Чимей взялся за меч своей ручищей и сломал его. С мерзким треском меч разлетелся в темноте на куски. Потом тварь обхватила Рин за шею, прижавшись к ее спине как ребенок — гигантский ребенок-чудовище. Руки сжимали ее горло. Глаза у Рин вылезали из орбит. Она не могла дышать. Она упала на колени и отчаянно ползла по грязи к выпавшему факелу.
Она чувствовала горячее дыхание чимея на шее. Он царапал ее лицо, тянул за губы и нос, будто ребенок.
— Поиграй со мной, — канючил он голосом Кесеги. — Почему ты со мной не играешь?
Она задыхалась…
Пальцы нащупали факел. Рин схватила его и вслепую ткнула им вверх.
Факел с громким шипением подпалил беззащитное лицо чимея. Тварь завизжала и спрыгнула с Рин. Чимей валялся в грязи, заламывая руки и ноги под странными углами, и завывал от боли.
Рин тоже закричала — у нее загорелись волосы. Она натянула капюшон и прижала ткань к голове, чтобы сбить пламя.
— Сестренка, помоги мне, — охнул чимей. Несмотря на боль, он сумел произнести это совсем как Кесеги.
Рин подползла к нему, стараясь не смотреть в глаза. В правой руке она крепко зажала факел. Нужно снова подпалить чимея. Похоже, только огонь причиняет ему боль.
— Рин.
Теперь он заговорил голосом Алтана.
И она не смогла отвернуться.
Поначалу у твари было только лицо Алтана, но потом чимей превратился в Алтана. Он распластался по земле, из виска струилась кровь. У него были глаза Алтана. И шрам Алтана.
И дымящийся, раненый Алтан зарычал.
Отбиваясь от попыток чимея оторвать ей лицо, Рин пригвоздила его к земле, придавив руки коленями.
Нужно сжечь его лицо. Лица — источник его силы. Чимей собирал лица всех, кого убил, черты всех оторванных лиц. Он состоял из человеческих образов, а теперь хотел получить и ее лицо.
Рин ткнула факелом ему в лицо.
Чимей снова закричал. Алтан снова закричал.
Рин никогда не слышала, чтобы Алтан кричал, не в реальном мире, но была уверена, что звучит это именно так.
— Прошу тебя, — рыдал Алтан. — Прошу, не надо.
Рин стиснула зубы и крепче сжала факел, тыча им в голову чимея. Ее ноздри заполнились запахом горелой плоти. Рин задыхалась, от дыма она отпрянула, но не остановилась. Она пыталась отвести взгляд, но глаза чимея притягивали. Он заставил ее смотреть.
— Ты не можешь меня убить, — прошептал Алтан. — Ты же меня любишь.
— Я тебя не люблю, — ответила Рин. — И я могу убить кого угодно.
Способности чимея ужасали — чем сильнее он горел, тем больше становился похожим на Алтана. Сердце Рин колотилось о грудную клетку. Нужно очистить разум. Отбросить все мысли. Не думать. Не думать. Не думать. Не…
Но она не могла отделить Алтана от чимея. Они были идентичны. Она любила его, а он хотел ее убить. Если только Рин не убьет его первой.
Но это не имеет никакого смысла…
Она снова сосредоточилась, утихомирила ужас и собралась, но теперь не стала пытаться отделить Алтана от чимея, она просто убьет его, кем бы он ни был.
Она убивала чимея. Убивала Алтана. И того, и другого. Но это необходимо.
У Рин не было маковых зерен, но сейчас ей и не был нужен Феникс. Хватит факела и боли.
Она ткнула рукояткой факела Алтану в лицо. Снова и снова, изо всех сил. Дерево проломило кость. Щека чимея запала, вместо плоти и кости образовалась дыра.
— Мне больно, — пораженно сказал Алтан.
Тебе не просто больно, я тебя убиваю.
Рин тыкала факелом снова и снова. Теперь она уже не могла остановиться. Лицо Алтана превратилось в месиво из осколков костей и лоскутьев плоти. Смуглая кожа стала ярко-красной. Лицо полностью утратило форму. Рин выбила ему глаза, чтобы больше никогда их не видеть. Алтан пытался увернуться, и она перевернула факел и подожгла раны. И Алтан закричал.
И в конце концов чимей перестал бороться. Его мышцы расслабились, ноги больше не брыкались. Рин переступила через его голову, тяжело дыша. Она прожгла его лицо до кости. Под обугленной, дымящейся кожей виднелся тонкий белый череп.
Рин слезла с трупа и сделала большой, тяжелый вдох. А потом ее вырвало.
— Прости, — сказал Нэчжа, когда очнулся.
— Не извиняйся, — ответила Рин.
Она лежала рядом с ним, прислонившись к стене. В переулке выплеснулось все содержимое ее желудка.
— Ты не виноват.
— Виноват. Когда ты его увидела, то не застыла.
— Застыла. Как и весь эскадрон. — Рин ткнула пальцем в сторону мугенских трупов на рыночной площади. — И ты помог мне взять себя в руки. Не вини себя.
— Я был идиотом. Мне следовало знать, что та девочка…
— Никто не знал, — отрезала Рин.
Нэчжа промолчал.
— У тебя есть сестра? — спросила она через какое-то время.
— Раньше был брат. Младший. Он умер в детстве.
— Ох. — Рин не знала, что на это сказать. — Сочувствую.
Нэчжа сел.
