И вообще, была во всей этой истории какая-то неизбежность. Люди склонны к самообману. Они и правда верят, что возможно найти золотые самородки прямо на земле, что на этот раз выпадет дама, и что хотя бы разочек стекляшка в дешевом колечке окажется настоящим бриллиантом.
Слова лились потоком из мистера Гроша, как письма из забитой почтой комнаты сквозь трещину в стене. Иногда машина производила тысячу копий одного письма, или забивала комнату письмами из ближайшего вторника, следующего месяца, будущего года. Иногда это оказывались письма, которые не были написаны; или могли быть написаны; или предполагалось, что будут написаны; или такие, про которые кто-то поклялся, что они были написаны, хотя на самом деле небыли, но так или иначе они все равно существовали как призраки в каком-то странном невидимом мире писем, а машина делала их реальными.
Если каждое возможное слово есть где-то, значит, где-то есть и любое письмо, какое только можно написать. Где-то все эти якобы отправленные по почте банковские чеки действительно существуют.
Они тоже устремились наружу — письма из настоящего, но не из этого настоящего, а из такого, которое станет действительно настоящим, если в прошлом изменится какая-нибудь мелкая деталь. Волшебники объяснили, почему машину не вышло отключить. Она существует во множестве настоящих, а здесь работает благодаря… далее следовало длинное предложение, в котором почтальоны ничего не поняли, зато в нем были слова «портал», «многомерный» и «квантовый», причем слово «квантовый» повторялось дважды. Они ничего не понимали, но должны были что-то делать. Никто не смог бы доставить всю эту почту. И комнаты начали заполняться…
Волшебники из Невидимого Университета очень заинтересовались проблемой, как доктора интересуются новой заразной болезнью; пациент, конечно, рад такому интересу, но гораздо больше он хотел бы, чтобы ему дали лекарство или, по крайней мере, перестали тыкать палкой.
Остановить машину невозможно, а уничтожать ни в коем случае нельзя, сказали волшебники. Уничтожение машины может мгновенно привести к уничтожению всей вселенной.
Но с другой стороны, Почтамт уже был забит письмами, так что в один прекрасный день Главный Почтовый Инспектор Чудакоу явился в комнату с ломом на перевес, выгнал волшебников и лупил по сортировочной машине, пока ее многочисленные колесики не перестали жужжать.
По крайней мере, извергаемый машиной поток писем иссяк. Это стало гигантским облегчением, но у Почтамта есть правила, и поэтому Главный Почтовый Инспектор был приглашен к Почтмейстеру Съежби, где ему задали вопрос, почему он решил пойти на риск уничтожения вселенной.
Согласно одной из легенд Почтамта, Чудакоу ответил:
— Во-первых, сэр, я решил, что если уничтожу всю вселенную одним махом, то все равно никто ничего не узнает; во-вторых, когда я шарахнул по чертовой штуке в первый раз, волшебники побежали прочь, поэтому я заподозрил, что они вовсе не уверены в гибели всей вселенной, если только у них нету запасных вселенных, куда они могли бы скрыться; ну и последнее, сэр: эта чертова штука действовала мне на нервы. Никогда не любил всякие машины, сэр.
— Вот так все и кончилось, сэр, — сказал мистер Грош, когда они покидали комнату, — правда, я слышал, некоторые волшебники считают, что вселенная была-таки уничтожена одним махом, а потом точно также махом восстановилась. Они говорят, что видят это, сэр. Но, так или иначе, все закончилось хорошо, и старину Чудакоу сняли с крючка, потому что нет в Правилах Почтамта такого пункта, по которому можно наказать человека за уничтожение целой вселенной одним махом. Хотя заметьте себе — ххе — что были у нас такие почтмейстеры, которые обязательно попытались бы. Но эта история сбила с нас спесь, сэр. И после нее все покатилось под откос. Люди потеряли интерес к работе. Мы были сломлены, по правде говоря.
— Послушай, — забеспокоился Мокрист, — а те письма, что мы только что раздали парням, они не из другого измерения или…
— Не беспокойтесь, я проверил их прошлой ночью, — ответил Грош, — они просто старые. В большинстве случаев настоящие письма видно по штампу. Я неплохо навострился различать, какие из них действительно наши, сэр. Целые годы учился. Навык такой, сэр.
— А других можешь научить?
— Осмелюсь сказать, да.
— Мистер Грош, письма говорили со мной, — решился, наконец, Мокрист.
К его изумлению, старик схватил его за руку и потряс ее.
— Отлично, сэр! — сказал он, и глаза его наполнились слезами, — я же сказал, что это навык? И слышать их шепот — большая часть этого навыка! Они живые, сэр, живые! Не как люди, а как… ну как корабли, например. Готов поклясться, сэр, все эти спрессованные здесь письма, вся их… страсть, сэр, ну, я думаю, все это дает старому Почтамту нечто вроде души, я правда так считаю…
Слезы потекли по щекам Гроша. «Это, конечно, сумасшествие, — подумал Мокрист, — и вот теперь я тоже заразился».
— Ах, я вижу это в ваших глазах, сэр, да вижу! — продолжил Грош с мокрой улыбкой, — Почтамт нашел вас! Он сложил вас в конверт, сэр, да сложил. Вы никогда не покинете его, сэр. Есть семьи, что работали здесь сотни и сотни лет, сэр. Если почта ставит на вас свой штамп, сэр, то пути назад уже нет…
Мокрист как мог тактично вырвал у него свою руку.
