– А если он спит? – в сотый раз вопрошала я, преодолевая галерею.
– Приляжешь рядом? – веселилась Карла. – Предполагать, что именно придет в твою рыжую головку, любезная догаресса, бесполезно.
– А если ночью это не он залез в мою спальню? Как я тогда заставлю его помочь?
Князь не спал. Мы обнаружили его в полутемной библиотеке второго этажа, за плотно задернутыми шторами и с книгой на коленях.
– Серениссима, – прошелестел он, поднимаясь. – Вы удостоили меня ответным визитом?
– Так, значит, это вас спугнула ночью крошка-мадженте, ваше сиятельство? – Я присела в реверансе. – Вы желали со мною побеседовать?
Ура! Экселленсе не отпирался, что облегчало мне задачу. Донна Маламоко тоже поклонилась и устроилась в кресле, стоящем у стены, я заняла то, что было напротив хозяйского. Серые глаза вампира блеснули, когда он рассматривал мои кинжалы.
– Всего лишь хотел убедиться, что моя тишайшая догаресса жива и здорова после несчастного случая. Поверьте, если бы не чутье вашего волшебного питомца, мой визит остался бы вами не замечен.
– Вы поставили под удар честь замужней синьоры!
Краски я слегка сгустила. Дворец дожа похож на проходной двор, князем больше, князем меньше. Он всегда мог сказать, что заблудился, и ему бы поверили.
– Я счел риск оправданным.
– Чем оправданным?
– Разумеется, моими пылкими чувствами, тишайшая догаресса. – Пылкость экселленсе не давалась, но он старался изо всех сил, даже приложил к груди руки, будто сердце из нее вот-вот грозило выпрыгнуть. – Ведь от вас не укрылись знаки внимания…
– Нет, не продолжайте! – испуганно перебила я. – Пощадите мою скромность, ваше сиятельство. Я ведь, в сущности, простая провинциалка, не искушенная ни в искусстве беседы, ни во флирте. Мне, не скрою, льстит ваше дружеское участие.
Вампир воздел руки в защитном жесте, я поднажала с экспрессией:
– И в честь нашей дружбы…
– Лукрецио.
– Простите?
– Друзья называют друг друга по имени, Филомена.
Кракен меня раздери, лучше бы он не улыбался! Сколько зубов!
– В честь нашей дружбы…
– Лукрецио.
– Лукрецио, – согласно кивнула я, – осмеливаюсь просить вас о помощи.
– Вам достаточно приказать.
– А я предпочитаю просить.
Карла многозначительно кашлянула. Время сиесты не бесконечно, а я трачу его на ерунду.
– Мне нужен учитель музыки, – пошла я ва-банк.
– Чем же вас не устраивает этот смешной синьор с мозолью от виолы на подбородке, который ежедневно является в школу?
– В этом искусстве я не преуспела. Мне нужно нечто эффектное, оригинальное, волшебное, чтоб победить в состязании.
– Победить?
– Да! Ваше… То есть Лукрецио. Мои соперницы – прекрасные музыкантши, я на их фоне теряюсь.
Шелестящий смех вампира мог вызвать ужас.
– Теряетесь? Вы? Но прочь неуместное кокетство, моя тишайшая. Вы обратились по адресу. Идемте.
Он поднялся и толкнул дверь смежной комнаты. Мы с Карлой последовали за хозяином и оказались в музыкальном салоне, превосходящем размерами библиотеку. На полочках шкафов лежали разнообразные инструменты – духовые, струнные, ударные, крышка клавикорда была откинута.
Князь подошел к нему, сел на табурет, заколотил по клавишам белыми пальцами.
– Проверим диапазон вашего голоса, Филомена.
Послушно повторяя ноты за инструментом, я подмигнула Такколе.
– Прекрасно, – решил вампир через несколько минут. – Вы владеете арфой?
Я посмотрела, куда он показал. Арфа была огромной, инкрустированной перламутром махиной. Владеть этим чудищем? С сомнением кивнув, я отодвинула Карлу и заняла место у инструмента, в отличие от клавикорда оказавшегося крайне расстроенным. Пробежавшись по струнам, я подкрутила колки, добившись чистоты звучания. Единственная мелодия, пришедшая в голову – старинная колыбельная, которую напевала мне в детстве матушка, – в исполнении арфы звучала странно торжественно.
– Любопытно, – прошелестел экселленсе. – Вы знаете слова песни?
– Нет, – вздохнула я. – Разумеется, для концерта мы подберем другую композицию.
– Оставим эту, – азартно возразил князь. – Что касается текста…
Он взмахнул рукой, побуждая меня играть, и начал петь. Сначала неуверенно, будто вспоминая, затем четко и убежденно. Слов я не понимала, язык был незнаком, но звуки его, ритм звучания будили целый океан чувств. Мне казалось, что лицо овевает соленый бриз, а свет полуденного солнца, аквамариновый, туманный, подчеркивает силуэт далекого острова.
Отняв руки от арфы, я с удивлением заметила, что Карла плачет.
– Таккола?
– Все хорошо, Филомена, просто… – Девушка смахнула слезы и улыбнулась. – Первое место в конкурсе тебе обеспечено. Что это за язык, ваше сиятельство?
– Одно из древних, мертвых уже наречий, – ответил вампир. – Однако, рагацце, для победы нам еще придется постараться. Пальцам донны Филомены недостает беглости.
