— Они называют это «Часом Мертвых», — добавил Гарри, — как раз перед рассветом. Когда люди умирают.
Через весь континент тянется линия огоньков, как бусинки света в предрассветной тьме. А потом, кода начинался Час Мертвых, повсюду на «Великом Пути» заслонки закрываются, и башни одна за другой прекращают передачу сообщений.
Семафорщики гордились тем, как быстро они умеют переключать свои башни из черно-белого дневного режима в ночной режим «свет-тьма». В удачный день им удавалось сделать это почти не прерывая передачи сообщений, хотя для этого и приходилось балансировать на шатких лесенках высоко над землей, пока вокруг тебя грохочут заслонки. Были даже герои, которые умудрялись зажечь все шестнадцать ламп на большой башне менее чем за минуту; съезжая вниз по лестницам и раскачиваясь на веревках, они поддерживали жизнь в своей башне. Да, так они и говорили: «жизнь». Никому не хотелось оказаться в мертвой погасшей башне, даже на минуту.
Но Час Мертвых — это было другое дело. Это был час, специально выделенный для ремонта, замены частей и написания всяких бумаг. Но в основном все-таки для замены. Потому что чертовски трудно починить заслонку прямо на высоте, когда ветер качает башню и замораживает кровь в твоих пальцах, гораздо проще вынуть весь блок заслонок, опустить его на землю и там спокойно заменить сломанную деталь. Но когда времени катастрофически мало, весьма заманчивой представляется мысль бросить вызов ветру и попытаться освободить чертовы застрявшие заслонки руками прямо на башне.
Иногда ветер побеждал. Час Мертвых — это когда люди умирали.
А когда они умирали, их семафором отправляли домой.
У Мокриста отвалилась челюсть.
— Что?
— Ну, они это так называют, — объяснил Гарри, — не б'квально, конечно же. Они отправляют имя человека по всему «Великому Пути» из конца в конец, а потом в ту башню, которая ближе всего к его дому.
— Ага, но они говорят, иногда человек так и остается на «Пути», — добавил Джим, — «живет в Оверхеде», вот как они это называют.
— Но когда они все это рассказывали, выглядели они не очень-то радостно, — сказал Гарри.
— Ага, нерадостно, это уж точно, — подтвердил его брат, — они слишком много работают, Час Мертвых теперь вовсе не час, а от силы двадцать минут. И персонал сократили. А еще, в прежние времена по Восьмесеньям снижали скорость передачи сообщений, теперь же они постоянно вкалывают на максимальной скорости, за исключением тех случаев, когда башня ломается. Мы видим, как парни спускаются с этих башен со слезящимися глазами и трясущимися руками, в таком состоянии, что задницу от завтрака отличить не могут. Эта работа сводит их с ума. Э? Чертовски верно!
— Не считая того что они и так сумасшедшие, — сказал Гарри, — надо быть психом чтобы работать в этих штуках.
— Ну значит они еще дальше сходят с ума, так что даже обычные сумасшедшие считают их съехавшими с катушек.
— Это верно. Но они все равно возвращаются. Башни притягивают их к себе. Башни проникают к ним в душу, и не отпускают, — сказал Гарри, — они и так получают гроши, но я поклясться готов, что они полезли бы в эти башни даже совсем забесплатно.
— С тех пор как его захватила эта новая банда, «Великий Путь» идет по крови. Они просто убивают людей за деньги, — сказал Джим.
Гарри осушил свою кружку.
— Нам это все вот уже где, — сказал он, — мы будем доставлять вашу почту, мистер Губвиг, причем бесплатно, а все потому, что на вас эта чертова идиотская шляпа.
— Скажите, — спросил Мокрист, — а вы слыхали когда-нибудь о «Дымящем Гну»?
— Немного, — ответил Джим, — парочка парней как-то упоминали о них. Незаконные сигнальщики или что-то такое. Что-то связанное с Оверхедом.
— А кстати, что такое Оверхед? Э… в нем мертвые живут?
— Послушайте, мистер Губвиг, мы просто слушаем, ясно вам? — сказал Джим, — ну иногда болтаем, но только о пустяках, потому что эти парни когда вылезают из башен настолько не в себе, что могут запросто попасть тебе под колеса…
— Это из-за того, что ветер постоянно раскачивает башни, — пояснил Гарри, — у них походка как у моряков.
— Верно. Оверхед? Ну, они говорят, что многие сообщения, проходящие через башни, они, ну, о самих башнях, ясно? Приказы от начальства, инструкции, сообщения о других сообщениях…
— …имена умерших, — добавил Мокрист.
— Ага, и они тоже. Ну вот, «Дымящий Гну» тоже там где-то есть, — продолжил Джим, — вот и все что я знаю. Я просто кучер, мистер Губвиг. Не то что эти башковитые парни в башнях. Ха, я достаточно глуп, чтобы стоять ногами на земле!
— Расскажи мистеру Губвигу про Башню 93, Джим, — сказал Гарри, — пусть у него мурашки по спине побегают!
— Ага, слыхали о ней? — спросил Джим, хитро глядя на Мокриста.
— Нет. А что там случилось?
— Там работали только два парня, хотя по штату положено трое. Один из них вышел наружу в сильный ветер, чтобы освободить застрявшую заслонку, чего он вообще-то не должен был делать, и сорвался, и его страховочная веревка захлестнулась ему вокруг шеи. Тогда другой парень бросился наружу, чтобы помочь ему, без своей страховочной веревки, чего тоже делать не следовало, и как теперь подозревают, его сдуло ветром с башни.
