Сестра вздрогнула от прямого обращения к ней. Все, что здесь происходило, было для нее слишком неожиданно. Я сказал:
— Подключайте, подключайте побыстрее.
Она взяла аппарат, поднесла его к кровати и соединила с розеткой, которая находилась рядом с ней. Я спросил у нее:
— У вас есть чем писать?
— Ручка? Есть.
— Записывайте все, что услышите здесь. Возможно, вам придется выступать на суде.
Маттерсон возился с телефоном, но не совладал с ним. Махнув рукой, он обратился ко мне:
— Соедини меня с Гиббонсом.
Он дал мне номер, я набрал его и поднес трубку к его уху. Сначала была пауза, потом он сказал:
— Гиббонс, это Маттерсон… Да черт с ним, с моим здоровьем. Слушайте: приезжайте сейчас же ко мне… Здесь произошло убийство… — Его голова упала на подушку, я взял трубку и положил ее на рычаг.
Все это время я продолжал держать ружье, направленное в сторону Люси. Она стояла, вытянув руки по швам, белая как мел, неестественно спокойная. Только правая ее щека все время дергалась. Маттерсон заговорил тихим, низким голосом, и я подтолкнул сестру поближе, чтобы ей лучше было слышно. Старик говорил медленно, поэтому ей не составляло труда записывать все подробно.
— Говард всегда завидовал Фрэнку, — начал он. — Молодой Фрэнк был хорошим парнем, и все было при нем: ум, сила, любовь окружающих, все, чего не было у Говарда. Он получал хорошие отметки в колледже, а Говард плавал на экзаменах; у него были девушки, которые даже не смотрели в сторону Говарда, и он, наконец, скорее всего, стал бы во главе дела, когда мы с Джоном сошли бы со сцены. И не потому, что Джон Трэнаван просто предпочел бы Говарду своего сына, нет, речь шла о более подходящем кандидате. И я со своей стороны тоже выбрал бы Фрэнка, и Говард это знал.
И он убил Фрэнка. И не только его — он убил Джона и его жену. Ему был двадцать один год, и он стал трижды убийцей. — Маттерсон вздохнул и слабо пошевелил рукой. — Не думаю, что он сам это придумал, идея была ее. У Говарда не хватило бы мужества пойти на такое дело самому, на это его толкнула Люси. — Он повернул голову и посмотрел на нее. — Говард был похож на меня, немного, но все-таки. А эта пошла в мать. — Он вновь обратился ко мне: — Ты знаешь, что моя жена покончила с собой в сумасшедшем доме?
Я помотал головой, чувствуя жалость к старику. Он говорил о своих детях в прошедшем времени так, будто они уже умерли.
— Да, — тяжело произнес он, — я думаю, что Люси такая же сумасшедшая, как и ее мать к концу жизни. Она видела, что перед Говардом стоит проблема, и она решила все в своем духе — безумно. Молодой Фрэнк был для Говарда препятствием — значит, надо просто избавиться от него, чего проще? То, что оказались убиты старый Джон и его жена, — событие случайное. Целью был не Джон, целью был Фрэнк!
Меня вдруг охватил озноб — в этой большой, теплой, с батареями центрального отопления комнате, — озноб ужаса. Я посмотрел на Люси Эдертон. На ее лице ничего не отразилось, словно все, что было сказано, не касалось ее ни в малейшей мере. И то, что в машине еще оказался некий попутчик Грант, тоже было случайным событием, не имевшим никакого значения.
Маттерсон вздохнул:
— Итак, Люси подбила Говарда на это дело, причем, я полагаю, без особого труда. Он всегда был слабовольным и испорченным мальчишкой. Они взяли мой «бьюик», последовали за Трэнаванами по Эдмонтонской дороге и столкнули их со скалы вниз умышленно и хладнокровно, воспользовавшись тем, что Джон знал и мою машину, и их самих.
Я выдавил из себя:
— Кто вел машину?
— Не знаю. Никто этого теперь не скажет. «Бьюик», конечно, пострадал, и скрыть от меня это было невозможно. Все стало ясно, как дважды два. Я припер Говарда к стенке, и он потек, как мокрый бумажный пакет.
На некоторое время старик замолчал. Потом сказал:
— Что я мог сделать? Ведь это мои дети! — В голосе его зазвучали умоляющие ноты. — Разве отец отдаст своих детей в руки судей за убийство? И я стал их соучастником. — Теперь он заговорил тоном самоосуждения. — Я стал их покрывать, прости меня Бог. Я скрыл их за стеной из моих денег.
Я спросил:
— Это вы посылали деньги в госпиталь, чтобы помочь Гранту?
— Мое сердце разрывалось, — сказал он. — Я не хотел, чтобы на моей совести оказалась еще одна смерть. Да, я посылал деньги, это все, что я мог сделать. Но я, кроме того, не хотел терять тебя из виду. Я знал, что ты лишился памяти, и до смерти боялся, что она вернется к тебе. Я нанял частного детектива следить за тобой, но он как-то упустил тебя. Наверное, когда ты сменил имя. — Его руки судорожно хватали одеяло. — И я боялся, что ты можешь начать свое расследование в попытке вернуть себя. Я должен был как-то действовать, и я решил избавиться от имени Трэнавана: странное имя и легко западает в память. Джон и его семья были единственными Трэнаванами в Канаде, за исключением Клэр, и я знал, что, если ты наткнешься на это имя, ты можешь им заинтересоваться, и я постарался уничтожить его. Как ты на него вышел?
— Трэнаван-парк, — ответил я.