— Да, — сказал он, — кстати, расскажи мне о штампах.
Шлеп.
Мокрист посмотрел на лист бумаги. Нечеткие красные буквы, выщербленные и обветшалые, сложились в надпись: «Почтамт Анк-Морпорка».
— Ну вот, сэр, — сказал Грош, размахивая в воздухе металлическим штампом на деревянной ручке, — я бью штампом по чернильной подушечке вот здесь, а затем бью им, сэр, бью им по письму. Вот! Видите? Еще один поставил. Каждый раз один и тот же. Письмо проштамповано.
— И это стоит пенни? — удивился Мокрист, — Боги всемогущие, да любой ребенок может подделать такой штамп, вырезав его на разрезанной пополам картофелине!
— Это всегда было некоторой проблемой, сэр, да, — признал Грош.
— А зачем почтальоны вообще штампуют письма? Может, проще продать человеку сам штамп?
— Ага, тогда он раз заплатит пенни, и будет штамповать свои письма вечно, — резонно заметил Грош.
В механизме вселенной колесики неизбежности, щелкнув, встали на место…
— Ну тогда, — сказал Мокрист, задумчиво глядя на бумагу, — почему бы не… почему бы не продавать им штампы, которые можно использовать только один раз?
— Вы имеете в виду, сэр, с малым количеством чернил на них? — спросил Грош. Он так нахмурил от усилий брови, что его парик сполз набок.
— Нет, я имею в виду… можно ведь понаставить много штампов на бумаге, а потом вырезать их… — Мокрист сосредоточился на своем воображении, только чтобы избежать зрелища парика, медленно сползающего на затылок, — стоимость доставки в любое место города один пенни, так?
— За исключением Теней, сэр. Туда — пять пенсов, потому что приходится посылать с почтальоном вооруженного охранника, — уточнил Грош.
— Понятно. Оо-кей. Я думаю, у меня есть кое-что… — он взглянул на голема, который тихонько стоял в углу кабинета, — мистер Помпа, не будете ли вы так любезны сходить в квартиры «Коза и Дух», что над «Курицей с цыплятами» и попросить у трактирщика «Ящичек мистера Робинсона», пожалуйста? Возможно, он возьмет доллар за услуги. Когда будете там, загляните в печатный салон «Литейщик и Шпульки»72, он поблизости. Оставьте им сообщение, что Главный Почтмейстер желает обсудить очень крупный заказ.
— «Литейщик и Шпульки»? Они очень дорого берут, сэр, — заметил Грош, — они делают всякие шикарные заказы для банков.
— Я знаю, чертовски трудно подделать, — сказал Мокрист, — так я слышал, — поспешно добавил он, — водяные знаки, специальные волокна в бумаге, и прочие трюки. Гм. Итак… марка за пенни, и марка за пять пенни… как насчет доставки в другие города?
— Пять пенсов в Сто Лат, — ответил Грош, — десять или пятнадцать в другие. Ха, три доллара за доставку в Колению. Обычно мы просто писали это на конвертах.
— Значит, нам понадобится марка за доллар, — Мокрист начал царапать что-то на листке бумаги.
— Марка за доллар! Да кто же купит ее за столько? — ужаснулся Грош.
— Каждый, кто захочет отправить письмо в Колению, — пояснил Мокрист, — им придется покупать по три штуки, в конце концов. Но пока я снижаю цену до одного доллара.
— Один доллар! Но ведь это за тысячи миль отсюда! — запротестовал Грош.
— Ага. Неплохая сделка, верно?
Похоже, Грош разрывался между экзальтацией и отчаянием.
— Но ведь все что у нас есть, это кучка стариков, сэр! Они конечно очень шустрые, должен признать, но… как это говорится, вначале научись ходить, а потом уже бегай!
— Нет! — Мокрист стукнул кулаком по столу, — никогда не говори так, Толливер! Никогда! Беги, а не ходи! Летай, а не ползай! Двигайся вперед! Я думаю, мы должны создать настоящую почтовую службу в этом городе. А для этого мы должны отправлять письма по всему миру! Потому что если мы проиграем, то проиграем по крупному. Все или ничего, мистер Грош!
— Ух ты, сэр! — только и нашелся сказать Грош.
Мокрист улыбнулся своей яркой солнечной улыбкой. Она почти что отразилась от костюма.
— Займемся делом. Нам понадобится больше сотрудников, Почтовый Инспектор Грош. Гораздо больше. Бодрее, парень. Почтамт снова открывается!
— Дасэр! — крикнул Грош, почти пьяный от энтузиазма, — мы… мы сделаем нечто новое, и необычным способом, к тому же!
— Ого, да ты, я вижу, суть уже ухватил! — сказал Мокрист, округлив глаза от удивления.
Десятью минутами позже Почтамт получил первую посылку.
Это оказался Старший Почтальон Бэйтс, по его лицу текла кровь. Два стражника внесли его в помещение на самодельных носилках.
— Обнаружили его бредущим по улице, сэр, — сообщил один из них, — сержант Колон, к вашим услугам.
— Что с ним случилось? — в ужасе спросил Мокрист.