— Это ужасно, — сказал Мокрист, — но пока никаких мурашек.
— А, хотите узнать ту часть истории, от которой мурашки? Через десять минут после их смерти, башня передала просьбу о помощи. Передала рукой мертвеца, — Джим поднялся на ноги и надел треугольную шляпу кучера с загнутыми полями, — через двадцать минут мне пора ехать. Приятно было познакомиться, мистер Губвиг.
Он открыл ящик своего старого поцарапанного стола и вытащил кусок свинцовой трубы.
— Это для горцев, — пояснил он, а затем вытащил большую серебристую фляжку для бренди, — а это для меня, — добавил он с удовлетворением, — э? Чертовски верно!
«А я-то думал, что это в Почтамте полно сумасшедших», — промелькнула у Мокриста мысль.
— Спасибо, — сказал он вставая со стула. А потом он вспомнил о странном письме у себя в кармане и добавил, — у вашей кареты будет завтра остановка в Псевдополисе?
— Ага, в десять часов, — сказал Гарри.
— У нас есть мешок почты для доставки туда.
— Это дело того стоит? — усомнился Джим, — до Псевдополиса больше пятидесяти миль и я слышал, эту ветку «Пути» уже починили. Наша карета идет с остановками и хорошо, если поспеет туда к утру.
— А я все-таки попробую, Джим, — сказал Мокрист.
Кучер взглянул на него с хитринкой, как будто подозревал, что у Мокриста что-то на уме, но ответил:
— Ну что же, это ваше дело, вот что я скажу. Мы подождем, пока не принесут вашу почту, мистер Губвиг, и удачи вам. А теперь, я должен спешить, сэр.
— Вы какую карету возьмете? — спросил Мокрист.
— Ту которая сделает два первых перегона ночного экспресса в Квирм, отбытие в семь, — ответил Джим, — если у нее все колеса еще на месте.
— А что, сейчас почти семь?
— Двадцать минут седьмого, сэр.
— Я опаздываю!
Кучер посмотрел, как почтмейстер торопится обратно к Почтамту через двор, за ним медленно брели мистер Помпа и Глэдис.
Джим натянул тяжелые кожаные перчатки с задумчивым выражением на лице, а потом сказал своему брату:
— Знаешь, у меня странное предчувствие.
— Думаю что, да, Джим.
— А не думаешь ли ты, что завтра будет перебой в работе семафоров между нами и Псевдополисом?
— Интересно, что ты об этом упомянул. Думаю, можно поставить два к одному, что так и будет, учитывая, как нынче идут дела. Может, он просто рисковый парень, Джим.
— Ага, — сказал Джим, — ага. Э? Чертовски верно!
Мокрист поспешно выбирался из золотого костюма. Костюм был отличной рекламой, никаких сомнений, когда Мокрист надевал его, у него стиль аж из ушей лез, но появиться в чем-то таком в «Залатанном Барабане» означало незамедлительно получить по башке стулом, и вот что тогда полезет у него из ушей, не хотелось даже и думать.
Он швырнул крылатую шляпу на кровать и напялил на себя второй костюм, изготовленный големами по его заказу. «Потемнее» он просил. Ну что же, надо отдать должное портняжному искусству големов. Костюм был таким черным, что нацепи звезды — и на него начнут натыкаться совы. Ему не хватало времени, но Ангела Красота Добросерд была не той персоной, которую следовало заставлять ждать.
— Отлично выглядите, сэр, — сказал Грош.
— Спасибо, спасибо, — пробормотал Мокрист, сражаясь с галстуком, — остаетесь за главного, мистер Грош. Сегодня вечером все должно быть тихо. И запомните, первое что надо сделать завтра — собрать всю почту в Песвдополис, десять пенсов за доставку, окей?
— Как скажете, сэр. Можно, я теперь надену шляпу? — умоляюще попросил он.
— Что? Что? — переспроси Мокрист, разглядывая себя в зеркале, — слушай, тебе не кажется, что у меня в зубах застрял шпинат?
— А Вы Ели Его Сегодня, Сэр? — поинтересовался мистер Помпа.
— Я не ел шпинат с тех пор, как научился плеваться, — ответил Мокрист, — но люди всегда беспокоятся об этом в такой момент, верно? Начинает казаться, что он проста вдруг возьмется там откуда-то. Типа, сам вырастет, как мох. О чем вы спрашивали, Толливер?
— Можно, я надену шляпу, сэр? — терпеливо повторил Грош, — я ведь ваш представитель, пока вас нет.
— Но Почтамт закрыт, Грош.
— Да, но… это… просто мне нравится шляпа. Ненадолго, сэр. Просто ненадолго. Если вы не против, — Грош помялся, — ну, я хочу сказать, я же буду тут за все отвечать.
Мокрист вздохнул.
— Да, конечно, мистер Грош. Можете надеть шляпу. Мистер Помпа?
— Да, Сэр?
— Мистер Грош мой заместитель на этот вечер. Пожалуйста, не ходите за мной.
— Не Буду. Сегодня Начинается Выходной. У Всех Нас. Мы Вернемся Завтра К закату Солнца, — сообщил голем.
— А… да, — один день в неделю, мисс Добросерд говорила. Это как будто отличало големов от молотков, — знаете, в следующий раз предупреждайте заранее. Нам и так рук не хватает.