И синьорина да Риальто высоко подняла бокал с водой, будто произнося тост.
– Филомена вышла замуж за дожа Муэрто, – быстро и четко проговорила Карла.
Бокал упал, Маура уставилась на подругу, приоткрыв ротик.
– Что?
– На обряде обручения с морем на «Бучинторо» напал морской кракен, и синьорина Саламандер-Арденте спасла тишайшего Чезаре, изгнав чудовище из лагуны.
– Чудовище? Погоди, то есть она изгнала не дожа, а кракена?
– Я тоже удивилась. – Карла отпила воды и поставила бокал. – Но так говорят. Пока мы с тобой жарились под свинцовой крышей, ожидая допроса, Филомена вступала в брак.
– И теперь?
– Совет десяти, приложив… кхм… хвост к носу и выяснив личность догарессы, желает, чтоб я, пользуясь дружеским расположением последней, оставалась подле нее в качестве придворной дамы, то бишь фрейлины.
– А я?
– А тебе придется искать другого мужа, милая. – Карла подмигнула.
– К свиньям мужей! – Маура порывисто вскочила на ноги. – Я тоже хочу в дамы! Какая прелесть! Мы утерли нос Раффаэле, мы увели красавчика дожа у нее из-под носа! О! Я желаю вернуться в школу и посмотреть в лживые голубиные очи! Ха! Ха-ха-ха!
Синьорина да Риальто бросилась на постель и задрыгала ножками в восторге:
– А разбитое сердце Эдуардо излечит лишь новая любовь! Надо намекнуть братцу, что черноглазые брюнетки – самые верные.
Синьорине Маламоко матримониальные планы подруги на ее счет удовольствия явно не доставили, она проворчала:
– Еще неизвестно, примут ли нас с тобой в роли фрейлин.
– Это Филомена! Наша аквадоратская Львица!
– Если бы все здесь зависело лишь от ее желания…
– Если уж от желания правительницы ничего не зависит, то, позвольте узнать, куда катится этот мир? – патетически вопросила Маура. – Найди мне платье, Таккола, я на три-четыре выбью нам эти должности.
Платье нашлось, такое же белое с золотым позументом, как и у Карлы. Последняя пошутила, что Панеттоне выглядит в нем как пана-котта, сливочный пудинг.
– Умерьте ваши каннибальские сравнения, донна Галка, – с учительскими интонациями проговорила блондинка. – И ведите нас к драгоценному зятю, ведь мы все, ученицы «Нобиле-колледже-рагацце», сестры друг другу.
«Драгоценного зятя» нигде не находилось. Синьор Копальди, пойманный на лестнице, сбивчиво объяснил, что его серенити готовится… К чему-то готовится. А донна догаресса, напротив, к этому не готова, и что… Кто?.. Сестры?.. Подруги?.. Какая удача!
– Ничего не поняла, – пробормотала Карла, когда в сопровождении стайки горничных они шли по коридору.
– Мы спросим Филомену, – махнула рукой Маура.
Белоснежные двустворчатые двери распахнулись. Синьорина Саламандер-Арденте, или скорее синьора Муэрто, спала. Она лежала на огромной кровати в центре расписанной облаками и херувимами комнаты. Из каждой ноздри догарессы торчало по соломинке, что делало ее похожей на моржа, у правой руки на постели стоял таз с водой, а на лице, точнее на губах, дремала крошечная красная ящерка.
«Это какая-то насмешка, – думала я, выныривая из обморока. – Когда мне решительно необходимо лишиться чувств, например, когда меня раздевают деревянные болваны, сознание при мне, а когда пришло время насладиться наказанием притеснителей, держите, синьорина Саламандер-Арденте, забытье».
– Это обезвоживание, ваша серенити, – бубнил мужской голос. – Донну догарессу надобно раздеть и уложить в ванну.
На слове «раздеть» я дернулась и замычала.
– Она приходит в себя.
Голос принадлежал толстячку в белой хламиде. Он, встретив мой взгляд, низко поклонился. Я кивнула в ответ и, опершись на руки, села. Мы были в спальне, похожей на внутренности жемчужной раковины. У одра, кроме лекаря, стояли также синьор Артуро с блокнотом наперевес и тишайший Муэрто.
– Раз все живы, – сообщил последний, – моего присутствия не требуется. Артуро, дружище, распорядись тут без меня, и пусть она будет готова к восьми. Как только выстрелят фейерверки, поставь ее справа от лестницы Гигантов, и пусть она медленно и размеренно прошествует к трону.
И, развернувшись на золотых каблуках, дож пошел к двери.
– Нет, постой… – Он замер. – Дай ей блокнот, пусть она напишет, что за странная саламандра бегает за ней и жжет огнем из-под хвоста наших слуг.
Я посмотрела на блокнот.
Чезаре добавил с нажимом:
– И куда эта тварь, я, разумеется, имею в виду треклятую ящерицу, а не дражайшую супругу, делась?
Прислонившись спиной к изголовью, я каллиграфическим почерком вывела направление, куда немедленно следовало устремиться дражайшему супругу, по моему скромному мнению. У меня пять братьев, ваша серенити, уж таких словечек у меня изрядно.
Тишайший Муэрте угадал слово с трех букв и хмыкнул:
– Подожди ночи, шалунья, и мы вместе…
Он многозначительно умолк, и все присутствующие, кроме стронцо Чезаре, покраснели.
