— Я же сказала, — прошептала она. — Я обратилась к богу. Сказала ему, чего хочу.
Катай выглядел ошарашенным.
— Ты говоришь… так это твой бог, это он… он тебя заставил?
— Бог меня не заставлял, — сказала Рин. — Боги не делают выбор за нас. Они лишь предлагают свою силу, а мы можем ею воспользоваться. Это сделала я, по собственной воле. — Она запнулась. — И я не сожалею об этом.
С лица Катая отхлынули краски.
— Ты убила тысячи невинных людей.
— Они меня пытали! Они убили Алтана!
— Ты сделала с Мугеном то же, что Федерация сделала со Спиром.
— Они это заслужили!
— Как можно заслужить такое? — воскликнул Катай. — Как, Рин?
Это ее поразило. Почему он так на нее злится? Он представляет, через что ей пришлось пройти?
— Ты не знаешь, что они сделали, — прошептала она. — Не знаешь, что они планировали. Они собирались убить всех никанцев. Им плевать на жизни людей. Они…
— Они чудовища! Я знаю! Я был в Голин-Ниисе! Несколько дней лежал среди трупов! Но ты… — Катай сглотнул, поперхнувшись словами. — Ты стала такой же. Гражданские. Невинные люди. Дети, Рин. Ты сожгла всю страну и ничего не чувствуешь.
— Они были чудовищами! — завопила Рин. — Они не были людьми!
Катай открыл рот, но не произнес ни звука и закрыл его. И когда он наконец заговорил, то чуть не плакал.
— Тебе когда-нибудь приходило в голову, — медленно выговорил он, — что именно так они думали о нас?
Они уставились друг на друга, тяжело дыша. В висках у Рин стучала кровь.
Да как он смеет? Как смеет стоять перед ней вот так и обвинять в жестокости? Он не видел, что творится в лаборатории, не знает, что Широ собирался уничтожить всех никанцев… Не видел, как Алтан вошел в порт и вспыхнул факелом.
Она отомстила за свой народ. Спасла империю. Катай не имеет права ее осуждать. Она ему не позволит.
— Уйди с дороги, — рявкнула она. — Мне нужно к своим.
— Зачем, Рин? — устало выдохнул Катай.
— У нас много дел, — бросила она. — Еще не все закончилось.
— Ты это всерьез? Ты что, не слышала мои слова? С Мугеном покончено! — выкрикнул Катай.
— Дело не в Мугене. Муген — не последний враг.
— О чем это ты?
— Я собираюсь объявить войну императрице.
— Императрице? — опешил Катай.
— Су Дацзы выдала нас Федерации. Вот почему нас нашли, они знали, что мы в Чулуу-Корихе…
— Это безумие, — сказал Катай.
— Но они сами признались! Тот мугенец сказал…
Катай уставился на нее.
— И тебе никогда не приходило в голову, что у них есть причины солгать?
— Только не про это. Они знали, кто мы. Где нас искать. Об этом знала только она. — Дыхание Рин участилось, и вернулась ярость. — Я хочу понять, почему она так поступила. А потом я ей отплачу. Заставлю ее страдать.
— Ты сама-то себя слышишь? Какое имеет значение, кто кого продал? — Катай схватил ее за плечи и встряхнул. — Оглянись вокруг. Посмотри, что творится в мире. Все наши друзья погибли. Нэчжа. Рабан. Ирцзах. Алтан. — При каждом имени Рин вздрагивала, но Катай безжалостно продолжал: — Весь мир лежит в руинах, а ты хочешь воевать?
— Война уже идет. А на троне империи сидит предательница, — упрямо сказала она. — Я хочу ее спалить.
Катай выпустил ее руку, и выражение его лица поразило Рин.
Он смотрел на нее, как на незнакомца. Он ее боялся.
— Не знаю, что с тобой случилось в том храме, но ты больше не Фан Рунин.
Катай оставил ее на палубе в одиночестве. Не стал ее провожать.
Рин увиделась с цыке в камбузе, но не осталась. Она была слишком истощена. Она вернулась в каюту и заперлась.
Она подумала… понадеялась, что появится Катай, но он не пришел. И когда Рин расплакалась, некому было ее утешить. Она задыхалась от слез, уткнувшись в матрас. Она приглушила рыдания в соломе, но потом ей стало плевать, и Рин громко взвыла в ночную темноту.
Бацзы принес к двери поднос с едой. Рин отказалась.
Час спустя вошел Энки и стал уговаривать ее поесть. Она снова отказалась. Он говорил, что Рин не принесет никому пользы, уморив себя голодом.
Она согласилась поесть, если он даст ей опиум.
— Мне это не кажется хорошей идеей, — сказал Энки, глядя на истощенное лицо и спутанные волосы Рин.
— Ты не понял, — отозвалась она. — Мне не нужны зерна. Мне нужна трубка.
— Могу сделать тебе снотворное.
— Мне не нужен сон, — напирала она. — Я хочу притупить все чувства.
Потому что Феникс не оставил ее, когда она выбралась из храма. Феникс говорил с ней даже сейчас, постоянно присутствовал в голове, голодный и яростный. На палубе он пришел в восторг, увидев облако пепла. Он счел это дарами в свою честь.
Рин не могла отделить собственные мысли от желаний Феникса. Если она сопротивлялась ему, то начинала сходить с ума. Она могла лишь принять его и любить.
«Если бы Цзян увидел меня сейчас, — подумала она, — то запер бы в Чулуу-Корихе».
В конце концов, именно там ей и место.