— Когда чимей кричал на меня, мне казалось, что… что это моя вина.
Рин сглотнула комок в горле.
— А когда я его убивала, мне казалось, что я убиваю близкого человека.
Нэчжа окинул ее долгим взглядом.
— И кем он был для тебя?
Рин не ответила.
Они молча похромали обратно, периодически ныряя в темные углы, чтобы убедиться в отсутствии слежки. Скорее привычка, чем необходимость. Рин решила, что в этой части города еще долго не появятся солдаты Федерации.
Когда они дошли до перекрестка дорог в штаб цыке и на базу Седьмой дивизии, Нэчжа остановился и повернулся к Рин.
Ее сердце пропустило удар.
Он был так красив, стоя на перекрестке под лунным светом, заливающим лицо и отбрасывающим с другой стороны длинную тень.
Его кожа выглядела фарфоровой. Не человек, а скульптура. «Он не может быть настоящим, — подумала Рин. — Человек из плоти и крови не может быть так болезненно прекрасен, без единого изъяна».
— Так вот. О прошлом, — сказал он.
Рин скрестила руки на груди.
— Не самое подходящее время.
Нэчжа безрадостно рассмеялся.
— Идет война. Подходящее время никогда не наступит.
— Нэчжа…
Он положил ладонь на ее руку.
— Я просто хотел извиниться.
— Не нужно…
— Нет, нужно. Я вел себя с тобой как полный говнюк. И не имел права говорить так о твоем командире. Прости.
— Я тебя прощаю, — осторожно произнесла она и поняла, что так и есть.
Когда Рин вернулась, Алтан ждал ее в кабинете. Он открыл дверь, прежде чем она успела постучать.
— Его больше нет?
— Его больше нет, — подтвердила Рин.
Ее сердце все еще бешено колотилось.
Алтан коротко кивнул.
— Хорошо.
Они молча посмотрели друг на друга. Алтан стоял в тени от двери. Рин не видела выражения его лица. И была этому рада. Сейчас она не смогла бы посмотреть ему в глаза. Не могла бы посмотреть на него, не представив его лицо в огне, разламывающимся в ее руках, превращающимся в вязкое месиво плоти, крови и сухожилий.
Из головы вылетели все мысли о Нэчже. Какое это сейчас имеет значение?
Она только что убила Алтана.
И что это значит? Означает ли это, что чимей думал, будто она не способна убить Алтана, но она все равно его убила?
А если она способна на такое, то способна на все.
Кого она не смогла бы убить?
Может, это и есть тот гнев, который может вызвать Феникса с той же легкостью, как это делает Алтан. Не просто гнев, не просто страх, а глубинная ярость, раздуваемая жестокой обидой.
Может, в конце концов Рин кое-чему научилась.
— Что-то еще? — спросил Алтан.
Он шагнул к ней. Рин вздрогнула. Видимо, он это заметил и не стал приближаться.
— Ты хочешь сказать мне что-то еще?
— Нет, — прошептала она. — Больше ничего.
Глава 18
— Берег реки чист, — сказала Рин. — Есть признаки активности в северо-западном углу, но ничего нового. Вероятно, просто подвозят новые припасы в дальний конец лагеря. Сомневаюсь, что они что-нибудь сегодня устроят.
— Хорошо, — откликнулся Алтан.
Он отметил точку на карте и отложил кисть. Затем потер виски и замер, словно забыл, что хотел сказать.
Рин потеребила рукав.
Они не тренировались уже несколько недель. Ну и ладно. Сейчас все равно не было времени для тренировок. После нескольких месяцев осады Хурдалейн оказался в тяжелом положении. Даже с подкреплением, Седьмой дивизией, портовый город был близок к тому, чтобы попасть в руки Федерации. Три дня назад Пятая дивизия потеряла важный город в окрестностях Хурдалейна, служивший транспортным узлом, и восточная часть города стала уязвимой для атаки.
А кроме того, они потеряли значительную часть импортных поставок, и армии пришлось довольствоваться еще более скудными порциями. Теперь они жили на рисовой похлебке и ямсе, Бацзы объявил, что после окончания войны больше ни разу в жизни к ним не притронется. А цыке скорее пришлось бы жевать сырой рис, чем рассчитывать на приличную пищу из столовой.
Передовые части Цзюня отступали метр за метром и несли тяжелые потери. Федерация занимала на берегу одно укрепление за другим. Много дней вода в ручье была красной, и Цзюню пришлось послать людей за водой, не зараженной разлагающимися трупами.
Помимо центра Хурдалейна Никан по-прежнему занимал три важных здания у пристани — два склада и бывшее торговое представительство Гесперии, но силы таяли, и было неясно, сколько времени они сумеют удерживать здания.
Но они хотя бы разбили вдребезги мечты Федерации о скорой победе. Из перехваченных сообщений стало известно, что Муген собирался взять Хурдалейн за неделю. Но осада уже растянулась на месяцы. Рин понимала, что чем дольше они удерживают Хурдалейн, тем больше времени будет у Голин-Нииса для создания линии обороны. Они уже сделали больше, чем можно было надеяться.
Но все равно чувствовали, что Хурдалейн находится на грани полного поражения.
— И еще кое-что, — сказала Рин.
Алтан резко кивнул.
— Пятая дивизия хочет устроить совещание по поводу береговой атаки, — быстро заговорила она. — Они хотят получить подкрепление, прежде чем потеряют людей на складе. Самое позднее послезавтра.