Я неохотно извлекла из сумки служебные корочки, но открывать не стала. Старушке хватило и символической демонстрации.
– А я что? Я своего Мусеньку не обижаю! – заволновалась она, подтягивая ближе к себе индифферентного мопса. – А если вам кто пожаловался, что у него вся попа в зеленке была, так это он сам стакан разбил и с перепугу на осколки сел, вот и поранился!
– Мы разберемся, – пообещала Натка и бестрепетно увлекла бабулю вниз.
Та потянула за собой мопса, за ними замыкающей двинулась я.
– Присядем, – сказала сестра во дворе и жестом отогнала детей подальше. – Как вас зовут, уважаемая?
– Вера Егоровна я.
– Прекрасно. А кто живет в той квартире, где сейчас уборка, знаете?
– Жила, а не живет, – поправила ее бабушка. – Сначала Марфа жила, мы с ней приятельствовали. Потом Галька Попова – ей Марфа продала квартиру и к детям в Сочи уехала. Но Галька там не задержалась, она эту хату сразу сдавать стала. И кто там только за восемь лет не жил! Последней Наташка была. Хорошая баба, только неразговорчивая. Вам ее надо?
Натка неопределенно повела плечами.
– Так Наташка-то умерла! – Бабка округлила глаза. – Не старая еще была, а раз – и все! От «короны».
– У нее кот был, – подсказала я, решив, что пора уже перейти к делу.
– Кот, – передразнила меня бабка. – Не кот, а котище! Раза в три поболе Мусика моего. Рожа – во! – Она показала размер рожи, вполне подходящей упитанному тигру. – Хвост – во! – Она обрисовала в воздухе не то фонтан, не то раскидистое дерево. – И кисточки на ушах, как у рыси!
– Мейнкун! – восторженно ахнул Сенька и тут же зажал рот рукой, помотав головой – мол, молчу, не мешаю.
– Не, его по-другому звали, совсем уж затейливо, – сказала бабка. – Вроде как Вольномордый. Это, Наташка говорила, из какого-то кино про мальчика-волшебника.
– Воландеморт? – подсказала Сашка и, поймав мой укоризненный взгляд, повторила Сенькину пантомиму «Молчу, как рыба».
– Так и где же он теперь, этот кот? – спросила Натка.
– Да кто ж его знает. – Бабка пожала плечами. – Галька-то, как узнала, что жиличка у нее ковидная была, прискакала сюда, но в квартиру заходить побоялась. Зараза же там! И кота не выпустила, сказала – он тоже может быть переносчиком вируса. И кот сидел там… орал. Дверь царапал страшно. Выл даже. Я ему… – она огляделась и понизила голос. – …молоко носила в резиновой груше. В замочную скважину впрыскивала, а он с пола лакал. Надеюсь, эти… – она кивнула на машину службы клининга, – …все там отмоют. Засохшее скисшее молоко – это, я вам скажу, то еще химическое оружие…
– Значит, хозяйка успела выбросить кота на улицу, – повернувшись ко мне, сказала Натка. – Но, может быть, это произошло недавно, ведь уборка в квартире только началась. Бабушка! – Она опять сменила собеседника. – Какого цвета кот? Приметы дайте.
– Такой он… – Свидетельница поискала глазами, но ничего похожего не нашла и объяснила на словах: – Как бы серо-рыжий, будто пылью притрушенный. А глаза карие. Ошейник зеленый, лакированный, с блестками.
– Все слышали? – Натка посмотрела на детей. – Ищем пыльно-рыжего мейнкуна с карими глазами и в ошейнике со стразами. Не думаю, что таких много.
– Кричать «Воландеморт, Воландеморт, кис-кис-кис?» – усомнилась Сашка. – Это же имя, которое нельзя называть.
– Его и не нужно называть, владельцы породистых животных редко зовут их именами, записанными в паспорте, – сказала Натка. – Наш Воландеморт вполне мог откликаться на Вольку или Воланчика. Мы вряд ли угадаем, поэтому – просто «кис-кис». И…
Сестра замолчала, задумчиво скосив глаза – не иначе поймала какую-то мысль.
– Вы начинайте, а я сейчас. – Она встала с лавочки и, обходя меня, пояснила: – В аптеку сбегаю, куплю валерьянки. На нее все окрестные коты сбегутся, и мы выберем нужного.
Валерьянка не понадобилась. Пока Натка бегала в аптеку, они нашли друг друга – Сенька и крупный костлявый кот с огромными глазами.
– Я положил у подвального окошка приманку, и он пришел! – похвастался добычливый мальчик, притащив мне котика и по пути подметя часть двора его хвостом.
Невысокий Сенька нес Воландеморта без должного почтения – вертикально, ухватив за бока под передними лапами, которые торчали вперед так, будто котик просил подаяния. Если так, ему точно подали бы: вид у зверюшки был до крайности жалобный. Длинная шерсть свалялась, живот впал, бока ходили ходуном. Кот разевал пасть, но мяуканье получалось почти неслышное.
– Какую приманку? – не поняла я.
– Ты не заметила, что он забрал из ресторана недоеденную лазанью, – хмыкнув, объяснила Сашка. – В салфетку завернул и в карман положил.
– Оно и видно. – Я обратила внимание, что транспортируемый котик изворачивается, норовя засунуть голову в упомянутый карман. – Так, дамы, господа и животные! Вызываем такси и едем в ближайшую ветеринарную клинику.
– Да-да, пусть Воландеморта осмотрят, а то выглядит он так, будто его жизнь на одном последнем крестраже держится, – сострила Сашка.