Кроме рук, проблема была еще и в тексте. Мертвое наречие не имело буквенных обозначений, а записать слова аквадоратским шрифтом князь мне не позволил:
– Только вслух, Филомена, только из уст в уста.
До конца сиесты оставалось менее часа, его мы посвятили заучиванию и тренировке. Из уст в уста. Звучало двусмысленно, особенно от друга Лукрецио. Чтоб разработать мне кисть, он брал меня за руки и массировал каждый палец по очереди. Прикосновения экселленсе были холодными и твердыми, будто фарфоровыми.
Когда синьорина Маламоко скомандовала отступление, мы попрощались с хозяином, условившись о следующей встрече. И назавтра Карла терпеливо наблюдала наши занятия, и послезавтра.
Сегодня репетиции не предполагалось. В полдень меня ждал Мусорный Совет, и в школу отправилась только Таккола, оставив мне в помощь Мауру.
– Он опять с тобой не ночевал? – спросила Панеттоне, отрывая меня от чтения бумаг. – Твой супруг Чезаре.
Мы сидели в моем кабинете и готовились к заседанию.
– Может, он предпочитает проводить ночи с синьориной Раффаэле?
Я знала, что нет, потому что алебастровые покои, предназначенные для новых фрейлин, до сих пор пустовали. И Паола, и Бьянка оставались пока в школе, а уж в «Нобиле-колледже-рагацце» разделить с кем-то ложе даже его серенити было бы проблематично. Хотя, кто знает, эта драная кошка Голубка вполне могла бы взобраться по стене дворца к чужому мужу.
Но мне хотелось услышать от Мауры заверения в супружеской верности. Она, разумеется, рассыпалась в утешениях, которые меня не удовлетворили. Стронцо Чезаре, что ж ты со мной делаешь? Неужели я ревную?
В кабинет вошла Инес:
– Заседание начнется через четверть часа.
Донна да Риальто кивнула:
– Можем идти.
– Его безмятежность желает поговорить с супругой наедине.
– Он предупредил о визите? – спросила я, с самым деловым видом сворачивая документы.
– Нет, – хихикнула горничная. – Тишайший Муэрто ругается в коридоре с кожевенной гильдией и велел мне задержать донну Филомену до тех пор, пока он не закончит.
– Ступай, – сказала я Мауре. – Присоединюсь к заседанию после беседы с дожем.
Девушки вышли. Мне не сиделось, и я принялась ходить из угла в угол. Сейчас я увижу Чезаре. О чем он хочет говорить? О Паоле? О своем ко мне охлаждении? Как мне его встретить? Равнодушно или с показным радушием? Как я одета?
Зеркал в кабинете не было. Вдруг я испачкала щеки чернилами? Вдруг волосы в беспорядке?
Пальцы коснулись прохладного тельца Чикко. Она привычно дремала, обхватив мою мочку.
– Готовишь залп огня в мою честь?
Дож был в церемониальной парче и рогатой шапке. Он захлопнул дверь, оставив синьора Копальди в коридоре, и, быстро подойдя к столу, сел на его краешек, скрестив на груди руки.
– Как почивал любезный супруг? – вопросила я елейно.
Глаза цвета спокойного моря смотрели на меня серьезно.
– Чему обязана удовольствием от вашего визита?
– Иди сюда. – Тишайший порылся в кармане, извлек носовой платок, свободной рукой привлек меня к себе и принялся вытирать мне лицо. – Какой кошмар. Догаресса-грязнуля. Ты макала нос в чернильницу?
Его пальцы были теплыми. Мне стало стыдно. И вовсе не от пятен на коже, а от удовольствия, которое мне дарила эта случайная близость. Ветреная девица Филомена. Опомнись! Ты буквально на днях похоронила, фигурально выражаясь, любовь всей своей жизни. Ты должна плакать и страдать, а не позволять какому-то Муэрто…
– Что такое Изолла-ди-кристалло? – быстро спросил «какой-то Муэрто».
– Остров.
– Чей?
– Мой, то есть наш. Он принадлежит фамилии Саламандер-Арденте. А почему вы спрашиваете?
– Что на нем?
Я отстранилась.
– Решительно ничего особенного. Вы не ответили.
– Можешь показать его на карте?
– Могу, – кивнула я резко, – но не хочу. Если наша беседа окончена, позволю себе откланяться, ваша серенити, дела не ждут.
– Ах да, – Чезаре смотрел на карту, висящую на стене, – Мусорный Совет. У нас есть время, пока стариканы вспомнят, как кого из них зовут и для чего они приковыляли во дворец в этот жаркий денек. Филомена, ну не ломайся, покажи.
Я подошла к карте.
– Где ты ночевал эти дни?
– В своей каюте, разумеется. – Чезаре привстал, вытягивая шею. – Мне пришлось нанести визит на Мурано, чтоб… Не важно. Ну?
– Неподалеку от Трапанского архипелага, – ткнула я пальцем.
Тишайший спрятал платок, пошелестел парчой, извлек серебряный тубус, из него – исчерченный линиями полупрозрачный лист, тоже оказавшийся картой.
– Здесь? – Он расправил бумагу на столе. – Филомена, там нет никакого Изолла-ди-кристалло.
– Он крошечный, – фыркнула я. – Это атолл, охватывающий кольцом лагуну самого аквамаринового в мире цвета. Разумеется, Хрустальный остров существует.
– Один достойный синьор с Мурано поведал мне, что твой фамильный Изолла-ди-кристалло – просто легенда, и ни один человек его не видел.
– И поэтому в сундуке моего родителя пылятся документы на владение?