– Я верю в тебя, Артуро! – сказал дож, потрясая перед грудью сомкнутыми ладонями. – Дружище, ты справишься.
И сапожищи его отбили удаляющуюся дробь по паркету.
– Ванна, дражайшая донна? – спросил, справившись со смущением, лекарь.
Я покачала головой, вырвала из блокнота лист с гадостями и написала на новом:
«Любезный профессоре, благодарю вас за заботу. Не смею более задерживать…»
Когда старичок ушел, я обратилась к Артуро:
«Таз с водой, пожалуйста, и трубочки для мыльных пузырей».
Помощник выглянул из спальни, отдал приказ, и через пару минут у меня был таз и ворох соломинок.
«Спасибо, – написала я. – Который сейчас час?»
– Почти пять.
«Разбудите меня не позднее семи вечера. Пусть ванна и платье будут уже готовы».
– Как прикажете, – кивнул Артуро. – Вам придется сначала несколько часов сидеть подле его безмятежности на троне, а после – за столом во время банкета почти до полуночи. Дона Филомена, вам хватит на это сил?
Я уверенно кивнула. Помощник удалился.
Мне просто нужно попить и поспать, и я справлюсь со всем. О разводе подумаю завтра или во время банкета. Сейчас нужно позаботиться о теле.
Я вставила в нос две соломинки и опустила их в таз, потягивая воду. Ощущения были неприятными, но не смертельными.
Что там стронцо Чезаре говорил о Чикко? Она сбежала? Малышка прячется от чужих. Не дается им в руки. Надеюсь, она найдется, очень надеюсь.
Сквозь подступающую дрему мне показалось, что саламандра юркнула ко мне на постель, пробежалась по волосам, скользнула к лицу и распласталась своим мятно-прохладным тельцем поверх фарфоровой нашлепки.
Губы покалывало, но у меня не осталось сил даже на то, чтоб поднять руку. Я лежала на спине и смотрела на резвящихся на потолке херувимов. Каждый из них был похож на Мауру да Риальто, поэтому, когда двери распахнулись и я опустила взгляд, поначалу мне показалось, что это продолжение сна. Но рядом с Панеттоне стояла Карла, вовсе на херувима не похожая.
– Кракен меня раздери! – проорала я, и Чикко скользнула к моему уху. – Какие ужасные платья!
– Что у тебя в носу? – проорала синьорина Маламоко.
Чертов таз полетел к стене, потому что Карла ринулась обниматься, и он ей мешал.
– Это саламандра? – орала Маура, запрыгивая на кровать с другой стороны и отводя от уха мои волосы.
– Это Чикко! – Я выдернула трубочки и провела по губам кончиком языка. Моя крошка-саламандра расплавила фарфор кукольника. – Настоящая мадженте.
– Ты высидела яйцо?
– Ты вышла замуж!
– Мы познакомились с вампиром!
– Этот стронцо Чезаре хотел убить беременную самку головонога!
Мы орали все одновременно. В полураскрытую дверь заглянули горничные, после чего створки почтительно закрыли. Но я знала, что про «стронцо Чезаре» стронцо Чезаре непременно доложат.
– Головоног? – переспросила Карла уже нормальным голосом. – Говорят, это был кракен.
– Кракены вымерли сто лет назад.
– Кстати, о возрасте, – хихикнула Маура. – Мы вчера ночью познакомились с чудовищным князем Мадичи. Он вампир и красавчик.
Я посмотрела на Карлу, та закатила глаза.
– Ах, и еще, – синьорина да Риальто дернула меня за волосы, привлекая внимание. – Совет десяти приставил Карлу шпионить за новой догарессой, так что будь любезна назначить нас своими фрейлинами, чтоб шпионить было удобнее.
Я посмотрела на Карлу, та смущенно кивнула.
– Рагацце, – голос дрогнул от чувств, – роль догарессы у меня ненадолго. Как только я получу развод…
– Какой развод?
– Опомнись, Филомена!
Я расплакалась:
– Эдуардо… честь… любовь… стронцо… Чезаре…
– Ты что-то поняла? – спросила Таккола Мауру.
– Филомена любит Эдуардо, – пояснила та и промокнула мне лицо скомканной простыней, – и только за него хочет замуж. Твой кузен ей противен, даже несмотря на то что он дож и красавчик…
Я бросила в нее подушкой.
– Ладно, про красавчика я досочинила. – Панеттоне увернулась. – В общем, Филомена собирается хранить свою невинность для моего брата и получить развод на основании несовершения супружеского долга. Все правильно?
Я радостно кивнула.
Карла посмотрела на меня с сомнением:
– Противостоять плотским мужским желаниям?
Тут я перестала реветь и хитро улыбнулась:
– Меня в деревянном ящике прислал его безмятежности князь Мадичи.
– И?
– И рискнет ли твой кузен-сластолюбец разделить ложе с вампирской ставленницей? Вдруг у меня отравленные слюни или в мое сознание вложили приказ перегрызть супругу яремную вену, как только он… ну не знаю, что-нибудь эдакое сделает?
– Давно ты это придумала? – после паузы спросила синьорина Маламоко.
– Буквально сей момент, – пожала я плечами. – Когда у меня в голове сложилось «вампир» и «гаденыш Мадичи». Это твой кузен так называет его сиятельство.
Подруги переглянулись, что мне не понравилось.
– Ну а на крайний случай у меня есть еще один план. – Дождавшись почтительной тишины, я продолжила: – Стать вдовой и уже тогда выйти замуж за Эдуардо.