Вернулась Натка. Я вызвала такси. Дожидаясь его, мы в восемь рук гладили кота, сладострастно облизывающего Сенькин карман. Площадь кота в принципе позволяла проводить сеанс одновременной глажки. Хороший нам достался кот, просторный! Его бы еще откормить…
– Еды ему надо купить поскорее и побольше, – добавила я. – А то…
– Эй! Вы куда это кота тащите? Украсть хотите?! – перебил меня сварливый женский голос.
– Мы? Украсть? – искренне удивленная, я оглянулась на автора столь нелепого предположения.
Неподалеку находился мусорный контейнер. Какая-то гражданка вытряхивала в него содержимое большого пакета. Она трясла его прямо-таки с остервенением – в бак летели чашки, тарелки, какие-то тряпки, – а смотрела при этом на нас, и лицо у нее было очень недоброе.
– Ой, какая у тетеньки шуба смешная! Из кого это она? – простодушно поинтересовался Сенька.
– Из гламурного чебурашки, – ответила за тетеньку Сашка, окинув шубу и тело в ней отчетливо презрительным взглядом.
Шуба у тетеньки и впрямь была удивительная: из горизонтальных полос фиолетового меха, перемежающихся кружевами в тон.
– Где это ты видела сиреневых чебурашек? – вступила в разговор Натка и тоже проутюжила тетеньку тяжелым взглядом с головы до ног.
– Это норка! – обиделась тетенька.
– Вас обманули, это шанхайский барс, – пробормотала я.
– Вы мне зубы не заговаривайте! Кот породистый, он денег стоит. Хотите себе забрать – платите! – потребовала владелица чебурашистых барсов.
– Кому платить? Вам, что ли? Да кто вы такая? – сразу же завелась Сашка.
– Погоди, Санек, я сейчас разберусь. – Натка распрямилась, убрав ладони с кошачьего бока, и присмотрелась к поклаже у ног шубной тетеньки. – А это что у вас? Уж не кошачья ли переноска?
Я тоже посмотрела на дырчатый ящик с ручками, ожидающий своей очереди на выброс – и пазл сложился. Я поняла: эта неприятная женщина – хозяйка квартиры, где жила покойная Наталья. Она уже вышвырнула кота и теперь выбрасывает его пожитки.
– Гражданка Павлова Галина? – тоже поднявшись, спросила я строгим судейским голосом. – Пытаетесь продать не принадлежащее вам животное? Это может быть квалифицировано как сбыт имущества, добытого преступным путем. Статья 175 Уголовного кодекса Российской Федерации, наказание в виде лишения свободы на срок до двух лет!
– Чего? – Гражданка Павлова выпучила глаза. Я разглядела, что жидкие ресницы подкрашены фиолетовой тушью – явно в тон шубе. – А ты еще кто такая?
– А я судья! – Кажется, впервые в жизни я с таким удовольствием показала свое служебное удостоверение.
Тетка попятилась.
– Это кот Натальи Кузнецовой? – Я кивнула на рыжего бедолагу.
Тетка смолчала, лишь отвела глаза.
– Сюда смотреть! – рявкнула Натка и сунула под нос Павловой свой развернутый паспорт. – Наталья Кузнецова – это я, понятно?!
– Свят, свят, свят. – Тетка перекрестилась и, испуганно оглядываясь на Натку, драпанула в подъезд.
– То-то же! – тоном победительницы крикнула вслед ей сестрица и подобрала забытый ящик-переноску. – А это нам еще пригодится.
Кот без возражений забрался в ящик – видно, этот предмет был ему хорошо знаком. Очень кстати подъехало вызванное такси, и мы сели в машину: Натка с котом в переноске – вперед, остальные – назад.
По дороге Сенька, некоторое время что-то сосредоточенно обдумывавший, громко спросил:
– Мам, так это кот Натальи Кузнецовой?
– Да, сын. Это мой кот, – ответила Натка, опустив подробности.
– Значит, полностью его зовут Воландеморт Натальевич Кузнецов?
Ко всему привычный таксист даже не вздрогнул, только покосился на переноску.
– Отличное ФИО, – одобрила я.
– Главное – редкое, – добавила Сашка.
– Уж у кота-то тезки точно не будет, – согласилась владелица редкого животного.
В пятницу мы с Наткой встретились, чтобы вместе отправиться в суд. На работу я собиралась выйти только в понедельник, но накануне созвонилась с Машкой и договорилась, что приведу к ней сестру: Натка хотела как можно скорее оспорить выписанные ей штрафы.
– А жизнь-то налаживается! – радостно объявила сестрица, найдя меня на выходе из метро.
На своей машине я ездить опасалась, не желая нарваться на новые санкции.
– Мне штрафы приходить перестали! – Натка объяснила причину своего повышенного настроения.
– Ровно неделя прошла, – быстро подсчитала я. – Наверное, поэтому.
– И только глянь, сколько за эту неделю накапало! – Сестра показала свой смартфон с открытым в нем калькулятором. Она уже успела подбить общую сумму, и та весьма впечатляла. – Прикинь, как наше государство на бедных-несчастных гражданах зарабатывает? В других странах пострадавшим от ковида деньги дают, а у нас, наоборот, отнимают!
– У нас еще не отняли, – напомнила я. – И не отнимут, мы не позволим. Вперед, Машка ждет нас. У нее всего час до начала слушаний по очередному делу.
Машка ждала нас в моем кабинете, коротая время за кофе в компании Димы.