— Быстро пошла!
— Под дождик всегда так. Притомился карась от жары.
Румянцев снял карасика с крючка, забросил в мое ведро и отложил удочку в сторону.
— Вы мне сделали воистину щедрое предложение. Саша, дай Указ.
Безбородко вытащил из кармана знакомый мне пакет. Указ, о котором упомянул генерал-фельдмаршал, я знал до последней буквы. «О составлении Заднепровского наместничества из земель, именуемых Восточный Едисан, отошедших к Российской империи по миру с Турецкой империей, заключенному в селении Кучук-Кайнарджи летом сего года». Кому поручалось «составление и главноначальство» новообразуемого наместничества сказано не было — вместо фамилии оставлено пустое место. Осталось лишь вписать, и Румянцев догадался, кто туда попадет. Он — собственной персоной!
— Вам что-то осталось непонятно?
— Ведь это же вице-королевство! — немного нервно произнес Румянцев. — А на какие шиши?
Да, именно вице-королевство, ведь усмотрению наместника, как гласил Указ, поручались «отношения с иностранными государствами, а именно: с Турецкой империей, Речей Посполитой и обретшим независимость крымским Ханством в вопросах, касающихся охраны и нерушимости южных границ, дел торговых, мореходных, консульских и прочих». Он же по своему выбору мог выделять новые области и уезды, имел все права учреждать морские порты на Черном море, равно как и крепости, города, торги и селения. Получал всю полноту военной и гражданской власти над огромной территорией между Днепром и Южным Бугом, но при условии, что не будут нарушаться общие основания управления Российской империей. Собирай подати, не препятствуй воинскому призыву, не уклоняйся от исполнения царских указов, следуй законам государства. Все прописано четко и ясно.
— Деньги и люди — вот два главных вопроса, решив которые мы освоим эту благословенную землю. Где сокровища Царьграда?
Мои слова выбили Румянцева из колеи.
— В крепости Александршанц, в устье Днепра.
— Вот вам и деньги.
Ошеломленная реакция генерала на столь простое и оригинальное решение мне показалась забавной.
— Теперь по людям. Как вы понимаете, никаких купленных в Центральной России крепостных не будет. У вас будут три помощника. Первый — это мой Указ о веротерпимости. Мы сможем начать широкую переселенческую кампанию из Европы, в первую очередь, из немецких земель. Лютеране, протестанты, католики — все они устремятся в Заднепровское наместничество при условии, что вы обеспечите им охрану, а в вопросах своей веры они не встретят притеснения. Второй помощник — это флот.
— Флот? — удивился Румянцев.
— Да, именно флот. По мирному договору мы получили право проводить свои корабли через проливы. Где сейчас Средиземноморская эскадра?
— О ней давно нет известий. Полагаю, плывет в Кронштадт.
— Жалко. Тогда остается черноморский флот. С его помощью я предлагаю вывезти всех желающих из Греции. Огромное количество людей нам помогало в последней войне. И теперь они разумно ожидают репрессалий со стороны османов — новая война на островах не за горами. Спасти их и одновременно помочь развитию наместничества — более чем благородная задача.
— Нам многие помогали и в Силистрии, и в Царьграде… Не только греки, но и болгары, сербы… И уже вывозили…
— Отлично! Это я упустил из виду. Вам все карты в руки. Теперь третий помощник. Это армия. Да-да, ваша в том числе. Согласно моему Указу все прослужившие более пяти лет могут покинуть службу. Так мы постепенно избавимся от рекрутчины. Предлагаю за символические деньги раздавать участки ветеранам, а для прочих будет аренда, которой вы будете наделять переселенцев по согласованному с правительством договору и тарифам.
— Это что же получается? Вся земля в наместничестве будет мне принадлежать, государь?
— Я разве не сказал? Да, именно тебе, генерал-фельдмаршал. Награда за выигранную войну. Еще жалую тебе титул Задунайского! Если, конечно, мы договоримся.
Румянцев сглотнул и провел ладонью по высокому лбу, словно желая помочь мозгам быстрее впитывать информацию. Мой царский «подгон», в отличии от моего тыкания в ответ на’государя', не укладывался в его сознании. Одним росчерком пера я мог превратить его в крупнейшего в Империи латифундиста. Да что империя, бери выше — в мире! Испанские-то вице-короли уже утратили свои необъятные владения в Южной Америке. Получить в личную собственность территорию размером с крупное европейское княжество или герцогство — такое дорогого стоило.
— Я не понимаю, — честно признался Румянцев. — Почему вы уверены, что я, обосновавшись за Днепром, не брошу вам вызов?
Конечно, я боялся. Своими руками создать себе Вандею — такое вполне могло случиться. Но плюсы солдатской колонизации юга России и понимание, что лучшего защитника русско-турецкой границы, чем Румянцев, мне не найти, перевешивали все риски. Идеального решения не существовало, да и где мне найти толковых администраторов, способных потянуть такую работу? Все это я и попытался донести до генерал-фельдмаршала.
