– Я тебе пропущу! – повысила голос я. – Пойдешь на уроки как миленький! Утром сама отвезу тебя, а перед этим заедем к вам домой, чтобы переодеться и собрать портфель!
– Тетя Лена, ты что? Мне так совесть не позволяет! – Сенька сунулся ко мне в комнату: глаза честные-пречестные, мордочка печально вытянута. – Я не могу допустить, чтобы моя любимая тетя не выспалась, встала на два часа раньше, ехала на другой конец города – и все это только ради того, чтобы я сходил на какие-то уроки! Да гори она огнем, эта школа!
– Хороший мальчик, – Сашка подавилась смехом, – добрый! Жалеет любимую тетю!
– И дорогую сестричку тоже! – Хитрый поросенок обернулся к ней: – Ведь если я пойду в школу, кому-то придется забрать меня завтра в два часа, у нас в пятницу короткий день, и этим кем-то станешь ты, моя милая Сашенька!
– Вообще-то в два часа я не смогу. – Дочь перестала улыбаться. – Мам?
– У меня работа, – машинально отозвалась я.
– Что ж, ничего страшного. – Сенька издал протяжный печальный вздох. – Побуду опять до самой ночи с охранником, посижу на продавленном диванчике, попью жидкий чай с засохшим печеньем, все ж лучше, чем в темноте на морозе в пустом школьном дворе дожидаться…
– Вот паршивец, – пробормотала Сашка. – Я сейчас расплачусь.
– Нет, нет, не жалейте меня! – отмахнулся от непрошеного сочувствия мужественный мальчик. – Я это переживу, я справлюсь. Лишь бы только охранник дежурил хороший, не злой, а то есть у нас один – рычит, как тигр лютый. А добрый дядя Федя поутру вахту сдаст и поедет устраиваться на работу в ковидный госпиталь, там платят больше, чем в школе…
– Что ты сказал? – Я подпрыгнула на месте. Вскочив, я подбежала к Сеньке и присела перед ним на корточки. – Повтори!
– Повторяю: не беспокойтесь обо мне, я как-нибудь…
– Да не это! Что ты про госпиталь говорил? – перебила Сашка.
– А что про госпиталь? – Юный артист заговорил нормальным голосом. – Про него не я говорил, а дядя Федя. У него там друг в охране. Зовет дядю Федю к себе, говорит – работы полно, платят хорошо. А что?
Мы с Сашкой переглянулись поверх вихрастой головы Сеньки. Дочь расплылась в торжествующей улыбке:
– Вот знала я, что телефончик этого дяди мне пригодится!
– Что? Ты взяла номер у какого-то дяди? Девушка никогда не должна первой… – вдруг активировались бабушкины наставления, вбитые в меня еще в юности.
– Не смеши меня, мама. – Сашка не стала слушать вековую мудрость. – Я спросила номер, чтобы денег мужику перевести, он все-таки целый вечер беби-ситтером работал… Кто звонить будет – я или ты? – Она вытащила из кармана пижамы смартфон.
Надо же, не расстается с этим аппаратом, даже спит с ним, что за беда!
Я приготовилась выдать еще одно мудрое наставление, но отвлеклась на Сеньку, который ловко выхватил у сестрички смартфон и заявил:
– Дяде Феде буду звонить я!
Натка никак не могла определить, который час, и почему-то это ее ужасно раздражало и злило бесило. Было ощущение, будто она на неопределенный срок застряла в неопознаваемом месте.
На нормальную больницу этот госпиталь походил мало – во всяком случае, с Наткиной точки зрения. Чем-то он ей напоминал аэропорт – регулярно подъезжающие «Скорые» шумели потише, чем самолеты, но прибывали так же часто. Еще больше огромное пространство, разделенное на бесчисленные отсеки пластиковыми стенками, походило на помещение для проведения деловых выставок – с рядами стендов, оборудованных в одинаковых закутках. Ну, и с поездом какое-то сходство имелось: тесный бокс на две койки здорово смахивал на купе.
Вот не надо было ей мечтать о безмятежном сне и уютной болтовне с незнакомыми попутчиками в вагоне! Истину глаголет китайская народная мудрость: «Бойтесь ваших желаний, ибо они могут сбыться». Жаль, что она недоговаривает честно и прямо: «причем совсем не так, как вам того хотелось!»
Натка снова машинально посмотрела на мертвое черное стекло разрядившегося смартфона и тихо выругалась. Ни позвонить, ни время узнать, ни выплеснуть в соцсеть накопившиеся эмоции, ни просто отвлечься какой-нибудь нехитрой игрой! Задремать не получалось – выспалась за день, притом мешали нервирующие звуки и свет, хоть и приглушенный на ночь, но полностью не выключенный.
Роза, соседка по боксу – женщина средних лет и незапоминающейся внешности, – спала, отвернувшись к стене. Дыхание ее было тихим, но вроде бы ровным: Натка прислушивалась, боясь уловить пугающие хрипы, которые означали бы, что у соседки все-таки ковид, а не грипп, как считает она сама. Натка очень боялась заразиться.
Днем, пока она спала, ей привиделся сон: будто с потолка прямо в их пластиковую коробочку спустился крюк на тросе, подцепил Натку сзади за воротник и потащил вверх, сквозь растаявший потолок, в снеговые облака и еще выше, в ослепительный белый свет.