Цзян сказал бы, что замуровать себя — это благородный поступок.
Нет уж, ни за что.
Пока императрица Су Дацзы ходит по земле, Рин никогда не войдет в Чулуу-Корих добровольно. Никогда, пока на свободе Фейлен.
Лишь у нее хватит сил их остановить, потому что теперь она получила такую силу, о которой Алтан мог только мечтать.
Теперь она поняла, что Феникс прав — Алтан был слаб. Как бы он ни пытался, Алтан всегда оставался слабым. Годы взаперти его покалечили. Ярость зарождалась в нем не по его воле, ее навлекли на Алтана — удар за ударом, пытка за пыткой, пока он не начал вести себя как раненый волк, кусая руку обидчика.
Гнев Алтана был сильным, но бесцельным, Алтан служил лишь сосудом для Феникса. У него никогда не было выбора на пути к возмездию. Алтан не мог торговаться с богом, как Рин.
Она не безумна, Рин в этом не сомневалась. Она осталась собой. Она многое потеряла, но по-прежнему в своем уме. Она сама принимает решения. Это она выбрала Феникса. Сама впустила его в свой разум.
Но если Рин хотелось остаться только с собственными мыслями, она не могла ни о чем думать. Если ей хотелось освободиться от кровожадных желаний Феникса, ей нужна была трубка.
Сидя в темноте, Рин размышляла вслух, вдыхая тошнотворно сладкий наркотик.
Вдох — выдох. Вдох — выдох.
Я стала чудом. Я стала кошмаром.
Богиня она или чудовище?
Возможно, и ни то и ни другое. Или и то и другое разом.
Когда на корабль наконец взошли близнецы, Рин лежала на кровати, свернувшись калачиком. Она даже не знала, что они прибыли, пока они не появились в двери.
— Так ты это сделала, — сказал Чахан.
Рин села. Они застали ее в необычном состоянии — трезвой. Она уже несколько часов не прикасалась к трубке, но лишь потому, что спала.
Кара бросилась к ней и обняла.
Рин тоже обняла ее, распахнув глаза от удивления. Кара всегда была такой необщительной. Такой отстраненной. Рин неуклюже подняла руку, пытаясь решить, стоит ли похлопать Кару по плечу.
Но Кара так же резко отпрянула.
— Ты вся горишь, — сказала она.
— Я не могу от этого избавиться, — призналась Рин. — Теперь он всегда со мной.
Кара мягко прикоснулась к плечу Рин и понимающе, с сочувствием посмотрела на нее.
— Ты была в храме.
— Да. И это облако пепла. Это сделала я.
— Я знаю, — сказала Кара. — Мы это почувствовали.
— Фейлен, — резко сменила тему Рин. — Фейлен сбежал, мы пытались его остановить, но…
— Мы знаем, — отозвался Чахан. — Это мы тоже почувствовали.
Он застыл в дверном проеме. Выглядел он так, словно ему не хватает воздуха.
— Где Алтан? — наконец спросил он.
Рин не ответила. Просто встретилась с ним взглядом.
Чахан прищурился и засопел, как побитый зверь.
— Это невозможно, — тихо сказал он.
— Он погиб, Чахан, — устало сказала Рин. — Смирись. Его больше нет.
— Но я бы это почувствовал. Понял бы, когда он погиб, — настаивал он.
— Мы все так думали, — ровным тоном откликнулась Рин.
— Ты лжешь.
— Зачем мне это? Я там была. Я видела, как это случилось.
Чахан резко вышел и захлопнул за собой дверь.
Кара опустила взгляд на Рин. Она не выглядела рассерженной, как обычно, просто печальной.
— Ты все понимаешь, — сказала Кара.
Конечно, Рин понимала, еще как.
— Чем вы занимались? Что случилось? — наконец спросила Рин.
— Мы выиграли войну на севере, — сказала Кара, сложив руки на коленях. — Мы выполняли приказы.
В последней отчаянной операции Алтана участвовали два отряда. Он повел Рин на юг, чтобы открыть Чулуу-Корих. А на север послал близнецов.
Они устроили наводнение на реке Муруй. Дельта реки, которую видела Рин из мира духов, была дамбой «Четыре ущелья», огромной вереницей плотин, не дающей Мурую затопить четыре ближайшие провинции. Алтан приказал взорвать плотины и отвести реку в прежнее русло, на юг, отрезав тем самым Федерацию от поставок.
Почти такой же план сражения предлагала Рин на уроке Стратегии на первом курсе. Она помнила возражения Венки. Нельзя вот так сломать плотину. Уйдут годы на ее восстановление. Затопит всю дельту реки, а не только долину. Это означает голод. Дизентерию.
Рин подтянула колени к груди.
— Наверное, нет смысла спрашивать, эвакуировали ли вы население.
Кара безрадостно рассмеялась.
— А ты?
Слова Кары прозвучали как удар. Рин не объясняла себе случившееся. Это просто произошло, ей пришлось принять такое решение. Ей пришлось… пришлось…
Ее затрясло.
— Что я наделала, Кара?
До сих пор Рин не осознавала масштаб кошмара. Число погибших, размер катастрофы, которую она устроила, — все это были абстрактные категории, нечто нереальное.
Стоило ли оно того? Достаточное ли это возмездие за Голин-Ниис? За Спир?
Можно ли сравнивать число потерянных жизней? Один геноцид в ответ на другой — уравновесят ли они весы справедливости? И кто она такая, чтобы иметь право делать подобные сравнения?