В его глазах росло понимание. Найдя общий язык, мы смогли пойти еще дальше и обсудить широкий круг вопросов. Например, о возможном включении Екатеринославской губернии в наместничество при условии изысканий железной руды в Кривом Роге. О моей идеи договориться с турками построить у крепости Хаджибей город порто-франко и через него развивать зерновую торговлю, используя очень хорошую тамошнюю бухту. О взятии под контроль сивашских соляных озер и организации ее добычи в промышленных масштабах, ведь соль в нынешнее время — это настоящее белое золото. Пусть это и территория крымчаков, но наш ручной хан может отдать промыслы в аренду.
— Ханство… — задумчиво произнес я. — С ним нужно что-то решать. Независимость — это промежуточное решение.
— Османы посчитают нарушением договора, если мы ханство присоединим, — неожиданно вклинился Безбородко, и Румянцев поощрительно кивнул — видимо, он не возражал против разумной инициативы подчиненных.
— Вот и нужно нам с ними так отношения построить, чтобы из врагов в добрых друзей превратить. Через ту же торговлю.
— Посол наш в Царьграде, Обрезков не выдюжит, — задумчиво протянул Безбородко.
— А у кого получится?
— Я не знаю состава нашей дипломатической службы.
«Скоро узнаешь», — хмыкнул я про себя.
Заведя разговор о Крыме, я не мог не спросить о Долгоруковом:
— Какова будет реакция генерал-аншефа?
Разумовский снова проявил некоторую растерянность.
— Я не могу сказать. Даже не догадываюсь, как он все воспримет. И давить не буду. Каждый решает за себя. Воевать он без меня не сможет — в войсках голод и пороха мало.
Момент настал!
— Петр Александрович! Так каково же ваше положительное решение в главном вопросе? Насчет нашего противостояния.
Румянцев рассмеялся.
— Положительное решение… Именно положительное, вы правы. Но форма меня совершенно не удовлетворяет. Сдаться победоносной армии, сложить оружие? Противно нашей чести…
— Что вы предлагаете?
Румянцев, похоже, привык к моей резкой манере выхватывать самую суть.
— Присяга! На нашем берегу!
Я замялся. Сунуть голову в пасть этим волчарам? Но… Но армия не примет труса как своего истинного царя.
— Согласен!
Генерал-аншеф впечатлился, принялся нахваливать и только собрался перейти к обсуждению процедуры, как наше внимание отвлек пронзительный крик с неба. Мы задрали головы и увидели падающий на нас воздушный шар.
— Это же Суворов! — не сговариваясь, вскричали мы втроем и бросились врассыпную — нам показалось, что шар падал прямо на нас.
В последний момент, когда он почти коснулся земли, Васька Каин выбросил из корзины все, что можно, включая горелку. Шар дернулся вверх и снова рухнул — на этот раз в воду. Через несколько минут к нам присоединился мокрый генерал-поручик, выглядевший, на мой взгляд, совершенно счастливым. Я закутал его в свою епанчу. Васька прятался за его спиной, опасаясь «царской грозы». С него ручьями стекала вода.
— Иди сюда, Аника-воин! Дай я тебя расцелую!
— Точно драться не будешь? — нахохлился Васька, дрожащий не то от холода, не то от страха.
— Точно-точно! Ты же первый в мире полет на воздушном шаре совершил! Подъемы с канатом — это одно, но полет… Нужно будет медаль по этому случаю выбить! И вручу ее тебе и Александру Васильевичу. Не возражаете, господин генерал-поручик?
— О! Какой восторг!
Румянцев и Безбородко вылезли из кустов, за которыми временно прятались, и подошли. Только сейчас Суворов понял, в какую компанию попал. Он наморщил лоб.
— Нешто договорились⁈
Поле на правом берегу Оки, оставленное рачительным помещиком под травы, было безжалостно вытоптано солдатскими сапогами и конскими копытами, строившихся «покоем» для торжественной церемонии. Здесь, в глубоком молчании, застыли полки бывшей Южной армии. Пехота, кавалерия, артиллерия, пионеры, военные лекари. Знамена были приспущены, а у некоторых полков и вовсе свернуты и зачехлены. Воздух, казалось, звенел от невысказанного напряжения, от горечи недавнего, хоть и не генерального, но чувствительного поражения у Белева, от осознания неотвратимости происходящего.
Смерть Екатерины, известие о которой, подобно молнии, поразило армию несколько дней назад, выбила последнюю опору из-под ног тех, кто еще колебался. Сражаться за мертвую императрицу, когда на троне в Москве уже сидит другой, коронованный патриархом, когда столица северная — Петербург — по слухам, вот-вот падет или уже пала под натиском войск самозванца… За что? За кого?
Граф Румянцев-Задунайский, бледный, осунувшийся, но не сломленный, стоял перед строем своих генералов и полковников. Его тяжелый взгляд обводил лица соратников — тех, с кем он делил тяготы походов, горечь поражений и радость побед. Сегодня им предстояло принять, быть может, самое трудное решение в их жизни.
— Господа офицеры, — голос фельдмаршала, обычно зычный, сейчас звучал глухо и устало. — Вы знаете ситуацию, говорено не один раз. Императрицы… нет. Страна на пороге великой смуты, и кровь русская уже льется рекой. Дальнейшее сопротивление приведе