— Ах, да, — он усмехнулся. — Я и его хотел переименовать, но эта старая кляча, Давенант, не дала. Она, пожалуй, единственный человек в Форт-Фаррелле, который ни черта не боится меня. Независимый источник дохода, — пояснил он. — Как бы то ни было, я продолжал строить свою компанию. Бог его знает, для чего, но в то время это мне представлялось самым важным делом. Мне очень недоставало Джона, он всегда был мозгом нашего предприятия, но тут мне попался Доннер, и дела наши пошли очень успешно.
Судя по тону, каким он это говорил, раскаяния в том, как он вел свои дела, у него не было. Он оставался таким же крутым, неразборчивым в средствах, хотя по-своему и честным. Послышался звук быстро подъехавшего автомобиля: шелест гравия, скрип тормозов. Я обратился к сестре:
— Все записали?
Она посмотрела на меня несчастными глазами.
— Да, но лучше б всего этого не было.
— Я тоже этого хочу, дитя мое, — сказал Маттерсон.
— Мне бы следовало самому прикончить эту парочку двенадцать лет тому назад. — Он протянул руку и дернул меня за рукав. — Ты должен остановить Говарда. Я знаю его. Он теперь будет убивать, пока с ним не покончат. Он легко теряет голову и совершает ужасные ошибки. Он будет убивать и убивать, думая, что находит выход из положения, и не соображая, что увязает все глубже.
Я сказал:
— Оставим это сержанту Гиббонсу, он все-таки профессионал.
Внизу раздался стук в дверь. Я кивнул сестре.
— Пойдите встретьте его. Я не могу отлучаться, пока она здесь.
Я имел в виду Люси Эдертон, с которой не спускал глаз. Ее лицо продолжало спазматически дергаться. Когда сестра вышла, я обратился к ней:
— Так, Люси. Где они? Где Клэр Трэнаван и Мак Дугалл?
Холодок пробежал у меня по спине. Я боялся за них, боялся, что эта безумная женщина убила их. Маттерсон вяло пробормотал:
— Господи, еще кто-то?
Я не ответил ему.
— Люси, где они? — повторил я. У меня не было к ней жалости, я знал, что пойду на все, чтобы вырвать у нее ответ. Я вытащил охотничий нож. — Если ты мне не скажешь, Люси, я выпотрошу тебя так же, как потрошу дичь, с той только разницей, что тебе придется все это хорошенько прочувствовать.
Старик ничего не говорил, но дыхание его участилось. Люси тупо смотрела на меня. Я сказал:
— Ладно, Люси, ты сама этого хотела.
Я должен был получить от нее ответ как можно быстрее, прежде чем появится Гиббонс. Он не одобрил бы моих методов добычи информации.
Люси вдруг захихикала. Это было тихое идиотское хихиканье, которое, сотрясая все ее тело, переросло в дикий маниакальный хохот.
— Я скажу, — завопила она. — Я заперла эту шлюху в кладовой и старого дурака вместе с ней. Я хотела убить их обоих, да Говард мне не дал, идиот, черт бы его побрал.
Гиббонс слышал все это. Он открыл дверь, когда она стала хохотать, и стоял у входа с побелевшим лицом. Я почувствовал страшное облегчение и сказал, обращаясь к нему:
— Сестра уже рассказала вам?
— Да, кое-что. — Он помотал головой. — Не могу в это поверить.
— Но вы ведь и сами уже кое-что слышали. Она посадила Клэр Трэнаван и Мак Дугалла в какую-то камеру в этом мавзолее. Советую вам надеть наручники на нее, и следите за ней — это убийца.
Я держал ее под прицелом до тех пор, пока он не сковал ей руки, затем бросил ему ружье и сказал:
— Сестра вам все опишет в деталях, а я пойду на поиски Клэр и Мака. — Потом посмотрел на старика, чьи глаза были закрыты, он, видимо, мирно спал. — Нет, сначала взгляните на пациента, — сказал я сестре, — я бы не хотел сейчас его потерять.
Я выбежал из комнаты и помчался вниз по лестнице. В холле я увидел человека в халате, стоявшего с озадаченным видом. Он, шаркая ногами, подошел ко мне и спросил с акцентом, выдававшим в нем англичанина:
— Что это за суматоха? Почему у нас полиция?
— Вы кто? — спросил я его.
Он подтянулся и ответил:
— Я дворецкий мистера Маттерсона.
— Хорошо, у вас есть дубликаты ключей от кладовой?
— Сэр, я не знаю, кто вы…
— Я из полиции, — проговорил я нетерпеливо. — Ключи!
— У меня есть набор всех ключей в буфетной.
— Принесите их. И поскорее.
Я пошел за ним и проследил, как он достает ключи из шкафа, содержимое которого пришлось кстати в какой-нибудь слесарной мастерской. Затем я заставил его бегом спуститься в подвал, где находились кладовые, под стать всему дому — громадные и в основном пустые. Пока мы осматривали их, я время от времени кричал, и наконец до моего слуха донесся слабый голос.
— Вот, — сказал я ему. — Откройте ту дверь.
Он сверился с номером, выбитым на двери, неторопливо стал отыскивать в связке соответствующий ключ, а я стоял, прямо-таки дрожа от нетерпения. Дверь со скрипом открылась, и Клэр очутилась в моих объятиях. Когда мы оторвались друг от друга, я увидел, что она в грязной одежде, впрочем, не более грязной, чем моя, что лицо ее тоже в грязи, лишь тонкие светлые полоски оставались там, где текли слезы.