Теперь она думала, как трактовать сон. Это обещание скорого спасения – ее непременно вытащат из ковидного госпиталя, как угодно, да хоть подъемным краном! Или последнее предупреждение – готовься, мол, раба божия Наталья к вознесению, твой жизненный путь завершается!
Во втором варианте утешало только направление исхода с грешной земли – на небеса, а не в преисподнюю. А ведь мог присниться не пролом в потолке, а провал в полу, тогда было бы еще тревожнее…
Размышляя о проломах, провалах и прочих выходах, Натка посматривала на дверь. Собственно говоря, она отсутствовала, имелся только сквозной проем. Из-за этого звуки ночной жизни госпиталя были слышны гораздо лучше.
Выходить за условный порог не хотелось. Их с Розой тихий уголок, может, и не был еще наполнен зловредными вирусами, а госпиталь в целом наверняка ими просто кишел.
Натке представлялось, что злобные маленькие ковидики так и накинутся на нее, если она покинет условно безопасную территорию! Не зря же персонал ходит в защитных костюмах и очках, из-за которых все медики выглядят одинаково – своего доктора можно узнать только по голосу и бейджику.
Натка запомнила, что ее лечащего врача зовут Иван Сергеевич – как Тургенева. Но толком пообщаться с тезкой классика русской литературы – то есть объяснить ему, что она практически здорова, и добиться немедленной выписки – у нее пока не получилось. Врачи в переполненном госпитале были на разрыв, внимания Ивана Сергеевича требовали реально больные люди.
Впрочем, на пренебрежение к себе Натка пожаловаться не могла. Приняли ее без всяких возражений (хотя лучше бы прогнали взашей), прямо из «Скорой» провели в приемное отделение. Там деловито завели электронную историю болезни – цифровизация в госпитале оказалась на завидном уровне, – сделали компьютерную томографию и ЭКГ, взяли анализ крови. А потом препроводили в бокс и как будто забыли о ее существовании!
Тут Натка усилием воли остановила нарастающий поток раздражения, сама не понимая, чего ей больше хочется: чтобы ее усердно лечили или чтобы вовсе не трогали. А великая китайская мудрость, уже усвоенная вместе с секретной поправкой-недомолвкой, велела сначала как следует определиться с желанием, а уже потом посылать сигналы в космос.
Кстати говоря, иных возможностей сигнализировать у Натки и не имелось. Ее смартфон разрядился, мобильный соседки тоже, а ни зарядного устройства, ни розетки у них не было.
Оснастили, называется, госпиталь по первому слову техники! Кислород к каждой койке подвели, а про розетки забыли! Или их специально не сделали? Электричество-то тут есть, медицинская техника где-то запитана, шнуры убегают в стены…
Возникшую было мысль проследить, куда тянется провод питания, и пройти по нему, как Персей по путеводной нити Ариадны, к источнику электричества Натка после недолгого раздумья забраковала: и не хотелось разгуливать по зараженной территории, и было понятно, что свободно блуждать по этому лабиринту ей не позволят. Она же в казенной пижаме, сразу видно – пациент, а не сотрудник! Вот если бы разжиться скафандром…
Воображение мигом набросало сценарий годного голливудского фильма. В нем Натка коварно заманивала в свой бокс представителя медперсонала и ловко лишала его воли и способности к сопротивлению, чтобы завладеть униформой.
Заманить кого-нибудь Натка могла – у каждой кровати имелась кнопка вызова медперсонала, – но ее представления о дальнейших действиях были напрочь лишены конкретики. Не бить же доброго человека по голове? Немыслимо это – поднять руку на представителя самой гуманной профессии, да и чем его бить, если рука все-таки поднимется? Не смартфоном же!
А дальше что? Предположим, выйдет она из своего бокса, облаченная в спецодежду и очки, совершенно неузнаваемая. Пройдет через госпиталь, более или менее защищенная от вируса. Но как далеко? Уж точно не до самого выхода на волю. Где-то будет буферная зона, в которой придется снять скафандр, принять душ – Натка видела по телевизору, как организована работа медиков и волонтеров в таких заведениях. Там-то ее и возьмут, голенькой…
А может, получится стащить из шкафчика чью-то одежду? Наверняка персонал в госпитале многочисленный, набрали его с бору по сосенке, даже сотрудники толком не знают друг друга в лицо, а уж волонтеров и вовсе никто не запоминает…
Натка с треском укусила ноготь (тот самый, уже слегка облупившийся, – другие пожалела), обдумывая авантюру.
Хорошо было графу Монте-Кристо, он свой побег мог годами планировать: любую мелочь учесть, каждую деталь отшлифовать!
У Натки времени на отработку деталей не имелось. Каждая минута, проведенная в госпитале, увеличивала риск заразиться.
– Эх, была не была! Где наша не пропадала! – сказала она вслух и придавила пальцем кнопку у кровати, категорически не желая пропадать в ковидном госпитале.
Определенно, у мужчин какой-то другой уровень взаимопонимания. И неважно, сколько им лет и какова между ними разница в возрасте. Они моментально начинают называть друг друга «браток», «сынок», «друг» – и, как будто эти слова являются волшебными заклинаниями, действительно сразу же ощущают себя родными и близкими.