ты знаешь причину.
— Да.
— Я порекомендовал тебя для службы среди цыке. Я сделал это ради тебя. — Ирцзах посмотрел ей в глаза. — Соперничество наместников никогда не прекращалось, даже когда они заключили соглашение под властью Дракона-императора. Хотя их солдаты тебя ненавидят, двенадцать наместников с радостью наложат лапы на спирца. Дивизия, в которую ты поступишь, получит несправедливое преимущество. А это не должно повлиять на баланс власти. Если я пошлю тебя в одну из двенадцати дивизий, ты окажешься в серьезной опасности со стороны остальных одиннадцати.
— Я… — Об этом она не подумала. — Но ведь в ополчении уже есть спирец. Как насчет Алтана?
Ирцзах дернул бородой.
— Хочешь встретиться со своим командиром?
— Что? — Рин моргнула, не понимая, о чем он.
Ирцзах обернулся и позвал кого-то, стоящего за дверью:
— Входи.
Дверь открылась. Вошел высокий и гибкий человек, он был не в форме ополчения, а в черной рубахе без опознавательных знаков. За спиной привязан серебряный трезубец.
Рин поборола дурацкое желание откинуть волосы за уши. Кончики ушей привычно начали гореть.
После их последней встречи он приобрел несколько шрамов, включая два на предплечье и один неровный шрам на лице, от правого уголка левого глаза до правой стороны челюсти. Волосы больше не были аккуратно собраны, как в академии, а торчали во все стороны, словно он месяцами не причесывался.
— Привет, — сказал Алтан Тренсин. — Что там было насчет никчемных и отверженных? И как ты умудрилась выжить в бомбардировке?
Рин открыла рот, но слова не шли.
Алтан. Алтан Тренсин. Она пыталась сформулировать внятный ответ, но думала лишь о том, что перед ней стоит герой ее детских грез.
Он опустился перед ней на колени.
— Как вышло, что ты жива? — тихо спросил он. — Я думал, остался я один.
Наконец она обрела дар речи:
— Я не знаю. Мне никогда не рассказывали, что случилось с родителями. Приемные родители не знали.
— И ты никогда не подозревала, кто ты?